- Конечно правда.

- И я правда ни в чём не виновата?

- Правда. Ты ни в чём не виновата. Да ты и сама это знаешь. Сердцем ты знаешь.

- Аня… Я правда люблю тебя…

- Я знаю. Знаю. И я люблю. И ничего плохого в этом нет.

- Да… Да, я знаю… Всегда знала, что нет. Но… Но как же хорошо, что ты мне сказала это.

- И ты веришь мне?

- Верю. И всегда верила.

- И ты веришь даже, что я никогда не брошу тебя? Никогда не предам?

- Теперь верю… Теперь точно, - она всхлипнула, успокаиваясь.

- Всё ясно. Значит, тебе просто надо дарить больше цветов.

Она усмехнулась, и я тоже заулыбалась, впервые за долгое время.

- Они замечательные. Спасибо, милая. Твои розы меня спасали всё это время.

- Я рада, - прошептала я, и тоненькая слезинка вдруг скатилась по моей щеке и исчезла где-то в волосах Дианы. – Но теперь пришла я, и буду сама тебя спасать. И если потребуется, я залезу даже в твои сны и разгоню всех монстров, что пугают тебя.

И Диана смеялась, продолжая плакать. И я смеялась и тоже плакала. И, наверное, мы были немного похожи на сумасшедших в тот момент.

Но в тот момент наши миры, наконец, пересеклись и сплелись воедино.

Я просто чувствовала её.

А через пару дней Диану выписали из больницы.

========== Глава 15. Черное ==========

1

Я по-прежнему люблю наблюдать. Это то, что осталось со мной. Это то, что было со мной с самого начала. Я люблю людей, люблю их совершенную красоту, люблю их такими, какими они были созданы. Люблю и мужчин, и женщин. Но в силу кое-каких причин, женщин всё-таки больше.

И думаю, что это хорошо. Любовь к людям не угасла, не увяла во мне. Её невозможно отнять и подарить. Она просто всегда была со мной.

Иногда Аня подтрунивает надо мной, что вроде я могу обольстить любого в своих корыстных целях, а именно – сфотографировать. И, конечно, я говорю, что это не правда и притворяюсь обиженной, но в каком-то смысле она права. Я люблю людей, но не пытаюсь заполучить какую-то их часть на плёнку. Я просто хочу оставить память.

И все стены нашего зала завешаны моими работами. Какие-то из них часто меняются, какие-то – висят уже много лет. Фотографии приходят и уходят точно так же, как и люди. Здесь есть фотографии моих друзей, больше новых, чем старых. Из «старичков» остался только Максим, и это не удивительно, ведь он у меня монолитная скала. Все институтские подружки схлынули, а он остался и висит теперь над диваном вместе со своей хорошенькой женой Катюшей.

Максим познакомился с ней на четвёртом курсе, а в конце пятого они уже поженились. Признаюсь, сначала я даже немного ревновала, ведь раньше всё его внимание было обращено только на меня. Я боялась, что он тоже исчезнет, а потому вела себя немного эгоистично, и сейчас мне очень стыдно за это.

Но и Максим тоже хорош. Он долго отказывался знакомить меня со своей невестой, объясняя это примерно так: «Вот ещё! Я познакомлю, а ты у меня её уведёшь!». Сейчас я смеюсь, вспоминая то время и наши бесконечные шуточные перепалки, и мы часто видимся с Максимом и Катей. Я люблю смотреть на эту их совместную фотографию, где они вечно будут улыбаться и вечно будут счастливы. Они оба такие хорошие и так любят друг друга, а заодно и нас с Аней, что у меня на душе становится теплее лишь при одном воспоминании о них. А потому они на моей стене надолго. И я счастлива.

А не так давно на противоположной стене появилась фотография Оли и Наташи. Наверное, невозможно быть лесбиянками и не общаться с себе подобными. И эти молодые девочки очень быстро стали нашими подругами. Им обеим всего по двадцать, они влюблены, веселы и заразительны в этом безудержном веселье. Жить вместе они только начали, но в будущее смотрят с оптимизмом, и это хорошо. Оптимизм им понадобится.

Мы с Аней любим их и надеемся, что эта фотография повисит у нас подольше. Мне не хочется, чтобы они исчезли из нашей жизни. Мне хочется задержать, в который раз попытаться остановить мгновение. Потому что, по каким-то причинам, из нашей жизни уходит куда больше людей, чем остаётся.

Аня говорит, что так и должно быть, что это нормально. Но меня это всё равно пугает.

А несколько дней назад, когда я за чашкой кофе пересчитывала всех ушедших и оставшихся, мои ленивые мысли прервала Аня, вернувшаяся из магазина.

- Иди сюда скорей! – крикнула она ещё с порога.

Я отложила стопку фотографий, накрыв сверху конвертом, чтобы не заляпать, и поставила чашку рядом.

- Да где ж ты провалилась?! Быстрее! – кричала Аня.

- Ну что стряслось? – пробурчала я, выходя в коридор.

А стряслось вот что: у Ани на руках сидел пушистый белый котёнок с огромными синими глазищами, и, прижав уши, трясся всем телом. Увидев меня, котёнок пискнул и дёрнул хвостом.

- Что это?! – я обомлела, глядя на крохотное чудо.

- Котёнок, не видишь что ли! Давай помоги мне, что стоишь столбом?!

Я заметила, что на руке у Ани висит тяжёлый пакет и поспешила его забрать. Котёнок пищал. Именно пищал, даже не мяукал.

- Ты где его взяла? – спросила я, хлопая глазами и ставя пакет и Анину сумочку на пол.

- В подъезде, - Аня вздохнула. – Какие-то выродки подбросили. Обалдеть! Когда я шла в магазин, его ещё не было!

- Ух ты батюшки… - я заулыбалась и взяла малыша на руки, пока Аня раздевалась. – До чего же ты славный!

Так мы и провозились с ним весь вечер, сюсюкая, грея молоко и завязывая бантики. А когда котёнок наелся, наигрался, успокоился и заснул, я обняла Аню одной рукой, и она с усталым вздохом положила голову мне на плечо.

- И что делать будем? – спросила я.

- Понятия не имею, - она начала играть с манжетой моей рубашки. – Можно объявление в газету дать. Или на работе спросить у кого-нибудь…

- А помнишь, как раньше? – я улыбнулась. – Как мы пристраивали тех котят, которые родились в подвале моего старого дома?

Аня тихонько усмехнулась.

- Помню. Мы носились с ними, как с собственными детишками! Помнишь, как мы обзванивали всех соседей и предлагали котят? И как нам открыла злая старушенция, и как она ругалась?

Я тоже рассмеялась.

- Помню! Она жутко перепугала нас. Я даже думала, она запустит в нас сковородкой, которую держала в руках!

И мы посмеялись ещё немного, вспоминая, а потом Аня спросила:

- А может… оставим себе?

Я знала, что она спросит, и ждала этого.

- Может быть, - я обняла её крепче. – Почему бы и нет, в конце концов? Давай ещё завтра об этом подумаем, хорошо?

- Угу. Давай.

- Я тебя с ним сфотографирую завтра. Ты не против?

- А у меня есть выбор?

- Нет.

- Садистка.

- Ещё какая, - я улыбнулась, зная, что Аня довольна, что она ждала и хотела, чтобы я сфотографировала её.

И мы легли спать, и я уже не думала о тех, кто ушёл и тех, кто остался. В ту ночь мне казалось, что жизнь моя полна. И я была счастлива лишь тем, что у нас есть это завтра.

2

Мне снятся разные сны. Красивые и безобразные, светлые и мрачные, серые. Мне снится настоящее и прошлое. Но прошлое почему-то чаще.

Мне снятся пустые комнаты и пустые улицы, пустые лестницы и безлюдные площади под высоким небом. В моих самых страшных кошмарах никогда нет людей.

Я помню, как примерно через год после Машиной смерти, она приснилась мне лежащей на кровати в моей комнате, сложив руки, как когда лежала в гробу. Я вхожу в комнату и вижу, что она лежит, но как это часто бывает во сне, не могу даже шевельнуться от сковывающего страха. А Маша вдруг резко встаёт подобно игрушечному Ванька-встаньке и молча смотрит на меня, и глаза у неё совсем чёрные, а надето на ней старое жёлтое платье с рукавами-фонариками, которое она носила ещё в семь лет.

После этого я прибежала к Ане, умоляя пустить меня переночевать, и ещё долго я не могла спать в своей кровати и даже заходить в собственную комнату боялась. Если честно, я просто не представляю, как Аня сама не спятила в моей компании.