— Может быть сердце? — предполагает Тилль, чтобы тут же пожалеть о сказанном.
— Может быть, — качает головой Лоренц. — Рану необходимо очистить — тащите аптечку!
Белая жестяная коробка с красным крестом на крышке появляется в его руках почти мгновенно — помог кто-то из охранников. Нет времени удивляться. Спирт, вата, бинты — всё что нужно для первичной дезинфекции: всё равно сейчас доктор Лоренц своей внезапной пациентке больше ничем не в силах помочь.
— Её нужно срочно в больницу. При попадании в организм пуля может самопроизвольно перемещаться. А вдруг она и вправду застряла где-то недалеко от сердца... Нужно оперировать. Остановив кровь и очистив рану, мы лишь отсрочим отмирание тканей. Каждая минута без профессиональной помощи — большой риск...
— Куда летим, шеф? — вопрошает пилот по громкой связи — без неё из кабины в салон он бы просто не докричался. Борт оборудован динамиками с микрофоном для обратной связи.
— Куда-нибудь за город. Подальше от населённых пунктов, — отвечает Линдеманн, тут же провоцируя волну недовольного ропота.
— Как за город? А больница? — лепечет Кирилл, втихаря крестясь.
— Ты что, не видел? B неё стреляли! Где гарантии, что при спуске на землю нам всем тоже не светит по пуле?
— Он прав! — вклинивается в чужой разговор один из охранников — тот, что раздобыл аптечку. — Мы не знаем их реальных планов! Лично я уже ни в чём не уверен! Может быть, они считают, что мы, охрана, тоже были в сговоре с... Как знать? Кирюху же никто не подозревал, а теперь попробуй докажи! Без дополнительных гарантий возвращаться в город нельзя!
— Но она же может умереть, — не отступает Кирилл. Расширившимися от ужаса глазами он таращится на кровавое пятно, оставленное на полу, ещё когда Диана лежала на нём спиной.
— Она может, мы все можем! — рявкает Тилль, и ропот на борту утихает так же мгновенно, как и возник. — Нас здесь двадцать один человек плюс Володька, то есть лётчик. Приоритеты, блять!
— Ты не прав, — шепчет Флаке, не поднимая глаз на друга, а тот не удостаивает его реплику ответом.
— Понял, босс, ищу необитаемую поляну значит, — как-то кисло, со скрипом реагирует Володька, и динамики умолкают.
Следующие полчаса машина кружит над областью — виды открываются необыкновенные: чёрно-белое мартовское покрывало, сотканное из ещё заснеженных лесов и уже почти оттаявших деревень, и над всем этим — солнце.
Раздобыв в аптечке пинцет, Лоренц аккуратно очищает рану от обожжённых тканей — рана выглядит громадной рваной кляксой с неровными обугленными краями, в центре которой запекается, начиная чернеть, кровь. “В двух сантиметрах от позвоночника”, — замечает он, но не произносит замечания вслух: кажется, с Оливера уже достаточно. Он бросает на него косой взгляд — железный Олли отполз к стеночке и смотрит прямо перед собой, ничего не замечая. Оливер сейчас в анабиозе, но скоро он очнётся от спячки и обернётся ходячей бомбой. Только бы бед не натворил — они же на высоте да в замкнутом пространстве... Олли, держись.
Очистив рану, Лоренц недовольно морщится — даже после ковыряния в ней пинцетом, даже после щедрого сдабривания открытой дырки в спине медицинским спиртом, после того, как он напихал туда ваты и закрепил результат двумя полосками лейкопластыря, Диана не дёрнулась. Почему она не чувствует боли? Она без сознания, но вдруг задеты какие-то нервные окончания... Боже, только бы добраться до больницы. Лоренц недобро поглядывает на партнёра — Линдеманн картинно отвернулся к иллюминатору и делает вид, что ничего особенного не происходит. “Ты не прав”, — снова думает Флаке. Говорить бесполезно — это он уже понял. Команда не может без лидера, а они слишком долго играли в демократию, и кажется, у Тилля отказали тормоза.
— Внизу заброшенная заправка — асфальтовое покрытие, можем попытаться сесть. На поле сейчас не сядешь — там топь. Ближайшая деревня в двенадцати километрах. Жду приказа, — динамики разрывают мрачную тишину, и все тут же льнут к иллюминаторам. Ржавые железные щиты с полустёртыми логотипами “Юкоса” угадываются даже с высоты. Настоящий абандон — хоть постапокалипсис снимай. По области таких десятки, а по стране...
— Сажай машину, — Володька ждал приказа, старый служака, а Линдеманн его отдал, хотя на раздачу приказов его никто не уполномочивал.
Щербатый асфальт, мокрый и блестящий, принимает многотонную машину. Володька заглушает винты, они тихнут не сразу — около минуты уходит на то, чтобы единственным ветром, гоняющим мусор по заброшенной заправке, остался ветер природный, полевой. Один за другим люди спускаются на землю — размяться, почувствовать землю. Убедиться, что сотовая связь здесь не ловит, а вокруг действительно никого и ничего.
Едва высадившись, Флаке догоняет Линдеманна, подхватывает под руку и уводит в сторону. Полуразрушенное здание, бывшее когда-то магазинчиком при заправке, служит им укрытием от посторонних взглядов. Флаке ощупывает себя — список, завёрнутый в пластиковый файл, он запрятал во внутренний, застёгивающийся на молнию карман комбинезона, а пистолет — в глубокий наружный карман правой брючины. И у Линдеманна, и у Риделя с собой по отобранному у охраны стволу. За то, что пленники разбегутся, друзья не переживают: бежать-то некуда.
— Ну и куда ты нас приволок... — шипит Лоренц. — Ты что творишь?
— Слушай, — прерывает его Тилль. — Сейчас я поднимусь на борт, один, и мы с Володькой отправимся ловить сеть. Я свяжусь с нашими и узнаю новости. Как только удостоверюсь, что путь чист, мы сразу же вернёмся в город. Гарантии...
— Да заколебал ты со своими гарантиями! Если Дианка умрёт...
— Я знаю. Я знаю.
Убедить Риделя покинуть пассажирский отсек и вместе с девушкой остаться ждать новостей на земле, было непросто. Но Линдеманн настоял — на разведку он отправится один. А что, если кому-то там, в городе, придёт в голову ликвидировать вертолёт?
Команда остаётся на земле, провожая уносящуюся прочь машину недобрыми взглядами. Линдеманн обещал вернуться через полчаса, а если нет — значит что-то пошло не так, и оставшимся придётся самим выбираться из этой дыры. И снова ожидание.
— Я есть хочу. А я спать. А я выспался. А я пить так хочу, что ведро воды бы выпил, — переговариваются между собой вымотанные долгой ночью и волнительным утром безоружные охранники, но о главном не говорит никто — ждать ли спасения или... это всё?
Лоренц сидит один — примостившись на грязном подоконнике бывшего магазинчика, он даёт себе слово пересмотреть свои взгляды на их с Тиллем отношения. Если конечно ему вообще предоставится такая возможность. Он чувствует вину перед всеми: и перед Дианой, и перед Риделем, и перед несчастными заложниками, вынужденными делить с ними тяготы побега. Обычно это он, Флаке — тот, кто за всё в ответе. У него украли его игрушку — его роль. Он чувствует себя голым — будто вместе с негласным лидерством у него украли и одежду. Не простит он Линдеманну такого, не простит. Чтобы хоть как-то скоротать смутное время ожидания, он подходит к девушке — Ридель уложил её на покрытый вековой пылью прилавок в глубине магазинчика. По крайней мере, здесь не дует — странно, но оконным стёклам удалось уцелеть. Он ощупывает её шею, вновь вслушивается в звуки, доносящиеся из её груди — они так слабы, но всё ещё ровны: тук-тук и выдох-вдох.
— Она беременна.
Лоренц во все глаза смотрит на Риделя через заляпанные стёкла очков.
— Что ты сказал?
— Она беременна. И просила никому не говорить, это было её условием. Но я думаю, сейчас уже можно не скрывать. Возможно, это вообще уже не имеет значения...
Лоренц пятится назад, упираясь задницей в ножку перевёрнутого стола. “Но как ты мог разрешить ей идти с нами?”, — спросил бы он. “А как я мог ей запретить?”, — ответил бы Ридель. Но какие уж тут разговоры, когда двухметровый бритоголовый головорез стоит у грязного окна и даже не пытается скрыть влажный блеск своих чистых тёмных глаз?
Полчаса истекли, и над площадкой вновь разносится приближающийся рёв винтовых лопастей. Заложники, поневоле научившиеся придавать понятиям “мы” и “они” непривычные для себя смыслы, разбегаются по периметру, освобождая место для посадки. Линдеманн выскакивает из вертолёта и крутит головой — ищет своих. Лоренц стрелой выносится из магазина и бежит ему навстречу, плотно прижимая ладонь к карману правой брючины вымазанного в грязи комбинезона.
