Видимо, я не героиня романов, потому что я уже примерилась пнуть Бертена в колено, больно и сильно. Я бы и сразу, но, во‐первых, юбка помешала, а во‐вторых, тут надо прицелиться, чтобы точно попасть. Что вообще за наглость – доказывать поцелуями свою правоту? Пф-ф!
Вот лично я правоты определить не могу, а что Бертен ел на завтрак козий сыр – теперь точно знаю. Хоть рот бы прополоскал, герой-любовник.
– Навязывать себя девушке недостойно, чадо Света.
А это что еще такое?
Бертен и не подумал меня отпускать, разве что от губ оторвался.
– Дверь с той стороны закрой, святоша!
– Не думаю, что стоит это делать, чадо.
– Хочешь, чтобы я тебя выкинул?
– Неужели рука поднимется на старика? Ай-ай-ай, чадо, что ж ты так душу-то свою поганишь? Девушек принуждаешь, слугам Светлого угрожаешь… Дальше-то что?
– Государственная измена, – буркнула я, ожесточенно оттирая губы.
Бертен разжал руки, взглянул на меня дикими глазами и рванулся к двери так, что едва не унес с собой храмовника. Тот вовремя увернулся и погрозил мне пальцем.
– Дитя Света, не стоит так поступать с мужчинами.
– Я сама…
Сейчас я бы загрызла любого, не то что храмовника, но следующие слова заставили меня рассмеяться в голос – и от души.
– Если бы ты его пнула, то пальцы бы отшибла, а ему ничего не сделалось бы. Туфельки-то у тебя легкие, матерчатые. Надо положить пальцы на глаза и надавить, тогда тебя точно отпустят. Или кусаться что есть сил, тоже помогает.
Храмовник смотрел на меня невинными голубыми глазами. Точь-в-точь как мальчишка, который успешно насовал за шиворот соседской девочке головастиков и удрал от наказания куда повыше. Неужели и среди них все же встречаются приличные люди? Когда позволяют себе быть людьми, а не служителями?
Усилием воли я подавила смеховую истерику.
– Благодарю за совет, служитель. Могу ли я предложить вам чашку взвара с медом в качестве более вещественной благодарности?
– А мед какой?
– Липовый.
– Предлагайте же, чадо Света, предлагайте!
Мне ничего не оставалось, как только хихикнуть – и предложить.
* * *
За взваром мы разговорились. Вскоре к нам присоединилась и Линда, которая выложила на блюдо собственноручно испеченное печенье (герой-любовник все еще поправлялся, и кормить его надо было сытно, вкусно и разнообразно), и принялась болтать со служителем Оривсом, как будто тысячу лет знакома.
Тот отвечал, отшучивался, улыбался, сам расспрашивал, и я не успела даже ахнуть, как Линда поведала ему все, что случилось за время ее работы в лечебнице. Хорошо, что я помалкивала, а то бы и сама не удержалась.
Специалист.
И при этом, видимо, не самый плохой человек. Содержит ночлежку при Храме, в пригороде, примерно в сутках пути от столицы, для тех, кому идти некуда. Насмотрелся там тоже всякого…
Храмовник! Опасность!!!
Порядочный храмовник – это такая же редкость, как семицветный кракен, все они преданы лишь Храму, так что молчи, Вета, молчи, за стенку сойдешь.
Сюда его направил своей волей приближенный Фолкс.
Зачем?
Да кто ж его знает, у начальства свои виды, свои идеи, а им, служителям мелким, только одно и остается. Идти да кланяться, кланяться да соглашаться. Служение такое.
Надолго ли?
Он надеется, ненадолго. У него и своих дел хватает. Вот освоится, с хозяйством разберется… А его предшественники чем занимались?
Линда покачала головой, мол – ничем, и освоиться толком не успели, – и тут же разболтала про меня и Артау.
Острый взгляд храмовника кольнул, словно шилом, и у меня по спине мороз побежал. А ведь может быть и такое… Сначала подсылали магов, потом маги кончились, видимо, дар это редкий и выгорает легко, а теперь пошли вот такие… душевные люди. Тем и опасен этот Оривс, что тянет ему душу открыть, о себе рассказать, поделиться…
И ведь человек-то неплохой, это видно. Неглупый, не злой, но – храмовник. И это страшнее всего.
Я думала до вечера. И ночью…
А утром все же решилась. Только сделать ничего не успела.
* * *
Стук в дверь для лекаря – рутина.
– Госпожа Ветана?
– Да?
– Вы не могли бы проехать с нами?
Стоявшие на пороге люди меньше всего походили на больных. Один – лет сорока, русоволосый, с карими глазами и приятной, располагающей к себе улыбкой на симпатичном лице, сразу видно – весельчак, душа компании. Второй – около двадцати пяти лет, серьезный, неулыбчивый и исполненный осознания собственной важности. Простая темно-синяя форма, у каждого герб Раденора на рукаве, на нашивке… Кто же это может быть?
– А куда и зачем?
– Позвольте представиться, – старший из двоих изобразил легкий полупоклон, – королевский дознаватель, Элот Синор.
– Очень приятно. Тойри Ветана, лекарка.
– Да, госпожа Ветана, мы знаем. От барона Артау.
Я медленно склонила голову:
– Это не лучшая рекомендация. Что вам угодно?
– Барон просил лекаря. Вас.
– Его помиловали?
– Нет.
Говорил старший, младший дознаватель помалкивал, изучая то мое лицо, то старшего коллегу. Недавно получил это звание и теперь набирается опыта? Да, похоже.
Я перевела дух. Не помиловали. Но тогда – что?
– Он хочет здоровым взойти на эшафот? – поинтересовалась я.
Элот Синор оценил шутку, медленно раздвинув губы в улыбке.
– Что-то вроде того, госпожа Ветана. Правосудие отсрочило его казнь на три дня, и ему нужен лекарь. Барон попросил вас, и поскольку это ни на что не повлияет, я решил удовлетворить его просьбу. Если вы согласитесь, конечно.
Я покусала губы. Не нравилась мне эта ситуация, но чем? Ладно, съезжу. Заодно буду уверена, что барон действительно сидит в камере и собирается умереть через несколько дней. Для душевного спокойствия полезно.
* * *
По дороге мы разговорились со старшим дознавателем. Тот был в курсе нашей ситуации, знал, что барон принял меня за свою невесту, и относился к этому даже с легким юмором. Все бы маньяки так ловились! Приятно даже! А то ищешь, работаешь, бегаешь, ноги сбиваешь…
Помилование? Это – нет. Может быть отсрочка приговора, такое бывало, если человек выдает нечто ценное для короны. Так называемое «королевское помилование». Но – неполное. Его величество строго относится к соблюдению законов, очень строго. Барону дали три дня, а потом на казнь. Не публичную, это он тоже выторговал, да его величество и не любитель публичных казней. Без пыток – это тоже входит в сделку. Но – и только.
Так что в камеру я входила почти спокойно.
Артау лежал на кровати, прикованный за обе руки, чтобы точно не дернулся. Я чуть поклонилась – как простолюдинка при встрече с высокородным.
– Господин барон.
Артау обжег меня взглядом, в котором смешалось – что? Ненависть? Да, и она тоже. Ненависть, похоть, зависть… Что-то еще, едва уловимое.
– Привели-таки…
– Вы заключили сделку с правосудием, и оно выполнит все взятые на себя обязательства, – пафосно провозгласил Элот Синор.
Но оставлять нас одних и не подумал. Правильно, я его об этом и просила по дороге, мало ли что придет барону в голову?
Я профессионально принялась осматривать пациента, мимоходом отметив, какими заученными стали движения. Лечебница пошла мне на пользу. Артау молчал, сверлил меня глазами, но молчал.
– У вас сломаны два ребра. Нужна тугая повязка. Синяки… оставляю мазь. Она с обезболивающим эффектом. И вот еще травяной сбор, заваривать и давать два раза в день, он тоже снимает боль. Господин Синор?
– Хорошо, распоряжусь.
– Тогда мне больше нечего добавить.
Я выпрямилась. Барон прищурился.
– А я могу кое-что предложить. Госпожа Ветана, хотите стать баронессой?
* * *
Я не рассмеялась. Даже слова не сказала, но что-то, видимо, промелькнуло на моем лице, потому что Артау зачастил:
– Я могу это предложить. Меня скоро казнят, так что вы выходите за меня замуж! Мы проводим вместе одну ночь, благо маги воды могут обеспечить зачатие, и я…