И маленькая Юка не стала с ним спорить. Она только подумала, что Ённи очень умный, но вслух говорить не стала, чтобы не зазнавался.

- Юка, ты вернулась? – послышался голос Каны из-за забора.

Юка замерла, не решаясь открыть калитку. Всё-таки поймали. Теперь Кана отчитает её за утренний побег.

Калитка приоткрылась, и в проёме показался край подола нового платья Каны, белого с ярко-красными бутонами. Юка не решалась поднять глаза, чтобы посмотреть ей в лицо.

- Если будешь и дальше здесь стоять, завтрак остынет, - сказала Кана.

Юка сразу обратила на неё удивлённый взгляд. Не ворчит?

Кана смотрела на девочку сверху вниз, и что-то грустное было в её глазах. Юка почувствовала напряжение. Едва уловимое, но в то же время тяжёлое, которое никто кроме неё не заметил бы, ведь только Юка может угадывать малейшие перемены настроения своей Каны.

Кто-то сказал, что Кана – это всегда отражение ребёнка, которого она воспитывает, и, глядя на неё, смотришь как будто на себя самого, на того себя, каким ты мог бы стать, если бы пересёк Стену и покинул мир иенков.

Юка не очень хорошо разбиралась в этом вопросе, но почему-то ей казалось, что здесь есть доля истины. Всё-таки Кана – это самое близкое существо, которое у неё есть от рождения. Кана должна оберегать её, понимать без слов, заботиться о ней, давать ценные советы и, самое главное, чувствовать так же, как если бы у них было одно сердце на двоих.

Своя Кана была у каждого ребёнка здесь.

- Я приготовила сегодня вафли, паштет, тосты и салат из помидоров и зелёного лука. Как тебе? – Кана пропустила её во двор и затворила калитку.

- Отлично, - ответила Юка с осторожностью и прошла в дом.

Кана шла за ней по пятам, и Юка чувствовала, как ей в спину впивается настойчивый пытливый взгляд.

- Как там сегодня в поле? – спросила Кана, пока Юка мыла руки у раковины. Вода была такой холодной, что по всему телу побежали мурашки, но Юка подавила дрожь, быстро ополоснула разгоряченное от бега лицо и потянулась за полотенцем.

- Отлично, - снова сказала она. – Сегодня в поле просто отлично.

- А как там Йойки?

Юка сразу напряглась. Кажется, разговор принимает неприятный оборот. Девочка с тоской посмотрела на ароматные пышные вафли на тарелке, политые варёной сгущёнкой, и в животе заурчало.

- Если скажу, что «отлично», ты меня убьешь? – спросила Юка полушутливо-полусерьёзно. – Почему ты спрашиваешь обо всём этом? В чём дело?

- Да ни в чём, в общем-то, - Кана пожала плечами, взяла с тарелки одну вафлю и откусила кусочек. – Просто подумала, что мы с тобой давненько не разговаривали вот так, за завтраком. Мне иногда кажется, что с каждым днём ты как будто отдаляешься от меня.

- Ерунда, - отмахнулась Юка с нескрываемым облегчением и уселась за стол, прикидывая, с чего начать. – Со мной всё как обычно, – она решила начать с тостов и паштета.

- А я так не думаю, - сказала Кана.

«Одно сердце на двоих», - снова подумала Юка. Даже если это правда, то у Каны явно была та часть сердца, которая всегда раньше самой Юки понимала, если что-то не так.

Юка молчала.

- Я просто хочу, чтобы ты была осторожнее с этим мальчиком, - сказала, наконец, Кана то, что собиралась сказать всё утро.

Девочка тихонько усмехнулась.

- Знаешь, ты сейчас просто цитируешь подростковую книгу. Ту главу, где написано, откуда дети берутся. Но не волнуйся, мы с Йойки просто друзья, понимаешь? Он – мой лучший друг. Так всегда было и так всегда… - она вдруг осеклась.

- Вот именно, - Кана вздохнула. – Ты не должна забывать, что так будет не всегда. Потому что, если ты вдруг забудешь, то через год, когда этот мальчик уйдёт, тебе будет очень больно.

- Я помню, - сказала Юка. – Я помню об этом.

- Он не такой, как ты. Не такой, как Ённи или Мия. Он человек, Юка. А к человеку нельзя привязываться, потому что он с самого рождения принадлежит другому миру. Его дом по ту сторону Стены.

- Ну и пусть. Пусть Йойки другой. Я помню об этом. Но он всё равно мой лучший друг. И пока он не ушёл, я буду с ним. До самого последнего момента я буду с ним. Я никогда его не забуду.

- Но он забудет тебя, дорогая. Как только ему исполнится четырнадцать, и он уйдёт в мир взрослых, Йойки забудет обо всём, что было здесь. И о тебе забудет.

- Ну и пусть! – повторила Юка со злым отчаянным упрямством. – Пусть всё будет так, как ты говоришь, от этого я не стану любить Йойки меньше! И я не хочу думать о том, что будет. Я хочу думать только о том, что есть сейчас. А сейчас у меня есть Йойки, и я есть у него. И сегодня вечером мы пойдём смотреть Звездопад.

Кана вдруг улыбнулась, положила недоеденную вафлю обратно на тарелку и сказала со вздохом:

- Извини, Юка. Я не хотела расстроить тебя. Ты конечно права. Просто я волнуюсь за тебя.

- Знаю. Волноваться обо мне – это твоя суть.

- Да, и с этим ничего не поделаешь, - и она откинулась на спинку стула, а на лице появилось безмятежное выражение. – В конце концов, мы – Каны, все так устроены. Иначе не смогли бы воспитывать вас правильно. Знаешь, я слышала, что тех, кто родился по ту сторону Стены, воспитывают сами родители. А ребёнок зовёт их «мама» и «папа». Представляешь, сколько ошибок они допускают? Обычные родители никогда не смогут заменить ребёнку Кану. Только Кана знает, что нужно детям.

- Возможно… - вздохнула Юка и отправила в рот кусочек помидора. – Иногда мне хочется узнать, кто мои родители.

- Но зачем? – Кана посмотрела на неё с недоумением. – Они всего лишь родители.

- Не знаю… Не знаю, - Юка вздохнула. Всякий раз, когда она пыталась думать на эту тему, у неё болела голова. – Просто иногда мне кажется, что есть во всём этом что-то неправильное.

- Здесь не может быть ничего неправильного. В устройстве нашего мира всё продумано до мелочей. А ты просто ещё ребёнок, и не понимаешь этого.

- Может быть, - согласилась Юка. – Но иногда мне кажется, что Йойки скучает по своим родителям. Конечно, он их не помнит, так же, как и я, но часто говорит о том, какими они могли бы быть. О том, если бы родители воспитывали его.

- Для него это естественно, Юка. Люди к этому более привычны. А может, ему просто не повезло с Каной. Тот ребёнок, которому Кана даёт всё что нужно, никогда не станет тосковать по родителям, которых даже не знает.

«Ну вот, начались профессиональные рассуждения, - подумала Юка. – Сейчас она начнёт перечислять все достоинства Каны и гордиться собой». Не то чтобы девочку это раздражало, просто было здесь что-то, чего она не могла объяснить, какое-то предчувствие. Как будто Кана говорила не то, что сама думала, а всего лишь повторяла заученный когда-то давно урок, не задумываясь над правильностью того, о чём рассуждала. А вдруг она… Вдруг она просто ошибается?

Юка поспешила закончить завтрак и собралась в свою комнату.

- Что будешь делать? – спросила Кана, провожая её взглядом.

- Книжку наверное почитаю. А потом займусь уроками. Надо многое успеть до вечернего праздника.

- Хорошо. Если что-то понадобится, я буду в саду, повожусь с розовыми кустами.

- Угу.

Уже из окна своей комнаты Юка смотрела, как Кана, вооружившись секатором, обстригает кусты. Она переоделась из платья в садовые брюки и клетчатую рубашку навыпуск, а на руки надела грязные перчатки из грубой ткани. По лицу Каны блуждала улыбка, и иногда Юка замечала, как шевелятся её губы – Кана напевала за работой какую-то песенку.

«А хорошо ли ей здесь?», - подумала вдруг Юка. И вообще, каково это быть Каной, предназначенной лишь для того, чтобы воспитывать детей? Счастлива ли она? Или, быть может, для неё счастье как раз в этом и заключается – полностью отдавать себя ребёнку, которого она в данный момент опекает? Быть может, в этом смысл её жизни и только от этого Кана чувствует себя счастливой.

Юке почему-то казалось, что её Кана никогда и не задумывалась о том, что всё могло бы быть иначе. И что она могла быть кем-то другим. Она просто делала то, что должна была.