За его отсутствие на конюшне особо ничего не изменилось. Девчонки встретили его с радостью. Толстая Маха даже сжала его в своих богатырских объятиях, а вот Петрович сначала обрадовался ему, а потом побледнел, смотря на него.
– Ты чего не подстригся-то?
И тут Алексей вспомни… За всё это время он о стрижке совсем забыл. Да и когда помнить о таком… и деньги те он потратил на лекарства, а сейчас они ели выживали на скудную пенсию бабушки при учёте того, что теперь она не сможет подрабатывать уборкой у Изабеллы.
– Петрович, машина с сеном пришла! Разгружать нужно, – прокричала Маха из дверей конюшни.
– Можно, я помогу с разгрузкой? – Лёша так хотел побыть здесь, он так соскучился по лошадям и, наверное, просто бы умер, если бы его сейчас из-за какой-то глупости в виде его волос выгнал Петрович.
Петрович помялся, но потом махнул рукой. Всё равно разгружать машину было нужно, а лишние руки, перехватывающие по цепочке тюк сена, не повредят. Да и кому разгружать это сено, когда одни девчонки. И потом – это Назар с его наездами. Он всё это время не приезжал, может и сегодня пронесёт…
***
Машина с сеном не могла подъехать ближе и поэтому сено, спрессованное в тюки, сначала выкидывали из кузова машины забравшиеся туда девчонки. То, что было выкинуто из кузова, погрузив по два тюка на хлипкую, ещё не совсем развалившуюся тачку, везли внутрь конюшни и там складывали в свободный денник. А то, что не поместится в денник, нужно было перевезти и заскладировать под уличным навесом. Тюки были по восемнадцать-двадцать килограмм. Перевязывающая их сенная верёвка резала руки, но разве это было важно? Ведь Алёша знал, что это сено, которое так тяжело достать. Нужно было его найти в продаже, обзванивая колхозы, договориться, чтобы его привезли к ним на конюшню, набрать денег с проката, чтобы оплатить такую машину, а ведь сено – это основная еда у лошадей. И поэтому он таскал эти тюки, слыша, как ржут лошади в денниках, вдыхая ноздрями запах высушенной травы и призывно фыркают, привлекая к себе внимание, как бы прося у человека дать им этого вкусного сена. Лёша знал, что бывает, когда с сеном перебой и тогда приходилось давать лошадям совсем мало этого сена, растягивая скудные запасы на несколько дней. И такое бывало. Но вот сейчас сена привезли много, и пока лошади будут сыты. От осознания всего этого он не жалел себя и таскал тяжёлые тюки весь вечер.
Когда часы показали девять вечера, Алексей понял, что нужно возвращаться домой. Он не мог надолго оставить бабушку одну. Как бы ему сегодня ещё не хотелось побыть здесь, но он пересилил себя и подошел к Петровичу сказать, что ему пора домой.
– А я думал, ты ещё своего Тоху подвигаешь, – Петрович растерянно смотрел на стоящего перед ним парня, – я без тебя его особо никому не давал. Да и кому его давать… опять кого сбросит с себя.
– Не могу я сегодня… домой мне нужно…
– Завтра придёшь?
– Да! Теперь я каждый день как раньше приходить буду… вот только допоздна не могу быть… бабушка у меня болеет.
Петрович вздохнул, пожал ему руку и пошёл в сторону ещё не перетасканных тюков сена, горой лежащих сбоку от входа.
Алёше было очень обидно, что сегодня он так и не поездил верхом. Тем более, тренер оставил под него Тоху. Да и не удивительно, Бадминтон был вредным и часто очень плохо вёл себя под всадником, вот с него и падали. Но Лёха был цепкий как клещ и всегда сидел до последнего. Он даже и вспомнить сейчас не мог, когда падал с лошади в последней раз, давно это видно было.
Лёша опять вздохну, но бабушка была важнее его желания поездить на Тохе, и поэтому он быстро стал переодеваться, снимая с себя затасканные конюшенные вещи и надевая вроде как цивильные, но такие же застиранные вещи, только от которых не пахло конским потом. Этот запах обычно сильно распугивал вокруг него людей, сидящих в электричке, когда он не успевал переодеться и ехал домой в вещах, в которых ходил на конюшне.
Переодеваясь, он думал о том, что всё равно хорошо, что сегодня попал на выгрузку сена. Ведь тренировался он у Петровича бесплатно, вернее, это была обычная договоренность между такими юными мальчишками и девчонками, стремящимися к конному спорту, но не имеющими денег на это. И тогда они за тренировки и возможность ездить на лошадях помогали по конюшне: вычищали денники от навоза, меняя там подстилку, чистили и седлали лошадей для проката, а потом расседлывали их, и приводили в порядок и конечно разгружали машины с сеном, овсом, отрубями и опилками. Ну и делали ещё мелкие работы по промазке амуниции, уборке в конюшне, и ещё массу всего, что требовалось для содержания в чистоте всего этого хозяйства. Так что, с чувством выполненного долга, Лёша вышел из конюшни и по плохо освещённой дорожке пошёл в сторону проходной.
Ему навстречу, слепя фарами, ехало несколько машин.
***
Прежде, чем поехать к Петровичу, вся бригада заехала на рынок к Армэну, который выслушал их пожелания о празднике жизни, и буквально через пять минут багажники их машин были затарены пакетами и коробками с едой и выпивкой.
Заехав на территорию ипподрома в приподнятом настроении, братва увидела идущего им навстречу щуплого парня, который на ходу натянул на голову шапку.
– Слыш, Назар, – сидящей впереди пацан обернулся к уже пьющему из горла бутылки водку Назару, – это тот пидорок… ну, который подстричься должен. Может, посмотрим на его причесон?
– Тормози, – пьяно выговорил Назар, смутно вспоминая о ком вообще идёт речь.
Но когда он вышел из машины и в свете фар увидел его, его разум сразу протрезвел. Он чётко понимал, кто перед ним.
– Шапку сними, – холодно произнёс Назар.
– Зачем? – услышал он в ответ и пристально посмотрел в глаза стоящего перед ним паренька. Его голос и то, как он ответил, в нём не было страха. Хотя его и окружили все братки, вышедшие из машин.
– Слыш, ты, мудила, – к парню протянул руку стоящий рядом братан, – ты чего борзый такой, шапку снял!
Пацан продолжал стоять и без тени испуга смотреть в глаза Назара.
Поскольку повисла пауза и Назар молчал, то инициативу взял на себя уже другой браток.
– Шапку сними, – он потянул к нему руки и сразу получил по ним в ответ, – братва, а ну, держи его!
И здесь началось. Несколько ребят бросились к Алексею. Он ощутил удар пот дых и ещё несколько по ребрам. Ему очень больно заломили руки и стянули с головы вязаную шапку.
В свете фар Назар видел, как светлые волны волос завораживающе рассыпаются и мерцают в темноте. Он молча стоял и смотрел на это и как со стороны слышал, а потом и наблюдал всё происходящее.
– Ты смотри, педрила не подстригся.
Лёша ощутил, как его грубо схватили за подбородок и подняли его лицо.
– Точно петушок, добегался. Ну, кто его опускать будет?
– Тихо, – Назар услышал голос Ефима, продолжая пребывать в странном вакууме, – ты почему не подстригся? Мы тебе денег из общака дали. Должен был сделать, что сказали, – голос Ефима звучал угрожающе хрипло, но в то же время спокойно.
– Да пошли вы, – Алеша дернулся и сразу получил несколько ударов по рёбрам, а потом ещё и по лицу.
– Тихо! – опять прозвучал голос Ефима, – оставьте пацана, – он подошёл к Лёше и поднял его подбородок, заглядывая в глаза. – Подстригись. Ты меня понял? – затем перевёл взгляд на братков, – отпустили парня.
Братки сразу выполнили эту команду. Хотя Ефим и не повышал голос, но говорил он с таким могильным холодом в словах, что никто не посмел ему перечить. Да и вообще Ефиму старались не переходить дорогу. Он здесь был самый старший, ему уже тридцать два стукнуло, и сидел он не единожды, да и убивал он без всякого сожаления, вот всё это и вызывало у пацанов уважение и боязнь его.
Алексея отпустили, он подобрал шапку и прихрамывая, стирая с носа кровь, пошёл в сторону выхода с ипподрома.
– Ты чего застыл, – тихо сказал Ефим, встав перед Назаром и закрывая от него удаляющуюся фигуру Алексея, – в машину садись, – почему-то ещё тише произнёс он.
