«Господь мой и Бог мой». Конечно, святые тем от нас и отличаются, что они, если в чем-то уверились, потом уже обратно не поворачивают. Нам-то несколько раз нужно в чем-то убедиться, да и то можем опять начать сомневаться – это свойство, как говорится, грешных людей. Как отец Сергий Мечев говорил: «Мы отличаемся от святых непостоянством».

Так почему любовь к человеку без любви Божьей, без обращения к Богу, есть самолюбие? Ведь как бывает: стараемся мы для человека что-то хорошее делать, а ничего не получается, человеку это не нужно, он этого нашего добра не понимает и не принимает, – и мы начинаем раздражаться, потому что все идет не по-нашему. И получается, что в этом проявляется наша самость, а не наша любовь. А может, если что-то идет не по-нашему – то это значит, что так получилось в этот момент. И вообще, главное, чтобы было по-Божьи, а не по-нашему. То есть если мы проявляем свою любовь, как нам кажется, а человек этого не ценит, то мы начинаем на него раздражаться, обижаться, гневаться. Так вот, по наставлению оптинского старца Варсонофия, если ты видишь недостаток ближнего и хочешь его исправить, но он тебя раздражает, то и ты погрешаешь, а погрешностью погрешность не исправишь – она исправляется кротостью. Или, как сказал митрополит Филарет Дроздов, «грязью грязь не смывают». Или, как бывает, человек любит, любит, а вдруг в ответ получает предательство, измену, и тогда у него начинается злоба против еще совсем недавно любимого человека. Правильно говорится, что от любви до ненависти один шаг. А потому, что это страдает себялюбие, и это не есть любовь к ближнему.

Тут и начинается: «Как же так? Я все для него (или для нее, или для них) делал (или делала)! А со мной так поступили! Такая неблагодарность!» Во-первых, надо помнить, что в любом инциденте доля нашей вины обязательно есть. А во-вторых, больше виноват тот, кто умнее. Ведь когда человек начинает навязывать другому свою волю, это может вызвать неприятие и даже протест. Можно предложить, но если человеку этого не надо, то лучше, может быть, более с достоинством себя вести, сказать: «Ну, смотри, как хочешь, тебе жить». Потому что ведь у детей, например, такая реакция: его заставляют – он не хочет, в рот суют – он отворачивается, а начинают у него миску забирать – он за нее хватается. Это такое свойство нашей греховной натуры, что когда человеку что-то слишком настойчиво хотят сделать, даже и добро, то это иногда может вызвать даже обратную реакцию. Чрезмерное, можно сказать, выражение своего чувства может вызвать обратную реакцию. Например, ребенок нас не слушается, мы начинаем раздражаться: «Учись, не будешь учиться – тебе же будет плохо». А он нас не понимает, не слушается, и в результате он, действительно, сам себя наказывает, если не учится. А нужнен другой подход – с терпением и кротостью. По слову Апостола: «Родители, не раздражайте своих детей». Получается, что взрослые виною, а детям ответ держать. К детям надо особенно чутко относиться.

Нужно жить просто, по заповедям, которые нам Господь дал, и постараться никого не обидеть. Я думаю, что рецепт, который сказал отец Сергий Орлов: «От нас зло не должно исходить», – универсальный. Если мы видим, что на что-то мы начинаем раздражаться – это плохо, что-то тебя начинает задевать – опять плохо, потому что внутри нас зарождается зло, а нужно, чтобы оно там не рождалось, чтобы его там не было. И потом, самое печальное, что мы сейчас цепляемся за это зло, а ведь этот момент уже проходит, его уже нет. Мы сейчас говорим, а этого момента уже нет. Поэтому у нас должно быть отношение к земной жизни, как к временному состоянию, к чему-то проходящему и, причем, проходящему очень быстро. Это еще Александр Сергеевич Пушкин, по данному ему Богом дару, дал такое глубокое поучение:

К этому можно было бы прибавить – «а смиряясь, помолись». Но Александр Сергеевич был человеком светским, поэтому, может, не придавал большого значения молитве.

«Ведь оно от Бога было…» – это уже Серафим Вырицкий прибавил. Вот такое отношение к жизни должно у нас быть. И если стараться видеть только доброе в жизни, то тогда будет у нас другое настроение: нужно немножко потерпеть – все пройдет, уже проходит.

Именно о понимании любви как Божественного дара Господь и сказал: Заповедь новую даю вам, да любите друг друга… По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою (Ин. 13, 34–35). Вот главный признак христианина и последователя Спасителя. Только если любовь имеешь, ты христианин. И апостол Павел сказал: Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. (1 Кор. 13, 1–2). Ничтоже есмь… – такое понимание любви и есть, можно сказать, главный смысл жизни. Если человек понимает это и старается так жить – то он живет. Только любовь – жизнь. Человек живет только тогда, когда живет в любви. Но как раз в том-то и дело, что мир всем своим устройством после грехопадения направлен против любви к Богу и ближнему. Поэтому ближний – это тот, кто промыслом Божьим поставлен рядом с нами и к кому мы должны проявлять любовь.

Но нужно помнить, что проявлять любовь – это подвиг и он происходит часто во внутренней борьбе, потому что грехи наши отделяют нас от Бога и друг от друга. Как раз об этом Господь сказал: И, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь (Мф. 24, 12).

Потому что когда человек видит, как другой человек все делает и делает что-то нехорошее, злое – то как же его любить? Но надо понимать, что слова апостола Павла ко всем относятся: «Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти? Что со мной происходит? Всей душой люблю закон Бога, но его нарушаю… Не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю… Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то́, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех… Умом моим служу закону Божию, а плотию закону греха» (см.: Рим. 7, 15–25). Вина человека в том, что он может когда-то один раз согласился на что-то, потом еще и еще раз, а потом это уже переходит в навык, иногда греховный навык.

Однажды я сподобился служить с Сербским патриархом Павлом. Патриарх смиренно совершал проскомидию, а другие батюшки в алтаре начали разговаривать, он им погрозил пальчиком – они все замолчали, конечно. Потом, когда закончил, сел и сказал:

– Василий Великий говорил, что разговаривать в церкви великий грех, но сербы, греки и русские (сербы и русские там были) – все этим занимаются, это уже навык, а от навыка трудно избавиться.

Так смиренно сказал этот святой жизни человек – патриарх Павел. Не отделил себя от своего народа, а назвал в числе первых согрешающих. Как мы говорим перед Чашей: «от них же первый есмь аз». И патриарх Павел пояснил, что когда приобретается греховный навык, то человек часто поступает уже по привычке. Мы, в общем-то, даже едим во многом по привычке. Один привык пить кофе, и он пьет кофе не потому, что ему это необходимо, а просто потому, что он привык к этому. Другой пьет чай, третий еще что-то пьет или ест – и это все просто привычка. В нашей обыденной жизни много вещей, к которым мы привыкли. Почему говорят: «Привычка вторая натура». Едва ли кто специально, еще будучи грудным ребенком, стремился к кофе, или чаю, или еще к чему-то такому. Я уже не говорю о том, когда, к несчастью, человек приучается курить. Это все привычки. Но когда говорят: «Привычка вторая натура», то возникает вопрос: «А какая первая натура?» А первая – это как раз та, которая дается человеку, когда он рождается. В некоторой степени, натура человеческая – это его характер. Это бывает уже от рождения: один – флегматичный, другой – энергичный. Со временем человек начинает понимать, что у одного такой характер, у другого другой характер – ну что ж; тебя вот это раздражает, другого другое раздражает. Одному кажется, что должно быть так, а другому – не так. И вот как раз эти мелкие шероховатости, всякие несущественные вещи, за которые часто цепляются люди, – они-то и мешают нашей жизни.