«Господи, да она же просто боготворит моего отца! Наверняка для неё самое страшное — это упасть в его глазах…».

Нельзя сказать, что это открытие обрадовало Крис.

«Даже если мы и были вместе в какой-то другой жизни, то как к этому относился мой отец?».

Крис раньше никогда не интересовалась, как её отец относится к… таким чувствам между людьми одного пола. Но что-то подсказывало ей, что вряд ли он обрадовался бы такой перспективе.

«Ты знаешь, папа, кажется, нас с Софи связывает что-то большее, чем дружба. Меня почему-то тянет к ней, и мне снятся сны, в которых мы целуемся и на пальцах у нас по обручальному кольцу, а недавно я взяла и поцеловала Софи наяву. И кажется, её это даже не удивило…». Крис представила, как произносит подобную речь перед отцом, и её передёрнуло. «Ну уж нет, такое не расскажешь как бы между прочим за завтраком». И тут же какой-то незнакомый холодный голос в голове сказал: «Если твой отец узнает хоть что-нибудь, Софи всё прекратит, и, возможно, ты никогда её больше не увидишь».

И Крис стало по-настоящему страшно и захотелось обнять Софи, как тогда во сне и не отпускать, чтобы убедиться, что она не исчезнет. Но обнять Софи было нельзя. И уверенности в чём-либо тоже не было.

«Господи, если это жуткое чувство и есть любовь, то я раньше никогда не влюблялась!».

========== 21-30 ==========

21

- Надо же… неужели прошла всего неделя… – задумчиво произнесла Софи, глядя из окна гримёрной. Она была настолько погружена в свои мысли, что не заметила, как произнесла это вслух.

- Софи? Ты что-то сказала? - спросил Серёжа, сидящий на стуле перед зеркалом.

Софи обернулась к брату, словно только что вспомнила о его существовании.

- Да так, не обращай на меня внимания…

- Ты какая-то странная в последние дни.

- Правда? – Софи потянулась за сигаретой, и это можно было считать условным сигналом для Серёжи, чтобы он не продолжал этот нервирующий её разговор. Но он не обратил на условный сигнал внимания:

- И вчера ты так быстро убежала от нас… Меня всегда поражала твоя работоспособность, но должны же быть какие-то пределы, а, Софи?

Софи прищурилась, вспоминая вчерашний вечер, проведенный, по её мнению, впустую. Она наконец-то зашла к брату в гости, познакомилась с его женой и дочкой. Обе были просто милейшими созданиями, просто сахарно-ватными. В их присутствии оставалось только улыбаться и кивать, а на просьбы рассказать что-нибудь о себе, отшучиваться и судорожно вспоминать забавные случаи из своей жизни. «Которых у меня не так уж много, ибо я веду жизнь зануды-затворника-тродоманьяка». После таких вот ужинов всегда чувствуешь опустошение. Потому что всегда приходится изображать кого-то, кем не являешься на самом деле.

Поэтому Софи ненадолго задержалась в гостях у брата и сбежала, сославшись на подготовку к завтрашнему концерту. А потом долго курила в его подъезде, вспоминая то время, когда они оба были маленькие. Она не могла сказать: «Прости, но в твоей жизни больше нет для меня места. Ты прекрасно научился жить и без меня. И я рада за тебя». Она могла лишь улыбаться и притворяться, и отгонять обидные мысли: «Я думала, ты знаешь меня лучше…».

- Но мне действительно нужно было подготовиться к концерту, - сказала она.

- У тебя круги под глазами, наверняка, опять не спала всю ночь?

- Просто мне давно не писалось так легко, - сказала Софи, и это было правдой.

- Выходит, возвращение в родной город пошло тебе на пользу?

- Возможно… – Софи снова посмотрела в окно и горько усмехнулась про себя. Не могла же она сказать: «На самом деле мне пошло на пользу знакомство с одной девочкой, рядом с которой я ощущаю себя беспомощной и всемогущей одновременно».

- Не пойми меня не правильно, Софи… – начал Серёжа, и по холодному тону его голоса и тщательно взвешиваемым словам, Софи поняла, что ничего хорошего он сейчас не скажет.

«Всё-таки его сильно задело, что я не осталась у них ночевать. Ему хотелось бы видеть меня заблудшей овцой, прибившейся к его семейному стаду. Тогда он чувствовал бы свою гордость за моё спасение».

- Ты знаешь, я всегда старался понимать тебя, хотя многие твои жизненные принципы были для меня неприемлемыми… Но я всегда желал тебе добра и счастья.

- Тогда ты зря беспокоишься, я вполне себе счастлива, - сказала Софи, быть может, слишком резко.

- Но Софи! Как одна работа может делать тебя счастливой?! Этого я не понимал и никогда не пойму! Куда ты всё время бежишь? И когда, наконец, остановишься? Неужели тебе до сих пор мало денег? – на последней фразе он осёкся, видимо, поняв, что сказал лишнее.

Софи же показалось сначала, что она ослышалась, настолько нелепо было слышать это от него. И снова это болезненное: «Я думала, ты знаешь меня лучше». А потом лицо Софи словно окаменело. Она с силой затушила сигарету в пепельнице и произнесла ровно:

- Пожалуйста, уйди из моей гримёрной.

- Ладно, Софи, я знаю, что не должен был говорить этого…

- Выйди.

- Но Софи, что ещё я мог подумать?! У тебя ведь столько денег, что непонятно, на что их может тратить один человек!

- Убирайся! – Софи редко повышала голос, но это был как раз тот случай.

- Ну хорошо, - Серёжа поднялся со стула. – Мне жаль, что я задел твою гордость.

Софи больше ничего не сказала и не смотрела, как он выходит, только слышала, как тихонько щелкнул дверной замок. Несколько минут она смотрела в окно в сгустившейся тишине, а потом начала с остервенением отдирать пластырь от пальцев. В последние дни она действительно много играла (хотя, какой там, давайте уж будем честны, она играла всё время), и на пальцах образовались болезненные мозоли. Но она не могла допустить, чтобы Крис увидела её заклеенные руки, не могла выйти на сцену в таком виде. Она знала, что будет очень больно, и это даже радовало какой-то тёмной извращённой радостью, потому что могло отвлечь от мыслей. От мыслей об обиде, которую нанес близкий человек, о собственном одиночестве, об Александре Анатольевиче, и, наконец, от мыслей о своем неудержимом чувстве к молодой девушке, дочери её учителя.

«Она будет в зале. В прошлую субботу я ещё не знала о её существовании, а сегодня, зная о её присутствии, дергаюсь ещё больше, чем перед выпускным концертом».

Мысли путались, мысли бежали с огромной скоростью, и Софи вдруг улыбнулась: «Она придёт. Она снова придёт на мой концерт».

Её пальцы были свободны от пластыря, и Софи достала из кармана то кольцо, которое носила с собой всё это время. Крис сказала ей тогда: «Будь осторожна и береги его, потому что пока это наша единственная зацепка. Но я уверена, что если ты нашла своё кольцо, то где-то должно быть и моё».

Кольцо легко налезло на её безымянный палец, словно всегда должно было быть там. Словно недостающая деталь.

Словно частица её самой.

«И даже если это просто самообман, Господи, пожалуйста, пусть он продлится подольше…».

22

Концерт прошел на ура. Наверное, даже ещё успешнее, чем премьерный. Во всяком случае, Софи казалось, что рукоплескания насыщеннее и громче, они словно затопляли собой всё вокруг, затекали в уши, оглушали, пульсировали в висках, бились в унисон с сердцем. Софи не могла видеть Крис со сцены, но от мысли, что она тоже аплодирует где-то в зале, в её груди что-то вспыхивало, взрывалось. Она, возможно, впервые не думала об Александре Анатольевиче в тот момент. Впервые другой человек заставил его потесниться. Но, конечно, Софи не отдавала себе в этом отчет. Она просто улыбалась и чуть склоняла голову, и ей хотелось скорее уйти со сцены, чтобы увидеться с Крис.

И вышло так, что эта встреча преподнесла ей неожиданный сюрприз. Они с Крис не виделись три дня, и до этого Софи не подозревала, что три дня могут продлиться так долго. Она играла как проклятая, как чокнутая, нервируя соседей, но это позволяло ей забыться, а значит, остальное не имело значения.

Она не видела Крис три дня, и, встретившись с ней после концерта, испугалась, что уже не сможет оторвать взгляда. На девушке была темно-синяя кофта с большим декольте, подчеркивающая цвет глаз и белизну кожи. Её голые плечи казались фарфоровыми, и желание прикоснуться к ним кончиками пальцев было нестерпимым.