Литмир - Электронная Библиотека

– Что это? Что? – тихо повторял он. – Как?

Он схватился за нос. По человеческим меркам нос был совершенно нормальным: ровным, в меру длинным, с двумя ноздрями. Но чертям нос не положен! Да! Еще бесследно исчез пушок, который окружал рыльце! Конечно, возникает вопрос, как он мог сразу не заметить отсутствия рыла, но черта настолько поразили исчезновение копыт и неприятные ощущения в пятках, что большего подвоха от этого мира Варфоломей просто не ожидал.

Метнувшись к Амадею, уставился в его лицо. Рыло как рыло! Как положено, со складочками! Этот факт настолько шокировал Варфоломея, что он только открывал и закрывал рот, не в силах выдавить ни слова.

Амадей смотрел на Варфоломея с плохо скрываемой жалостью.

– Это… Это…

– Не надо волноваться. Ты чего это вдруг? – спросил Амадей.

– Н-н-н…

– Вера Сергеевна, голубушка, да принесите же ему попить. У него же, любезного, сейчас удар приключится!

Черт, казалось, напрочь забыл о распре и заговорил так, словно находился в веке девятнадцатом. Это с ним случалось, когда он волновался: путал времена.

Вера Сергеевна бегом рванулась из комнаты.

– Варфоломей, ты скажи? – ласково продолжил Амадей. – Ты ж неплохо держался! И машина тебя не напугала, и Москва в ужас не привела. Ну, шкаф, правда, э-э-э… не лучшая моя покупка и на гроб похож, но в Аду еще не такую уродливую мебель можно встретить.

Варфоломей схватился за нос.

– А! – Амадей хлопнул себя по лбу. – Тебе же не сказали ничего!

Вера Сергеевна вернулась со стаканом и маленьким пузырьком. Комнату наполнил успокаивающий дух валерьянки.

Варфоломей машинально выпил и закашлялся. В стакане содержался чистейший медицинский спирт. Но для чертей это – как минеральная вода. Чтобы опьянеть, нужно нечто посильнее.

Амадей уселся на диван, закинув ногу на ногу.

– Полегче? Отпустило? Садись.

Он похлопал ладонью рядом с собой.

На негнущихся ногах Варфоломей подошел и почти рухнул на сиденье, откинулся на подушки.

– Рассказываю, – произнес Амадей. – А вы, Вера Сергеевна, пока что-нибудь нам поесть сообразите. Уф…

Черт глубоко вздохнул и проникновенно, хотя и с некоторой долей пафоса, начал:

– Варфоломей, тебя здорово накололи, обули, обмишурили, даже, я бы сказал глубже, обжулили… Ты думал, что переход в другой мир – это так… игра? Ан нет. Мир очень консервативен, у него есть любимые формы, которые он принимает. Так что ты еще легко отделался. И нос у тебя ничего такой… – Он критично осмотрел Варфоломея. – Я бы сказал: профиль греческий. Благородный.

Варфоломей мотнул головой.

Амадей продолжил:

– Короче, миров великое множество. И только представь, какая была бы петрушка, если бы кто ни попадя шнырял из одного мира в другой? Такие катастрофы бы начались!

Черт замолчал, уперся кулаком в лоб и задумался. Варфоломей не торопил, он просто старался ровно дышать. Амадей отмер и продолжил как ни в чем не бывало:

– Поэтому каждый мир себя защищает и не пропускает, так сказать, чуждые формы жизни. Ну, те, которые отличаются от живущих в нем. Хорошо, что слиамы только в одном мире обитают. Это такие черви с большими… А, неважно.

– Формы жизни? – тупо переспросил Варфоломей.

– Ага… Ты себе сито представляешь? Ну, или фильтр? Когда происходит переход из одного мира в другой, мы как бы проходим через фильтр. И если ты не соответствуешь, тебя сомнет мироздание. Некоторые прибывают сюда в виде разрозненного набора атомов и частичек. Думаешь, откуда берется пыль? В том числе это остатки некоторых неудачников, которые сюда лезут. Особо опасных монстров, конечно, зарубает сразу. Зато человекоподобным демонам везет: ходят без всякого напряжения и дискомфорта. К счастью, – черт назидательно поднял палец, – мы – существа пластичные.

– Это в каком смысле?

– А пролезем… везде… как тут говорят, «без вазелина». Если прижмет, то и через игольное ушко пройдем. Но тут есть, брат мой черт, одна оказия… – Амадей снова едва не вернулся в прошлое. – Мы когда из Ада сюда, на Землю, лезем, ох, и мнет же нас! И всячески корежит. Вот тебе повезло!

Варфоломей кисло усмехнулся.

– Нет, я на полном серьезе говорю. Мог, например, один рог остаться. Или хвост оторвало бы. А если совсем плохо, то могла тебя эта бездушная реальность располовинить. Или нашли бы тебя кусками: рожки и копытца отдельно, а…

– Я понял, – оборвал его Варфоломей.

– А так ты очень даже ничего. По меркам людей, конечно. Рога отпилить, хвост отрезать, – и вообще был бы…

Под тяжелым взглядом Варфоломея Амадей осекся и благоразумно не стал развивать тему.

– Ну ладно. С этим разобрались. – Рыльце его задвигалось, улавливая аппетитные запахи, которые шли с кухни. – Пойдем, отобедаем-с, чем Вера Сергеевна послала.

* * *

Еве нравилась квартира, нравился район. Дом был неплохой: соседи в целом приятные. Под «приятностью» Ева понимала тот факт, что была с ними не знакома. Все общение сводилось к вежливому кивку в лифте или комфортному игнорированию ко всеобщему удовольствию. Из всего подъезда по именам она помнила только двоих. Высшее проявление московского добрососедства, при котором никто никого не знает и по возможности не замечает.

Как это часто бывает, имелось и одно НО. Два раза в месяц обязательно случались нехорошие дни в нехорошей квартире наверху.

Ева налила в любимую кружку чай и прислушалась. Вот так всегда и начинается. С предчувствия, которое отзывается легким покалыванием за ушами, давлением на виски, и со странной тишины. Соседей не слышно. Совсем. Все как будто замирает.

Распахнув окно, Ева впустила вечернюю прохладу. Даже шум от шоссе стал приглушенным. Воздух сгустился. Она посмотрела вдаль. Так и есть: воздух словно уплотнился и сделал очертания дальних домов мягче. Ева с раздражением взглянула на потолок. И причины для этого были.

Все дело в том, что сосед сверху два раза в месяц устраивал что-то невообразимое. Все проходило по одному и тому же установленному сценарию. Без пяти минут полночь раздавался топот, так, словно не ноги у человека, а копыта. Потом – стоны и неистовый скрип кровати. Затем спинка кровати начинала биться об стену, а все четыре ножки подпрыгивали и с грохотом ударялись об пол.

Ева задавалась вопросом, а действительно ли это секс. Судя по звукам, полтора часа в таком темпе просто превосходили человеческие возможности. Дальше начинался безобразный скандал. Что-то билось. Выло. Звучали неразборчивые проклятия. Мат, и довольно отчетливый.

Тут подключались другие жильцы. Они начинали стучать по батареям. Хлопали двери, раздавались приглушенные угрозы о вызове полиции. За эту часть спектакля отвечала Алена Игоревна из шестьдесят седьмой квартиры, заслуженная активистка всея подъезда, которая знала все и про всех.

А потом сосед сверху переходил к кульминации и хватался за перфоратор. Судя по звукам, он просто сверлил стену в хаотичном порядке. Происходило это около двух часов ночи. После чего, само собой, приезжала полиция.

Того, кто жил в верхней квартире, Ева ни разу не видела. Со слов Алены Игоревны было известно, что это «молодой человек, который занимается черт знает чем». Также было известно, что «квартира не его, а съемная. Куда только хозяева смотрят». Как ни странно, даже Алена Игоревна не знала, кто эти самые хозяева.

А между тем ночь набирала обороты. Ко всеобщей радости пятого подъезда перфоратора сегодня не случилось. Зато кровать скрипела и стонала до трех часов утра, что было абсолютным рекордом. Не удивительно, что после такой нагрузки скандал получился вялым и неэмоциональным. Без огонька. Да и другие соседи били в батарею не так яростно. Полицию тоже никто не вызвал. Спать было невозможно все равно, но Ева использовала время с пользой. Она рисовала паттерны для ткани.

Одна подруга собралась запустить линию одежды и хотела начать с толстовок и модных свитшотов с веселыми узорами, дав Еве полную и оттого парализующую свободу. Просьба звучала весьма туманно: «Ну… что-нибудь красивое, как ты умеешь».

5
{"b":"624598","o":1}