А когда Юка снова открыла глаза, над ней было серое, слепящее глаза низкое небо. Оно словно нависло над Юкой и опускалось на неё, не давая дышать. Это было первое, что она ощутила, оказавшись в мире людей – нехватка воздуха, невозможность сделать вдох и дикая боль в груди.

Юка поднялась и закашлялась, кашель отдался новой болью, но Юка наконец-то смогла сделать судорожный вдох. Её лёгкие словно сопротивлялись и не хотели дышать этим незнакомым воздухом.

Вокруг всё было белым, и эта белизна слепила глаза, и Юка мгновенно ощутила острую боль в голове. Сначала она подумала, что ударилась при падении, но потрогав голову мокрой и холодной от снега рукой, Юка не нашла следов крови.

«У меня получилось», - подумала Юка и обязательно заплясала бы от радости, если бы не дикая боль и навалившиеся тошнота и слабость.

Юка не могла даже пошевелиться. Никогда ещё ей не было так плохо.

«Так вот что бывает, когда нарушаешь запреты», - подумала она и поморщилась.

А вокруг не было ничего, кроме снежных просторов и возвышающихся на горизонте высоток. Юка была совсем одна в этом чужом холодном мире. Её пронзил страх перед собственной беспомощностью и слабостью, перед своим бесконечным одиночеством. Юка понятия не имела, куда идти и что делать. Она не могла даже встать.

Но одиночество Юки было недолгим. Прямо над головой она услышала шелест крыльев, и тут же, не успела Юка опомниться, как на её плече уже сидела Тихаро.

В этот момент даже невыносимая головная боль показалась Юке не такой уж сильной. Ведь она больше не была одна. Верная Тихаро по-прежнему была с ней.

Так началось пребывание Юки в мире людей. Первым делом она отправилась искать место, где можно было бы обменять золото на человеческие деньги. И это оказалось легче, чем Юка думала. Господин Отто был прав – люди действительно очень любили этот желтый металл, и при виде его глаза их загорались. Куда сложнее оказалось найти на вырученные деньги жильё. Никто не хотел сдавать Юке квартиру, потому что она была с птицей. Но, наконец, Юке удалось найти эту маленькую комнатушку на первом этаже старого дома. Здесь было холодно и сыро, и хозяйка была рада, что хоть кто-то согласился жить здесь. Ей было даже всё равно, что у Юки была с собой птица.

«Просто убирай за ней дерьмо, и никаких проблем», - сказала хозяйка и ухватила цепкой морщинистой рукой квартплату.

По вечерам, когда в комнате становилось особенно холодно, а ветер за окнами выл неистово и бил в неплотно закрытые стёкла, Юка размышляла о том мире, в который попала.

Люди, которых она видела каждый день, на первый взгляд ничем не отличались от иенков, к которым она привыкла. Они болтали, смеялись, бывали серьёзны и печальны, угрюмы и раздражительны, они занимались своими делами или заботились о близких, они просто жили. И единственное, что Юке пока удалось понять, - это то, что все люди были разными.

И все они относились к Юке по-разному. Некоторым, как например, хозяйке квартиры, было наплевать на девочку, лишь бы только она исправно платила ей деньги. А пожилая женщина, у которой Юка покупала утренние газеты, относилась к ней с пониманием и участием, расспрашивала о делах и рассказывала о себе. Люди были открытые и были замкнутые. Кто-то любит почесать языком попусту, а кто-то всё держал в себе.

Пожалуй, теперь Юка причислила бы Йойки к тем, кто все свои проблемы держал в себе и старался быть сильным. Но стоило только Юке задуматься о чём-то подобном, как сразу вставал вопрос: «А какой Йойки теперь? Может, он уже не такой замкнутый, как прежде? Может, теперь он стал для меня совсем чужим?».

И всё-таки, что-то незримо отличало людей от иенков. Но что именно, Юка пока не могла определить.

Ей казалось, что в мире людей больше безразличия, холода, беспричинной злобы и насилия. Всё это полностью отсутствовало в том мире, где Юка жила раньше. В мире людей нельзя было просто так прийти в любой дом и почувствовать там себя свободно. Здесь все двери для неё были закрыты. Никто не обрадовался бы её приходу, никто не предложил бесплатный ночлег и пищу. Юке казалось, что практически каждый здесь занят только собой.

Ей просто было нелегко здесь. Даже дышать было трудно. Юка валила всё на плохую экологию мира людей, загрязнённого машинами и техникой, но что-то подсказывало ей, что дело не только в этом. В этом воздухе она не чувствовала свободы.

Каждый день Юка вставала ещё до рассвета, включала тусклую закопчённую лампу и начинала поиски Йойки. Она пролистывала телефонные справочники, листала ежедневные газеты в надежде увидеть хоть где-нибудь фамилию Йойки. Коонно. Коонно. Нигде. Нигде ни следа того, что Йойки жил в Городе.

Юка обошла уже все художественные школы в округе, осталось только несколько не очень престижных в черте города, куда было долго добираться. Юка сомневалась, что сможет найти Йойки там. Она не понимала, в чём дело. Она надеялась, что Йойки будет учиться в лучшей художественной школе Города, но его нигде не было. И если бы Юка не увидела его тогда через Стену, она бы подумала, что Йойки вообще исчез с лица земли.

Юка была даже у Стены. Спустя примерно две недели после того, как Юка поселилась в этой холодной квартире, она решила снова сходить к Стене. Ей почему-то показалось, что Йойки может прийти туда снова. Она отчаялась искать его у широких и вечно закрытых дверей бесчисленных художественных школ или у бетонных грязных подъездов, когда ей казалось, что она увидела кого-то похожего на Йойки. Юка следила за людьми, впивалась в них взглядом, её сердце замирало и вздрагивало, когда она видела как будто Йойки. Но это всякий раз оказывался не он.

В один из таких дней, когда «как будто Йойки» снова оказался чужим человеком, Юка пошла к Стене. Её измученная усталая душа трепетала на ледяном ветру, как наколотая на иглу бабочка, и она кусала губы, чтобы не пролить скопившиеся где-то в горле слёзы, но они душили её, пока Юка упрямо шла к Стене. Она ненавидела Стену такой сильной ненавистью, на которую, как ей казалось раньше, она вообще не была способна.

Юка быстро нашла Стену. Дорога к ней словно была выжжена на карте её сердца, и Юка никогда не сбивалась с пути.

В тот день Стена предстала перед Юкой не в том обличии, к которому девочка успела привыкнуть за четырнадцать лет жизни на другой стороне. В тот день Стена была белой, как падающий снег, и за ней абсолютно ничего не было видно, словно Стена покрылась непроницаемым паром или погрузилась в туманное облако. Юка не видела мира иенков. Он тоже закрыл от неё свои двери.

И кругом было так пусто, и, конечно, Йойки не приходил. И тогда Юка из последних сил ударила по Стене и ощутила тупую боль в кулаке. Эта боль отрезвляла, не давала заплакать и сдаться. И Юка била Стену до тех пор, пока на костяшках пальцев не заалела кровь, а на плечи не навалилась смертельная слабость.

И тогда Юка отдышалась и пошла обратно. В свою холодную пустую квартиру.

И Юка уже не чувствовала боли и отчаяния, она чувствовала только усталость. Ей хотелось уснуть, а проснуться уже рядом с Йойки. И чтобы он сидел и улыбался и смотрел на неё так, как смотрел всегда в особенные моменты, когда никого больше не было рядом с ними. И чтобы он наклонился к ней и прошептал с усмешкой:

«Ну что, уснула? Уже вечер на дворе, а ты всё спишь. У меня есть шоколадка. Хочешь чаю?».

И Юка заплакала бы и взяла его за руку. Она сказала бы: «Знаешь, мне приснился такой ужасный сон. Я так рада, что проснулась».

А Йойки сжал бы её руку и сказал: «Это всего лишь сон. Не бойся. Я здесь».

Но дни шли один за другим. И каждый раз Юка просыпалась одна.

Йойки не было.

*

На столе в куче были разбросаны рисунки акварелью и карандашные наброски. Йойки стоял над этой горой собственных творений и с мученическим видом перебирал работы, что-то откладывая, а что-то сваливая в кучу.

- Ну за что мне это? – вопрошал он. – Я не вижу среди них ничего достойного! Лучше бы мы разбирали твои картины!