– Соревнования? – Виктория слушала с неподдельным интересом.

– Именно! – Улыбнулся демон. – Простите, еще, пожалуйста, чай и…пиццу.

Харон перевел взгляд на девушку, нахмурился, глядя как она вертела в руках пустой стакан. Он читал ее глаза.

– … Пиццу с морепродуктами, – не отрываясь от оливковых глаз, сказал Харон. – и, добавьте больше сыра.

Официант кивнул и ушел. Виктория улыбнулась и опустила взгляд.

– Как ты это делаешь? – спросила она.

– Дорогая моя, – он наклонился к ней поближе, – ежедневно, ежечасно, скорее ежесекундно, я слышу десятки сотни голосов и среди них я отчетливо вычленяю твой, о чем-то просящий меня, умоляющий. Порой невыносимо просящий прикоснуться… Но я держусь. Больше сыра и морепродуктов… Хорошо. Я понял тебя.

Виктория не переставала улыбаться. Сказка, дурацкая мистика, но демон на земле не более двух суток или около того. А девушка уже считала себя самым счастливым человеком на земле. Никогда в жизни она не испытывала такой огромной, необычный спектр эмоций. И, конечно, она была полностью и бесповоротно помешана на любви к нечеловеческому, к коварному, лживому существу. Она ни разу за все время не подумала, что она – дура! Она не считала, что любить – дурно. Неважно кого при этом. Это общество навешало ярлыков, что любить бедняка – стыдно, а толстобрюхего миллиардера – стыдно, но хорошо. Любовь не знает, что такое зазорно, общество – знает. Более того, оно решает и навязывает свое мнение. Окружение говорит, кого любить хорошо, а кого плохо. Чтобы выжить, приходится прислушиваться… Лишь только тем, кто не влюблен по настоящему. Общество может навязать свою волю только тем, кто не испытывает искренних чувств, не понимает того, что слово, неважно кем сказанное, может убить.

Девушка погрязла в сказке, красоте лица демона. Она сходила с ума, когда видела, как мило и выразительно поднимался уголок его губ; зачарованно смотрела, как его глаза пожирают ее, так сладко они прищуриваются, разглядывая ее в упоительном экстазе; движение его рук, плавные, змеиные и такие нежные, несмотря на всю мужскую грубость; его запах… О боже, его запах. Один лишь он манил и без того безумную голову. Его невозможно описать, но почуяв его, Вика просто хотела, чтобы этот мужчина обнял ее, прижал к себе, поцеловал; чтобы она почувствовала себя защищенной; звук его голоса, слишком пьяняще-манящий, голос можно было слушать часами, струящийся сквозь разум, окутывающий собой сознание. И даже, когда Харон молчал, эхо его голоса продолжало звучать, не отпуская от себя ни на секунду.

– Почему между вашими мирами идет соревнование? – Виктория пыталась отвлечь себя от мыслей о Хароне.

– Запутанная, тяжелая…война. Бог всегда хотел быть хорошим. Он хорошо говорил, красиво, люди ему верили. Верят до сих пор. Но он не дал им права выбора и смело говорит о своих благодетелях, выставляя себя сундуком хороших качеств. Мы были низвергнуты по его воле… Мы отреклись и теперь у нас есть право голоса и выбора. Люцифер – строгий властитель, может обязать кого-то делать то, что ему надо, но он никогда не будет заставлять людей верить в него. Люцифер всегда призывал людей к материализму. Бог, в свою очередь, говорил об идеологии, о любви к тому, кого люди даже никогда не видели. Господь вообще не очень любит посещать своих подчиненных… Люцифер не брезгует спуститься к людям, провести с ними пару недель….

– Люцифер живет среди людей? – Удивилась Виктория.

– Бывает. Когда ему становится тягостно, он опускается на землю. Богу тягостно не становится, ну или он просто не хочет к вам спускаться. Своими антигосподними делами вы его и так утомили. Я не хочу погружать тебя в наше «небесное» недопонимание. Оно длится уже не одно тысячелетие и порой мы уже сами не понимаем, за что и почему происходит то, что происходит.

– Мда… – Виктория вздохнула, – разногласия – всегда неприятно. Так значит, вы всегда спрашиваете разрешения?

– Практически.

– Подожди! А если вы хотите убить, тоже разрешения спросите?

– Как-то я сказал тебе, что демоны много врут… Если я хочу кого-то убить, то это дело – нехитрое – заболтать человека и заставить его самого согласиться на свою смерть. Если перед тобой Абаддон, то он даже спрашивать не будет ничего. Просто оторвет голову и съест. На самом деле, Виктория, у каждого духа, демона, черта – свой индивидуальный характер. Кто-то захочет поиграть с тобой, кто-то поговорить, кто-то просто распотрошит на микрочастички и атомы…

Виктория еще долго пытала Харона вопросами о мироустройстве ада. Демон покорно отвечал на все и практически не лукавил.

Внезапно, ему показалось, что Виктория – не самая худшая компания в мире. Более того, она ему нравилась. Конечно, он понимал свое природное влечение к женщинам. Они все ему нравились, правда на одну ночь. Но Харон никогда не обещался с ним ни до, ни после секса. Виктория стала первой женщиной из человеческого мира, с которой демону привелось проводить время. Он поймал себя на мысли, что ему интересно, как складывается жизнь у человека, что и через что он проходит, что чувствует, как переживает. Ведь Харон смотрел на людей лишь сквозь сны…Он привык к тому, что сон – это то, чего не существует. Те люди, во сне, ничего не знают об истинности чувств, не знают, что такое стыд, смущение. Безликое существование в тени собственного сознания. Харону действительно стало интересно, насколько сильно люди вживаются в реальность, забывая о своем истинном характере.

– Наверное, теперь моя очередь дальше задавать вопросы, да, детка? – Харон открыл дверь, пропуская девушку вперед.

– Похоже на то, – она улыбнулась ему, с опаской взяла его за руку.

– Почему ты отталкиваешь мою ласку? – стиснул он ее пальцы, но держался на расстоянии. Ведь стоило ему позволить себе чуть лишнего по отношению к девушке, как она тут же теряла самообладание и вряд ли от нее тогда можно добиться каких-либо ответов.

Виктория отвела взгляд в сторону. Вот он и стыд, и смущение в единой форме, тесно сплетенные между собой. Красные щеки, щенячий взгляд. Харон слышал ее стыдливые мысли и улыбался.

– Я же говорила тебе….романтика.

– Да, да я помню… Я просто не очень понял, когда ее сроки заканчиваются. Сколько времени отводится на романтику у людей?

– Харон, ты задаешь такие вопросы, на которые я, к сожалению, не могу ответить. Я бы очень хотела знать, но, правда, не знаю. Это непредсказуемо… Давай просто будем жить и я буду наслаждаться твоим присутствием… потом и всем остальным. Извини.

Девушка достала мобильный, разрывающийся в сумке.

– Вась, привет! – Вика одарила замолчавшего Харона извиняющейся улыбкой. – Да, конечно. А что случилось? Уже? Встретиться?

Виктория снова виновато посмотрела на Харона. Она была в замешательстве. Подруге нужно было пообщаться, поделиться своими чувствами и переживаниями. А с другой стороны, Харон, чьи переживания Виктории хотелось знать не меньше.

– Хорошо, через сколько ты сможешь подъехать на Маяковскую? Жду тогда на площади… Харон, – Виктория обратилась к мужчине. – Поехали со мной, я познакомлю тебя с Василисой. Она моя хорошая знакомая…подруга.

– Подруга? – переспросил он. – Интересно звучит «подруга» от человека, который всем нутром отрицает дружбу, потому что не раз был предан друзьями. Почему ты снова начала верить людям и называть их друзьями? Разве это не было больно? Разочарование не оскорбило тебя до глубины души? Я вижу твои воспоминания… Вот здесь больно, когда тебя предают те, кого ты любишь? – Он взял ее за руку и приложил к своей груди. – Очень больно… Я чувствую каждый твой нейрон. Откуда в тебе столько сил снова называть кого-то другом?

У Виктории стояли слезы на глазах. Он все еще держал ее за руку у своей груди, а всю боль снова вспоминала девушка.

Конечно, он безупречно капался в прошлом Виктории. Он отчетливо видел лица тех, кого она могла называть другом и то, как эти люди предавали ее, растоптав сердце, плюнув в душу. Он снова ворошил больное прошлое, словно острые вилы пронзающее сухую солому.