Это была та страшная история, рассказанная Ённи как будто в шутку, чтобы напугать Мию. Когда они вчетвером только поднялись на Большую скалу и подошли к самому краю, Ённи заговорил загробным голосом, и его слова Юка помнила и сейчас:

Говорят, что полсотни лет назад с этой скалы упали двое молодых иенков…

Их тела так и не нашли. Старые иенки говорят, что они перенеслись на ту сторону Стены.

Юка помнила, как Ённи воздел вперёд руки, изображая зомби и начал медленно надвигаться на Мию, и как при этом его очки сползли на нос. Помнила, как Мия начала ругать его. Помнила, как смеялись над ними они с Йойки.

Эта картинка так ярко отпечаталась в её сознании. И Юке оставалось только спрашивать себя: «Ну почему же я раньше не догадалась?».

Но это был вопрос в никуда. Ведь наша память не подчиняется никаким законам. Она словно живёт своей жизнью.

Почему запоминается одно, а другое словно проплывает мимо и всплывает только через какое-то время? Ответа на этот вопрос Юка не знала. Она только жалела, что не может поговорить на эту тему с Йойки, которого всегда так интересовали свойства памяти.

Интересно, что его интересует сейчас?

Когда Юка поднялась на Большую скалу, солнце почти село. Небо на горизонте ещё розовело, а остальная часть небосвода начала погружаться в чернильную тьму.

Юка подошла к самому краю. Ветер обдувал её волосы, касался лица. Весь мир иенков открывался перед ней, словно прощаясь.

Юка посмотрела вниз. Земля была так далеко, что её невозможно было различить. Юка обратилась к сидящей на её плече птице гиуру:

- Как думаешь, Тихаро, это будет больно?

Тихаро молчала. Взгляд её ультрамариновых глаз был устремлён вдаль.

- Я совсем не боюсь боли, - прошептала Юка. – Даже если мне будет так больно, что я не смогу дышать, это ничего. Главное, чтобы у меня получилось.

Господин Отто был прав. У Юки не было никаких гарантий, что всё получится. Прыгнуть с Большой скалы, чтобы погибнуть в мире иенков и возродиться на Той стороне Стены – это лишь догадка, ничем не подтверждённая.

Вполне может случиться так, что Юка просто погибнет. Но это был риск, на который она готова была пойти.

- Вот и всё, - прошептала она, глядя вниз. – Меня здесь больше ничего не держит, Тихаро. И если в моём мире нет Йойки, этот мир не нужен мне. Я готова отказаться от него. Я готова уйти навсегда. Я готова даже умереть. Мне просто всё равно. Без Йойки моё существование утратило всякий смысл.

На глазах Юки заблестели слёзы, но девушка вдруг улыбнулась.

- Куда бы я ни отправилась, я буду искать там тебя.

Юка сделала ещё один маленький шаг вперёд, и в пропасть полетели крошечные камешки. Юка подняла голову и устремила взгляд к догорающему на горизонте солнцу и расставила в стороны руки, словно собиралась полететь.

- Тихаро, я буду скучать по тебе, - сказала Юка. – Как думаешь, у меня получится сейчас взлететь? Я всегда об этом мечтала, и тут представилась отличная возможность проверить… Может, ты научишь меня летать, а, Тихаро?

Солнце опускалось за горизонт. Холодный сухой ветер развевал волосы.

Слёзы блестели на глазах, но Юка улыбалась.

Куда бы я ни пошла, я буду искать там тебя.

Юка сделала последний шаг вперёд, и земля ушла у неё из-под ног.

Птица гиуру расправила крылья и с протяжным криком взмыла ввысь.

========== Глава 10. Летать. Ультрамарин. Выставка ==========

Есть ли препятствия для птиц? Кажется, они могут полететь куда угодно, дух свободы у них в крови, а небо для них – воздух, без которого они погибают. Лучше умереть, почувствовав радость полёта и свободу самому выбирать направление, чем жить в неволе.

Йойки любил смотреть на птиц с балкона своего четырнадцатого этажа. Они летали так низко, что Йойки слышал, как хлопают их крылья. Иногда ему хотелось дотянуться до них и отправиться вместе с ними. Но птицы не могли забрать его. Птицы были свободны. А Йойки – нет. Несмотря на отсутствие запретов и свободу самому выбирать жизненный путь, Йойки почему-то не чувствовал себя свободным.

Иногда Йойки завидовал птицам. Ему казалось – для них нет никаких препятствий. Ему казалось, что, несмотря на внешнюю кажущуюся свободу, его душа заперта в клетке бетонных высоток.

Йойки посмотрел вниз на оживлённую трассу, на крошечных снующих туда-сюда людей. Посмотрел вдаль, где горизонт был скрыт за высотными зданиями, за железными крышами, за проёмами маленьких окон-клеток.

Здесь Йойки не мог дышать полной грудью. Ему просто не хватало воздуха.

- Почему вздыхаешь? – спросила Тио, возникшая в дверном проёме.

На её плечах был накинут тёплый пуховый платок – Тио всё время мёрзла.

- Зайди в дом, здесь холодно, - сказал Йойки. – Я просто вышел подышать свежим воздухом…

Но Тио не вернулась в дом, она подошла к Йойки и тоже посмотрела вниз с балкона, а потом – на птиц, летящих по небу и хлопающих своими огромными чёрными крыльями.

- Ну и как тебе здесь дышится? – спросила Тио.

- Плохо, - невесело усмехнулся Йойки. – Я отчего-то всё время задыхаюсь. Может, воздух отравлен выхлопными газами? Я его просто не чувствую… как будто здесь нечем дышать.

- У меня тоже так часто бывает. Особенно, когда я жила у матери. Хотелось вдохнуть чистого воздуха, но где его взять?

Тио немного помолчала. И продолжила уже тише:

- Но знаешь, с тех пор, как я уехала от матери, мне стало легче дышать. Может, в том районе, где живёт моя бабушка, воздух чище?

После того, как Тио сбежала из дома матери, она пожила несколько дней у Йойки. Его родители очень тепло отнеслись к девочке и предложили переехать хоть насовсем. Но Тио связалась со своей бабушкой, которая жила аж на другом конце города. Бабушка была старенькая и больная, и Тио попросилась пожить к ней. Она призналась, что давно уже хотела жить с бабушкой, но от неё было слишком далеко добираться до школы и художки, да и мать была против. Мать и сейчас была против, но Тио её больше не слушала. Она сказала, что лучше будет вставать в пять утра, чтобы добраться до школы, и устроится на работу, чтобы обеспечить себя и больную бабушку, чем снова вернётся к матери, способной погубить и растоптать её мечту.

Йойки же сказал, что будет помогать ей всем, чем сможет. Они стали друг другу как будто ближе за эти дни.

- Значит, уйдя от матери, ты почувствовала себя более свободной? – спросил Йойки.

- Да, наверное. У меня как будто исчезли тиски, сдавливающие грудь. И если бы не ты, Йойки, я никогда не решилась бы на это. Наверное, я просто поддалась бы матери и бросила рисовать. Спасибо тебе за всё.

- Ну что ты, - улыбнулся Йойки. – Ты смущаешь меня. Я ничего особенного не сделал.

- Ты просто помог мне понять саму себя. А это очень много значит. И теперь мне даже дышится легче.

- Я рад, - прошептал Йойки и поднял голову к небу.

Пошёл снег.

И Йойки спросил себя: «А что же сжимает в тиски мою грудь? Почему мне так тяжело дышать? Ведь никто не давит на меня. У меня нет матери-истерички. Мне ничего не запрещают. Так почему же я не чувствую себя свободным?».

Снег падал крупными хлопьями. Тио подставила под него раскрытую ладонь, на которую сразу упало несколько пушистых снежинок. Но долго любоваться их красотой не удалось – снежинки растаяли от человеческого тепла, оставив после себя лишь крошечные слезинки.

- Замёрзла? – спросил Йойки, накрыв её ладонь своей.

- Нет, - Тио отчего-то смутилась и отдёрнула руку.

Они постояли какое-то время молча, а потом Тио сняла с шеи фотоаппарат.

- Давно хотела запечатлеть вид, открывающийся с твоего балкона.

- А мне он не нравится. Тоскливый какой-то.

- Он не тоскливый. В нём есть что-то пронзительно-грустное. И прекрасное.

- Будь осторожна…

Тио забралась не небольшое возвышение и вся вытянулась вперёд, сосредоточившись на открывающейся в объективе панораме.