Я стал осматривать скальные берега острова, затем все, что окружало в непосредственной близости, и, конечно же, сразу увидел недалеко от меня находящийся маяк. Глаз мой заметил и сидящего рядом с маяком, с подветренной стороны, мужчину, который смотрел в мою сторону, видимо давно наблюдая за мной. Я подошел и представился. Мужчина хрипловатым голосом ответил:
– Давно не видел новых лиц. Я живу здесь почти два года, обслуживаю маяк. На острове кроме меня еще четыре матроса. У них навигационный военный пост. Я, в основном, все время один.
Это был мужчина лет пятидесяти, с длинными седыми волосами, весь заросший щетиной. В глазах его чувствовалась усталость, какая-то отрешенность, как будто он разочаровался в самой жизни.
– Матросы прозвали меня Полковником, – усмехнулся смотритель маяка.
И действительно, в мужчине еще угадывалась привычка держать осанку, возможно, он длительное время когда-то был на военной службе.
– Я видел, пришло судно. Вы прибыли с ним? – с этими словами глаза его вдруг неестественно заблестели.
Полковник явно заволновался. Его внутренняя дрожь передалась и мне. Я же, не желая излишних непонятных переживаний, решил уйти.
– Постойте, – промолвил мой новый знакомый, – я тут совсем один… Сделайте одолжение, пройдемте со мной на маяк, у меня отменный напиток из местных трав.
Почувствовав неловкость, если я ему откажу, больше из вежливости, я утверительно кивнул и пошел к маяку.
Внутри маяка было нехитрое убранство. Облупившаяся краска на винтовой лестнице, ведущей вверх, топчан с неряшливо валявшимся на нем покрывалом, повсюду какие-то запасные части вместе с пустыми бутылками, разбросанная одежда – все говорило о холостяцкой жизни обитателя маяка. Мы молча сидели за небольшим деревянным столом. Травяной напиток действительно был превосходным, после очередного глотка во рту оставался приятный терпкий вкус.
Моего собеседника явно что-то тяготило, как будто он хотел сказать нечто важное, но не знал, с чего начать.
– Я… я, – неожиданно покраснев и как-будто собрав все свои силы, он начал разговор: – Выслушайте меня, я… я… Мне нужно кому-то выговориться. Я здесь так долго один. Будьте любезны.
Времени до отплытия было еще много, и я согласился выслушать этого странного, так далеко забравшегося в уединение, немолодого мужчину.
– Эту женщину первый раз я увидел на концерте, – продолжил мой новый знакомый, – она пела романс «Под дугой колокольчик поет». Если бы эта красивая, стройная певица, стоящая на сцене, была уродлива, я бы этого не заметил. Она все равно была бы прекрасной во время пения! Большие выразительные глаза ее были то нежны, как легкая, ласковая волна, то бросали жгучие взгляды, словно коршун пикировал на убегающего зайца. Эта женщина уже не принадлежала самой себе. Она, погруженная в эмоции, проживала на сцене ту жизнь, которая была в содержании текста романса. Весь зал, заразившийся энергией, идущей со сцены, верил певице во всем и был вместе с ней. Голос ее имел такую завораживающую силу, что проникал в самые затаенные уголочки моей души. Пронзительный, сильный, высокий звук, вызывающий восторг, чередовался с тихим, спокойным и прозрачным. И я, вместе с ним, словно взлетал в неописуемом пируэте в бездонные небеса, а затем медленно парил над гладью оранжевого закатного моря. Звуки, которые лились по залу, давали ощущение свободы от жизненной суеты, непознанной мной раньше. Сидевших зрителей словно объединило нарастающее новое чувство. И этим наделенным могучей жизнью чувством, царившим повсюду, была любовь. И вот, когда в очередной раз я услышал долгую высокую ноту, сердце мое замерло, словно хотело запечатлеть, запомнить это мгновение, показать мне появившийся перелом в жизни и, обогатившись новыми нахлынувшими эмоциями, бешено заколотилось, унося меня к желанию любить эту женщину. Все во мне вспыхнуло, я, уже не слыша романса, жадно смотрел на нее, с налетевшей, как буря ломающей самые крепкие ветви деревьев, страстью, увлекаясь в пропасть неведанной глубины. Как только она закончила петь, после оглушительно звенящей паузы зал потонул в грохоте аплодисментов. Я бросился с букетом красных роз к ее ногам, а затем, вернувшись в кресло, все жаждал, чтобы она посмотрела в мою сторону. И вот ее взгляд как будто скользнул по мне, от чего все во мне затрепетало: я был счастлив.
На следующий день, узнав, что моя возлюбленная дает уроки вокала, я записался к ней на занятие. И, хоть певец из меня никудышный, я шел на уроки с чувством благодарности судьбе и счастья. Когда Анна наигрывала мне на пианино, словно живое тепло от ее близости согревало меня. Я часто попадал мимо нот, видя сладостный изгиб ее спины, милые, чуть вьющиеся каштановые волосы. В эти минуты деревянный пол в классе словно уходил из-под ног, и я летел в неведомое. Видя ее, слыша журчащий голос, я в своем стремительном полете постигал неведомую ранее глубину жизни, все сильнее влюбляясь. Я и сейчас ощущаю то бешеное биение своего сердца, – отчетливо, словно прислушиваясь к себе, добавил мой собеседник.
Он невидяще посмотрел в окно, весь погруженный в прошлое, и продолжил:
– Вы представляете, я стал другим человеком, с иными чувствами, восприятием, с другим сознанием… Но вдруг… она исчезла.
Полковник снова замолчал. На окне зажужжала муха, и этот назойливый звук казался оглушительно громким в возникшей тишине. Наконец кажущаяся бесконечной пауза стала настолько долгой, что мужчина, сидевший напротив меня, поняв это, встрепенулся и вновь посмотрел на меня.
– Простите, – промолвил он, – иногда, чтобы нанести сокрушительный удар человеку, необязательно его бить изо всех сил. Нужно поэтапно, шаг за шагом, выводить его из равновесия, заставляя волноваться по разным поводам.
Анна не отвечала ни на звонки, ни на смс несколько дней. И вот на пятый день пришло смс-сообщение:
«Я в больнице. Если не испугаешься, приходи». И далее – адрес… Я, конечно, согласился. Как же я мог отступить, даже узнав позже, что она, мой учитель, мой нежный ангел, женщина, которую я боготворил, имела огромное влечение к вину?
Она лежала в наркологическом отделении. Я навещал ее, приносил продукты, разные вещи, все больше привязываясь к ней. Анна всегда встречала меня с радостью. Мы уединялись в комнате для посетителей и долго говорили. Я передавал привет от ее десятилетнего сына, который остался с бабушкой, рассказывал про его учебу. Для меня эти минуты, когда я видел спокойную, душевную, и оттого еще более красивую женщину, были очень важны. Я старался скрыть силу влечения к ней, но в одно из свиданий мы сели так близко друг к другу, что не выдержав, я приобнял ее. Наши губы были так близки. Мной овладела какая-то сила, которая отбросила все условности и приличия. Я до сих пор помню этот поцелуй. В ту минуту все окружающее исчезло, я ничего не слышал и не видел. Наступило, как говорят, состояние нирваны, когда ничего от жизни больше не нужно и ты не чувствуешь ни ног, ни рук, ни где ты находишься. Ты весь в ощущениях. Как утомленный путник, выбравшийся из пустыни, приближает свои губы к спасительной влаге и делает первые глотки, так и я не мог оторваться от увлекающих в непознанные наслаждения губ своей возлюбленной.
Я чувствовал каждое подрагивание, напряжение и расслабление нашего поцелуя, в котором я словно парил в потоке своей надежды и любви. С этой минуты я посчитал, что мы, заметьте, не я, а мы, нужны друг другу, что нас связывают великие таинства отношений мужчины и женщины. Как же я ошибался!
После выписки из больницы, я отвез Анну домой, надеясь на продолжение наших отношений. Я убеждал ее, что вся жизнь впереди, что все плохое в прошлом и как прекрасно можно жить без вина, предлагал ходить в бассейн, ездить на велосипедах, заниматься йогой и многое другое. Я предлагал создать семью и готов был взять на воспитание ее сына. Но…
Я сначала не мог понять, куда Анна исчезает. Ее не было дома, на звонки она не отвечала. Я начал подозревать, что у нее, быть может, появился другой. Но это было только смутное, мучительное предположение. Так прошло несколько напряженных месяцев наших встреч и разлук. Я был все так же влюблен. За это время мы сблизились: в эти незабываемые ночи я старался быть лучше всех мужчин на свете. Прислушиваясь к каждому, даже не желанию, а позыву, устремлению ее тела, я отзывался. Как разгребают камни, освобождая дорогу бегущему ручейку, чтобы он обрел силу, так и я берег родник наших чувств, чтобы он уже бурлящим потоком унес нас обоих к неведомым берегам близости. Признаться, она говорила, что ей хорошо со мной. Но… затем она вновь исчезала. Я стал думать, что, может быть, здесь есть какая-та тайна, что какое-нибудь неизвестное мне увлечение овладело ею? Но все оказалось гораздо проще – это была все та же страсть к спиртному.
