Нет. Подходит ближе. Но Юка не в силах обернуться и посмотреть на него.

Йойки сначала положил свою руку ей на плечо, потом осторожно обнял.

- Что с тобой такое? – спросил он мягко. И голос его был таким, как обычно. Был привычным, тёплым, а не пугающе отстранённым.

- Да ничего, - буркнула Юка и хотела больше ничего не говорить, но почему-то неожиданно для себя сказала: - Просто живот болит.

- М-м-м, - ответил Йойки. И больше не стал ничего спрашивать. – Прости. Я сам должен был догадаться. Веду себя как полный дурак.

Юка смутилась. Она и не думала, что Йойки поймёт, но он, кажется, всё понял.

- Иди приляг. Ты устала. Полежишь, и живот пройдёт… – сказал он и тоже как будто смутился от своих слов.

Юка не стала спорить. Она действительно устала, а внизу живота пульсировала ноющая боль.

Юка легла на кровать, и Йойки устроился рядом с ней. Какое-то время они лежали молча, а потом, когда Юке стало немного легче, она спросила:

- Ты больше не разговаривал с Ённи? Ещё не помирились?

Йойки лежал с закрытыми глазами, но когда Юка спросила об этом, веки его распахнулись, и Йойки уставился в потолок.

- Нет. Ещё. Не. Помирились, - он говорил, как будто обрубал. А потом откашлялся и продолжил уже совсем другим тоном, более спокойным и миролюбивым: - Не волнуйся. Помиримся скоро. Мы с Ённи часто спорим и никогда не ругаемся всерьёз.

Юка хотела сказать, что, наверное, в этот раз всё как раз всерьёз, но промолчала. Ей хотелось верить, что Йойки прав.

Они помолчали ещё какое-то время. И Йойки вдруг сказал:

- Знаешь, а ведь я действительно ничего от вас не скрываю.

- Что? – Юка даже приподнялась на локтях от удивления.

- Ну… в смысле… - Йойки на секунду смутился, не зная, как продолжить, но тут же нашёлся: - Ённи ведь думает, что нам на курсах рассказывают какие-то секреты. И я знаю, ты тоже так думаешь. Но это неправда. Я ничего не скрываю, просто говорить обо всём этом не хочется.

Юка кивнула. Она, конечно, сразу поверила ему, и сразу стало невыразимо легче. Она думала, что на этом тема закрыта, но Йойки вдруг продолжил:

- Нам рассказывают про Город. Про то, как люди живут в нём. Они живут… живут совсем не так, как мы. Но ты это и так знаешь. Они тоже ходят в школы. Но, в отличие от нас, учатся до восемнадцати лет.

Юка была поражена. До восемнадцати?! Так долго! Но ведь люди и так живут мало, почему же они тратят столько времени на учёбу в школе? Она не понимала.

- А после школы люди снова учатся, только теперь они уже осваивают свою будущую профессию, - продолжал Йойки. – Вчера на курсах мы писали тесты по профессиональной ориентации и думали о том, кем хотели бы стать в мире людей. Я выяснил, что мне для начала нужно будет обязательно окончить общую школу, но при этом ещё нужно будет ходить в специальную художественную. А после того, как я закончу обе эти школы, я смогу поступить в Художественный университет, но это будет ещё не скоро, а только когда мне исполнится восемнадцать лет.

Йойки говорил об этом таким тоном, словно рассказывал о своих планах на каникулы. Мол, сначала я уберусь наконец-то в своей комнате, потом отправлюсь порисовать куда-нибудь на природу, потом мы вместе съездим искупаться к источнику, сходим в парк на бумажного змея…

Он говорил это серьёзно. Спокойно. Так, как будто и не сомневался, что всё это произойдёт, как никогда не сомневался, что в конце семестра бывают каникулы.

Он действительно строил планы. Он планировал свою жизнь.

И Юка молчала. Теперь она тоже осознала. Возможно… Возможно, всё, что они делают сейчас – глупое ребячество. Возможно, им стоит всё это отпустить и зажить как положено, как предписывает им Закон Стены. Закон этого мира, где существуют непреложные истины, аксиомы, которые, хоть и мешают нам иногда быть счастливыми, но зато упорядочивают нашу жизнь и делают её лучшей для нас самих.

Наверное, Йойки всё это уже понял, только и всего. Наверное, Йойки просто был взрослее и мудрее её.

И теперь он поступает по-взрослому. И по-взрослому решает, как будет жить дальше, и чего хочет достигнуть в жизни. Той жизни, которая будет у него после. Настоящей жизни.

Юка думала, что сейчас заплачет. Но не заплакала. Просто глаза чуть защипали. Совсем чуть-чуть.

А Йойки всё так же спокойно продолжал:

- Половина нашей группы уже точно так же, как и я, знают, кем хотят стать в будущем. Нам сказали, что, попав на ту сторону, мы запросто можем изменить своё решение и выбрать себе другую дорогу, и что так делает большинство. Но некоторые становятся теми, кем и собирались, когда ещё были здесь. И самое главное – мы не забудем об этом. Попав туда, мы не забудем обо всех наших мечтах и планах на будущее, а приобретённые навыки никуда не исчезнут.

Юка хотела бы искренне порадоваться за него, но отчего-то не получалось. Она хотела улыбнуться, но губы, растянутые в подобие улыбки, тут же снова сжались.

Да. Всё правильно. Йойки ведь всегда был сознательным и серьёзным мальчиком. Не то что она, вечно витающая в облаках.

Всё правильно. И Йойки уже всё решил. И, кажется, в его планах не было предусмотрено место для неё. Ну что ж, может оно и к лучшему.

Все эти мысли вихрем пронеслись у Юки в голове, и глаза снова защипали, и на этот раз девочка уже чувствовала, что слёзы сейчас потекут по щекам и думала, как бы сделать так, чтобы Йойки не заметил их.

Но Йойки продолжал:

- И знаешь, всё это вселило в меня надежду. Ведь если я не забуду, как рисовать, и если я буду продолжать этим заниматься, кто знает, быть может, через свои рисунки и образы в голове я смогу вспомнить. Вспомнить обо всём.

Юка часто заморгала, и застывшие слёзы дрожали на её ресницах.

О чём это он? Неужели?

- Для себя я уже точно решил, что попав в Город, буду стараться изо всех сил, буду много рисовать и учиться этому в художественной школе. Только это я могу сделать для того, чтобы вспомнить. И я не верю, что вспомнить невозможно. Мои рисунки помогут мне. Рисовать – вот всё, что я могу. Остальное зависит от тебя, Юка.

И слёзы всё-таки пролились. Только теперь это уже были слёзы радости и облегчения. Всё-таки есть! Всё-таки есть для неё место!

- Я всё сделаю, Йойки! Сделаю всё, что смогу! – горячо прошептала она.

Йойки опустил на неё удивлённый взгляд. Он, кажется, только сейчас заметил маленькую бурю, произошедшую у неё в душе.

- Юка… Ты плачешь, что ли?

Юка быстро вытерла слёзы тыльной стороной ладони и зашептала ещё быстрее, смутившись:

- Нет, нет, вовсе не плачу… Это я так… просто.

Йойки взял её за руку. Улыбнулся.

- Глупая. Чего ты расстраиваешься? Ты же знаешь, что всё у нас получится. Неужели ты думала, что я больше не верю в это?

Юка сжала его тёплую руку так сильно, что Йойки, наверное, стало больно:

- Извини… что я так подумала… просто, просто…

- Знаю. Бывают периоды, когда женский организм становится непредсказуемым, да?

И так серьёзно прозвучала эта фраза, что Юка не выдержала и прыснула.

- «Женский организм»! – хохотала она. – О, да! Он очень непредсказуемый!

Йойки тоже засмеялся, и они смеялись долго, пока не отпустили напряжение и усталость, пока не стало снова легко.

А потом, когда смех иссяк, они лежали тихо. И в комнате тикали часы, и по стенам плыли тени-бабочки. Наступил вечер.

И Юке впервые за эти два непростых месяца стало спокойно.

Когда через полчаса Кана заглянула в комнату через приоткрытую дверь, чтобы позвать их пить чай, Юка и Йойки спали рядышком.

Кана какое-то время смотрела на них с печальной улыбкой, а потом ушла, бесшумно прикрыв за собой дверь.

*

Свою трубу, подаренную Каной, Юка назвала просто – «Смотритель». Она решила для себя, что не будет пользоваться ей, пока Йойки не покинет мир иенков, потому что считала некрасивым такое подглядывание за ним.