На второй день мы взлетали, заранее настраивая радиус автопилота на координаты дворца и дрались почти вслепую. Что ж, посмотрим, как сегодня…
Я ускорился, как следует, до самых пределов красных линий гравикомпенсаторов – меня вынесло километров на 20. Даже показалось на миг, что я вижу терассаконтеру Альянса на орбите планеты. «Гепард» номер тридцать четыре», оказался тоже подсвечен красным. Так что у нас даже минус две машины до начала боя. Если это мой друг ван Фростен, то совсем плохо. Один из немногих опытных офицеров, оставшийся от моего эскорта. Оставайся живым, Адольф… – пожелал я ему.
Как только заработали атмосферные двигатели, я трансформировал «гепард» в штурмовую версию, и упал, на ближайший замеченный, «мачете» Альянса. Он умело маневрировал, резко уходя вверх-вниз, влево-вправо, пытаясь резко сбрасывать скорость, чтобы я проскочил вперёд. Я обстреливал его плазмой и кинетикой, потом дал залп штурмовыми ракетами. Его активный щит был почти такой же мощности как у меня, он хорошо держал урон и конечно, почти мгновенно, у меня «на шести»* появился его коллега. Второе «мачете» принялось обрабатывать всем, чем можно мои щиты с истощёнными уже запасами энергии. Его пилот бил меня так же упорно, как я проделывал это с его товарищем. Наносимый урон быстро съедал щит, добираясь до уязвимого корпуса моего «гепарда».
– Ну вот и прекрасный повод наконец-то расстаться со своими страхами и усталостью навсегда, – сказал я себе, наблюдая, как тают запасы энергии.
Всё потому, что противник «на шести» в таких раскладах как сейчас – это малые шансы выжить. А точнее, никаких шансов вообще. Упал ли он мне на хвост с орбиты, или поднялся вверх после штурмовки дворца Фридрихсхалле, всё это было уже для меня неважно.
Сдача в плен для меня вещь невозможная. Я не могу представить себя, до крайней степени модифицированнного, где-то в пространствах Альянса Претерис, в касте Исиды или Диониса, в вечном наркотическом или сексуальном трипе. Человек для меня кончался там, где сапиенс превращался во что-то другое, виртуально-медитативное. Или извращённое до агрессивной боли, приносящей кайф, как это принято у касты Серапеуса.
– Ну не твоё это, Франц – сказал я себе и расхохотался….
…Wann ich als Kind war, meine Mutti gesagt hat, sei mutiger Junge, sei braver Soldat…* – прозвучала в голове кричалка, которую я придумал когда-то, ещё в летном училище в Марселе. Хорошо было. Раннее утро, и пробежать тебе 10 километров – как песню спеть. Странно, но, несмотря на безнадёжность ситуации, настроение моё было на подъёме, как когда-то, когда я был совсем зелёным курсантом.
– Будь честен, Франц, – сказал я себе, – Ты устал от борьбы, и отсутствия логики, хоть и не говорил никому об этом. Все шесть дней ты думал о том, как умереть быстро и красиво. Но главное быстро. Ты же давно к этому готов… Давай, давай!!!
И, пока в голову не стали приходить дурные мысли о том, как хочется жить, я переключил накопители энергии на скорость и щит и врезался в преследуемое «мачете».
Мне не повезло. Точнее повезло частично. Вражеская машина, которую я таранил, разлетелась в клочья, моя тоже. Пилот атакованной машины, конечно, погиб во время столкновения. Только я наблюдал это все уже со стороны, высоко взлетев в спасательной капсуле над оранжево – чёрным облаком взрыва. Сначала мне показалось, что я мёртв и наблюдаю всё это из другого измерения.
Потом до меня дошло, что я не отключил спасательный модуль «гепарда», взлетая из ангара во Фридрихсхалле… Спасательную капсулу отстрелило. И в этот момент, вдруг внезапное желание жить вернулось ко мне. Я включил ускорители, рассчитывая внезапным рывком оторваться от второго «мачете», всё ещё висевшего у меня «на шести часах». Однако, мой враг решил меня добить. Теперь, его машина резко сокращала дистанцию, а я уходил к земле от моря, над которым шёл бой.
Я бежал, как выдра бежит от остзейской касатки, когда она гонит её под свою стаю. Я хотел, чтобы скалистые берега моря, с их сложным рельефом, уходившие к югу от города, прикрыли меня. Конечно, был риск разбиться о скалы, но я надеялся, как говаривал мой друг ван Фростен, на свои «превосходные боевые качества». Противник почти догнал меня, чтобы одним залпом превратить в тень, и тут ко мне пришло решение, резко посадить капсулу, чтобы выиграть хотя бы несколько минут для того, чтобы попытаться скрыться где-то среди скал. Я петлял в каменных лабиринтах, выбирая место для посадки, и чудом был ещё жив.
Наши машины шли над самой землёй, когда мой преследователь вдруг случайно задел правым оружейным трансформером, за что, я не понял. Рухнула целая небольшая скала. Половину его машины внезапно вырвало, а остаток, взрываясь, расцвёл рыжим цветком. Я увидел, как теперь уже его спасательная капсула свечой полетела вверх. Передо мной завис и отстал, падая, фрагмент обшивки «мачете» с номером «сто одиннадцать».
Я резко затормозил, перекачивая всё, что можно, из хилого накопителя щита капсулы на подушку посадки, но её не хватило надолго. Было слышно, как я торможу о поверхность. Торможу всем корпусом, тонким корпусом спасательной капсулы. Стало невыносимо жарко от разогрева, появился едва уловимый запах термопластика. Чтобы не задохнуться, не дожидаясь остановки, я отстрелил верхнюю панель и проехал остаток тормозного пути, как заправский гонщик на болидах. Наконец я остановился…
Ветер… Запах моря, каменной пыли и сосен – этот коктейль чуть не порвал меня на части. От ощущения и счастья, что я всё-таки жив, на мгновение захотелось лечь и уснуть.
Осмотрелся. Место посадки оказалось не слишком удачным. Моя капсула приземлилась на каменный балкон скалы над морем. Вверх вел только один проход и туда, на моих глазах, метрах в 300 от меня, «воткнул» свою спасательную капсулу мой преследователь. Я дернул c оружейной панели стандартный «HK Gewehr 400» и залёг, оставив обрыв позади и прячась за капсулу. Понятно, что мой враг вряд ли свернёт себе шею от перегрузок. Он и посадку свою сделал жесткой намеренно, чтоб не потерять время и не упустить меня. Сейчас он охотник, а я всего лишь дичь, особенно, если дело дойдёт до стадии боя лицом к лицу.
Homo praeteris потому и называли себя «бескрайними», что эта ветвь развития человека, давала, по сравнению с sapiens, бескрайние возможности. Изменённый метаболизм, высокий процент неорганических соединений, возможности почти мгновенной метаморфозы и регенерации, предельно низкий болевой порог – все это сводило мои шансы в столкновении лицом к лицу просто к нулю.
Я дал длинную очередь плазмой – на весь комплект – когда он сбрасывал входную панель, в расчёте застать его врасплох, сжечь его в капсуле, и закончить бой сразу. Но расстояние было приличным – он успел выпрыгнуть и тоже спрятаться за капсулой. В плюс мне, что мой враг не успел взять стрелковое оружие – я всё-таки попал в его капсулу, и она теперь горела. Террис начал сближаться, используя, как прикрытие, крупные камни и рельеф. Я попадал в него кинетикой несколько раз, его отбрасывало и переворачивало, но он упорно продолжал сближение, на ходу регенерируя повреждения.
Кинетический боезапас закончился, я отбросил бесполезный теперь ствол, и встал в полный рост.
Всю жизнь мне фантастически везло. Потому, что родился в семье военных исследователей. Потому, что сразу из училища в Марселе меня перевели в Кёнигсберг, и я сразу попал в группу «Тень» -так назывался эскорт герцога. Потому, что в каждой темной истории, о которой не сообщали медиа, я оставался живым, продвигаясь сквозь тени погибших друзей, от простого солдата до капитана эскорта. Повезло, что стал не только командиром, но и другом герцога Фридриха, спасая его жизнь и охраняя его тайны. Кажется, теперь везение кончилось. Мой враг тоже встал из-за камня, снял и отбросил шлем. Я увидел красивое лицо, слегка смуглое, он словно бы сошёл со старинных картин древней Италии.
– Меня зовут Хубертус, – сказал он на интерлингве, улыбаясь, как будто наша встреча на обрыве у моря была приятной случайностью. – Хубертус Кассадор. Он прищурился, внимательно разглядывая меня. – Пусть у нас будет дуэль, не бойся, – он сделал жест рукой, – Я дам тебе фору. Пусть моя месть за боевых друзей будет честной. У тебя же есть спада?
