— Пауль? Извини, что разбудил... Послушай, я не знаю, где я, прошу, проезжай и забери. Вокруг ничего. Трасса и лес. А, вон там указатель какой-то. Уже иду, сейчас посмотрю. Написано: “Берёзки-37”. Нет, не минус тридцать семь, это километры наверное! Кажется, мы ехали в ту сторону от города, как... как в Москву ехать. Ты помнишь? Кто “мы”? Да никто — приезжай, объясню. Мне страшно, Пауль.

Сбросив звонок, Шнай благодарит небеса за то, что хотя бы сотовая связь здесь ловит. Не успевает он возрадоваться, как из глубины леса, на опушке которого и застрял разбитый автомобиль, раздаётся волчий вой.

— Ну и кому ты чего доказал, идиот? — шепчет он холодными губами.

Шнай отчётливо понимает, что этим вечером он собственными руками разрушил всё хорошее в своей жизни, всё то, чего он так долго искал и с таким трудом добивался. Такую выходку Стас ему не простит, а соврать или утаить он не сможет. Да и Пауль не позволит. Не решаясь залезать обратно в авто, Шнайдер выбирается на дорогу и ждёт помощи, вглядываясь в даль и дрожа от холода.

За сорок минут по трассе не проехало ни одного автомобиля, зато вой из чащи слышался ещё не раз. Да что же это за местность такая? Наконец, вдалеке показываются знакомые фары — Ландерс подъезжает на машине Тилля. Конечно, фары автомобиля — это не глаза, как у человека, они не могут быть знакомыми или незнакомыми, но Шнай глядит вперёд, всматриваясь в два горящих огня со сосредоточенностью тореро, концентрирующего свой взгляд на на точке меж бычьих рогов. Он точно знает, что это Пауль. Его Пауль.

Притормозив на обочине так далеко от проезжей части, насколько это возможно в условиях заснеженности, Ландерс выскакивает из авто. Шнайдер бросается к нему навстречу, но тот на него даже не смотрит — он направляется прямиком к разбитому джипу. Ощупав водителя, он лишь качает головой:

— Живой, но в отключке. Головой сильно ударился. Где скорая, Шнай? Где, блять, скорая! Ты сколько уже здесь торчишь? И кто это такой вообще? Ты бы хотя бы кровь с лица ему вытер! Где аптечка?

Обойдя джип, он лезет внутрь через вторую переднюю дверцу, и, оперевшись одним коленом о сидение, принимается шарить по бардачкам. Аптечку он не находит, зато из одного из отсеков прямо ему в руки падают пачка презервативов и флакон смазки. И без того бешеный Ландерс меняется в лице: на смену раздражению приходит настоящая ярость.

— Ты что, опять за своё? Чего тебе, блять, не хватает? Ты, ты... Поехали — дома поговорим.

— А... — Шнайдер молча указывает на находящегося в беспамятстве водителя.

— Ну я же не такой идиот, как ты!

Ландерс достаёт мобильник и набирает номер службы спасения. Поделившись данными геолокации со своего навигатора, он сбрасывает звонок.

— По закону, если вызываешь скорую, то представляться не обязан, — коротко констатирует он. — Но врачи посмотрят на это всё и сразу вызовут ментов. И, Шнай, и я блин не знаю, что ты будешь тогда делать.

— Но он моего имени не знает, вообще ничего обо мне не знает, — начинает тараторить Шнайдер.

— Значит так, заткнись и слушай. Завтра ты разыщешь этого чувака, не знаю как, но город маленький, и больниц здесь немного. И поинтересуешься, блять, всё ли с ним в порядке. И молись, молись, чтобы это было так!

Некоторое время они стоят молча, пока на горизонте не послышался вой сирены машины скорой помощи.

— Быстро запрыгивай, — Ландерс распахивает перед Шнайдером дверь своего авто, — поехали отсюда.

До города едут молча, напряжение в салоне ножом можно резать. Добравшись до Ленинской, они также молча заходят в подъезд и следуют в квартиру Шнайдера. Едва переступив порог, Ландерс льнёт к нему и придирчиво обнюхивает, затем долго и внимательно смотрит ему в глаза снизу вверх.

— Чёрт, а ведь ты даже трезвый почти! Вот как, скажи мне, как?! — он направляется к двери, не желая больше оставаться со Шнайдером в одном помещении.

— Пауль, — тот кладёт руку ему на плечо, разворачивает Ландерса к себе и крепко обнимает. — Пауль, помоги...

Насилу вырвавшись, Ландерс хорошенько замахивается и посылает свой кулак Шнайдеру прямо в челюсть. Удар получился такой силы, которой от милого аккуратного брюнета не ожидал никто из двоих.

— Я один раз готов тебя выгородить, идиот, эта твоя блядская выходка — дело не моё, но вот того, что сейчас было, я не потерплю!

Он ещё несколько раз бьёт Шнайдера по лицу, пока тот, наконец, не теряет равновесие. Попятившись, он упирается бедром в кресло и апатично опускается на мягкое сидение.

— Не знаю, чем для нас, для нас всех, слышишь, обернётся этот твой ночной загул, но завтра вечером вернётся твой как бы парень, и ты уж придумай, как объяснишь ему свою разбитую рожу. Будет интересно посмотреть, как выкрутишься! Если, конечно, тебе всё это вообще надо!

Уже в дверях Ландерса настигает жалобный шнайдеровский стон:

— Пауль, Пауль, а где мой бумажник?

С округлившимися от ужаса глазами Ландерс основа поворачивается к нему.

— В куртке? В штанах? Где твой бумажник? Если ты не найдёшь его при себе, значит очень скоро менты найдут его на месте аварии!

Чувствуя непреодолимую потребность вернуться к избиению, Пауль через усилие отпирает-таки дверь и направляется наверх. Что он скажет остальным? Что теперь будет? Он зол и разочарован одновременно. Больше всего на свете он ненавидит, когда люди не ценят того, что имеют. От Шнайдера, которого он знает с детства, которого видел на самом дне, он такого не ожидал.

Выйдя из здания избиркома, Диана в сопровождении Олли и Володьки направляется в офис ММК. Зарегистрировав её в качестве официального представителя кандидата на время предвыборной кампании, сотрудники пояснили, что как только данные о её регистрации появятся на сайте избиркома, ей начнут звонить. Ей даже посоветовали обзавестись отдельной симкой под это дело — чтобы после выборов не жалко было выкинуть. Начнут звонить все кому не лень, и ей стóит запастись терпением. Купив симку в первом попавшемся салоне сотовой связи, она активизирует её и тут же скидывает новенький номер председателю избиркома. Звони, кто хочешь, ну а пока у неё есть несколько часов, и ей остаётся только ждать. Ждать приходится недолго — едва добравшись до офиса, она получает первое сообщение на свой новый номер. Абонент определяется — с незапамятных времён он записан в памяти её телефона как “Генерал”.

“Привет, коллега. Думаю, тебе и твоим друзьям понравится. А я-то надеялся на увлекательную гонку! Кто же знал, что вы сольётесь так быстро! Ваш парень в компании племянника председателя региональной избирательной комиссии — какая прелесть! Народу понравится, народ у нас такое любит. Кажется, председатель идёт на самоотвод — налицо конфликт интересов. Кстати, он мне никогда не нравился. А кандидату своему передай, что с такими помощничками ему врагов не надо. Чао!”

Это не смс, а депеша целая. Долго сочинял, наверное, старался. Хотя... Сообщение пришло раньше, чем новый Дианин номер появился на сайте избиркома. ФСБ в действии. К сообщению прилагается линк на какой-то файлообменник. Обычно Диана на такие ссылки не жмёт, но генерал — не балабол, спам слать не будет. Убедившись, что рядом никого нет — мало ли, что там? — она открывает файл и видит коллаж из нескольких фото, явно скриншотов с записи камеры видеорегистратора внутри салона автомобиля. Какой-то неизвестный мужик держит руку на причинном месте... Шнайдера? Зажав рот руками, девушка еле сдерживается, чтобы не закричать. Она забегает в кабинет гендира, снова не постучавшись, но сегодня Тилль там один. Не говоря ни слова, она протягивает ему смартфон и в ужасе замечает, как у босса начинают дрожать руки.

====== 30. Хватит это терпеть! (Друзья старые и новые) ======

Впервые Стас встречает в своей квартире такое количество народу: гостиная плотно забита, однако разговора не получается, и каждый из присутствующих пытается изобразить расслабленность, ожидая, что ответственность за начало хоть какого-нибудь диалога возьмёт на себя кто-то другой. Тягучее напряжение рассеивает Флаке, бесшумно появившийся в дверях: квартиру никто не догадался запереть, разумно решив, что такому серьёзному собранию угроза извне сейчас вряд ли угрожает. Отдышавшись, Флаке, скидывает ботинки и вязаную шапку комичного старомодного фасона — такие были на персонажах советских мультфильмов про хоккей. Его длинный нос краснеет, как гипертрофированная пористая клубника, и прежде, чем начать говорить, он им не менее десятка раз шумно шмыгает.