– Прости. – Харон улыбнулся и опустился на кровать.

Он расстегнул рубашку и бросил загадочный взгляд на девушку. Она, онемевшая, смотрела на его тело. Мужчина погладил простыню, призывая девушку жестом лечь рядом. Вика, словно в наркотическом экстазе, смотрела лишь на обнаженный торс, на движение его глаз, рук, приподнятый уголок губ. Ее дыхание участилось, сердце колотилось сильнее и сильнее.

– Что со мной? – едва слышно спросила она, заставляя себя отвернуться от Харона.

В следующую секунду он вскочил, скинул с себя рубашку и девушка вновь оказалась в его умопомрачительных объятиях, медленно и коварно теряя рассудок.

– Это называется похоть, детка. Мой любимый порок, – шептал Харон, – одна ночь, одна жизнь. Соглашайся…

Нежные руки, бархатистые губы, слова, мягкие объятия, поцелуи…

– Послушай, – не открывая глаз, произнесла Виктория. – Нет. Это неправильная сделка.

Харон отшатнулся от нее и строгость, появившаяся на его лице, заставила девушку вновь нервничать.

– Неправильная сделка? – удивленно переспросил он.

Раздражающийся демон не верил своим ушам. Он словно начал расти на глазах, сзади него чуть ли дым не шел, лицо багровело. Девушка впадала в отчаяние.

– Я могу убить тебя. Просто так. Прямо сейчас. И тогда ты вообще ничего не получишь! Чувствуешь, как ноги наливаются цементом? Чувствуешь, как он мгновенно застывает, лишая тебя движений? Еще две минуты и он закроет твои легкие, наполнив их затвердевающим бетоном… Две минуты.

Сердце колотилось как сумасшедшее от страха. Страшно, когда внезапно осознаешь, что с каждой следующей секундой твое тело перестает реагировать на нервные импульсы, как ноги тяжелеют и перестают ощущать, и ты вот-вот провалишься вниз. В это время твое лицо и страдание на нем сжирает зловещий взгляд существа, вылезшего из преисподни.

– Минута… Теперь живот. – Демон неотрывно смотрел на девушку. – Я так устал от твоих игр. Приди, уйди, хорошая сделка, плохая сделка. Ты что, серафима во мне увидела, дитя человеческое? Как смеешь ты, отпрыск, отрывать меня от моих дел? Торговаться со мной?

Просто страх уже не мог описать переживания девушки. Это была агония страха и отчаяния. Демон даже не прикасался к ней, а внутри творился настоящий ад. Ком в горле мешал издать хоть какой-то звук, а мысли о пощаде бесконечно вертелись в голове.

Внезапно все прекратилось. Исчезла тяжесть, тонны цемента покинули тело, агония стихла. Но злость Харона явно не отступала. Он молча смотрел на хватающую воздух девушку. Она плакала от обиды и бессилия, от невозможности заполучить то, что чересчур хотело сердце.

– Господи, прости… – Виктория опустилась на колени, закрыла руками лицо и погрузилась в истерику. – Что я делаю? Господи, прошу тебя… Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое…

Она читала молитву, упиваясь слезами, уткнувшись любом в пол. Харон молча смотрел на сумасшедшую картину, затем присел на корточки и взял девушку за руку.

– Отче наш? Серьезно? – строго переспросил он. – Ты что, правда думаешь, что это сработает?

– Я в агонии, – рыдала девушка. – Мои чувства к тебе…Я предаю Бога! Раз существуешь ты, значит существует и Он! Я хочу, чтобы Он убрал тебя из моей головы! Я больше не хочу думать о тебе, я больше не хочу видеть тебя. Я больше не хочу, чтобы ты прикасался ко мне… Но я не могу справиться со своими желаниями… Бог поможет мне!

– Бог? – Харон смотрел на Викторию добрыми глазами, но с какой-то неправдоподобной ухмылкой. – Виктория, – он поцеловал ее, прижимая к себе, – я запрещаю тебе вызывать меня. Я запрещаю тебе делать, даже пытаться делать на меня какое-либо магическое воздействие. Я запрещаю тебе даже думать обо мне, до тех пор, пока ты не будешь готова отдать то, что я прошу… или мне придется убить тебя.

Харон не переставал целовать плачущую девушку, ее слезы, ее губы и щеки. Она же слушала его запреты, понимала, что с каждой секундой, с каждым его словом ей становится все хуже и хуже.

– Прощай. – Прошептал демон.

Виктория открыла зареванные глаза: она была одна. Внезапно ее словно током прошибло. Уже был рассвет, в комнате бардак, как после торнадо с землетрясением, на полу пентакль, воск от свечей и сами свечи, кругом разбросаны кучи листов… Вика сидела на полу, продолжая рыдать.

Был ли прав Харон? Была ли это похоть или проявлялись зачатки любви к чему-то запретному? Любви к существу, которое, по-хорошему, ее не заслуживает. Может, желание и страсть слились воедино с влюбленностью? Этот мужчина… Он был слишком обаятелен, слишком красив и притягателен, чтобы быть правдой. Сердце влюбилось в идеальную оболочку, в то время как разум бесконечно долго шептал об истинной сущности. Он просто насмехался над ней. Ты и многотысячелетний демон? Любовь? Ты кем себя возомнила, дорогуша?

Реальность. Добро пожаловать назад. Сколько в мире людей умоляют Всевышнего столкнуть их с реальностью? Показать, что на самом деле творится в мире? Виктория умоляла Бога отвести ее грешную душу от ошибки, в которой погрязло ее сердце. Но Он не слышал ее. Возможно, потому что она слишком тихо просила и вовсе не хотела той самой реальности. Неопределенность смущает умы, не привнося стабильности.

Плача, вытирая слезы, ненавидя себя, Виктория мыла пол, уничтожая следы своего шабаша. Огарки свечи она убирала по шкафам, складывала бумаги. С разбитым сердцем, под ласкающие землю лучи, Виктория легла спать. И вновь пустота. Нет снов, нет видений. Безжизненность….

13 июня 2013 (четверг)

Вокруг носились бледные студенты-однокурсники, шептались, трясли шпаргалками, молились. Выпускной экзамен по философии.

Виктория сидела у кабинета с книгой, ответами по билетам, тщетно читая все то, что должна была читать в течение пяти лет. Еще немного тезисов, еще немного о философах, еще две странички.

– Ну как успехи? – к ней подошел Игорь, сокурсник.

– А, не спрашивай. – Отмахнулась Вика. – Вообще ничего не знаю. Если каким-то чудом сдам, то это и вправду будет чудо. Ты? Все выучил?

– Частично. Но думаю, что-нибудь наплету. Это же философия! – он улыбнулся. – После экзамена намечается вечеринка в честь удачной сдачи…

– Удачной сдачи? – усмехнулась Вика. – Мы еще даже не в кабинете.

– Не будь такой пессимисткой. Все сдадут! Ты тоже!

– Надеюсь, ты имеешь дар предсказания… Что там насчет вечеринки?

– Короче, на Сокольниках есть кофешка. Сдаем философию и вместе едем туда.

– Скидываемся?

– Нет. Каждый за себя, ну или как решите с подружками. Есть же те, кто не пьет, чего они будут скидываться-то?

– Тоже верно! – Виктория улыбнулась. – Хорошо, если я переживу гос, то я с вами.

Парень ласково похлопал девушку по плечу и оставил ее в одиночестве.

– Драхе, ты чего здесь сидишь? – из неоткуда появился староста, – Филиппыч тебя вызывает. Давай бегом!

Виктория схватила свои тетрадки и учебники и помчалась в аудиторию.

В класс запустили пять человек. Вика подошла к столу, зарегистрировала свой билет и, не глядя на вопросы, отправилась за парту.

Первый вопрос: Схоластика. Основные тезисы. Представители. И второй вопрос: Философия марксизма.

Вика закрыла глаза. Первый вопрос был не так страшен, как она думала. В голове прокрутилось пара стартовых предложений, а дальше можно что-то рассказать.

А вот со вторым вопросом явно возникли проблемы: не успела она дочитать до философии XIX века.

Сев за стол к экзаменаторам, Вика без труда ответила на первый вопрос. А дальше началось что-то невероятное.

– Марксизм… – протянула Виктория, все больше и больше понимая, что на вечеринке праздновать ей будет нечего.

– Да, Вик, марксизм. Давай начнем с того, что ты дашь полное определение марксизма.

– Марксизм – это… – девушка нахмурилась.

Единственная мысль, слова, которые крутились у нее в голове – что делать? В таких ситуациях молчать нельзя. Никогда. Лишь слова, красивые слова, умело расставленные и подобранные, в состоянии получить всеобщее одобрение. Молчание – плохой знак, который не понимают обе стороны, участвующие в разговоре.