Поэтому в интересах детей надо пересмотреть Семейный кодекс. Хочешь разводиться? На здоровье! Оставляешь жене с ребенком все совместно нажитое, и свободен. Только будешь платить не двадцать пять процентов, а шестьдесят. Что? Хочешь завести новых детей? Прости, но у тебя уже есть ребенок, ты не можешь его отшвырнуть, как неудачный черновик. Сначала поставь его на ноги, а потом уже плоди следующую партию безотцовщины.
Укладывая в холщовой сумке банку сметаны так, чтобы точно не перевернулась в автобусе, Ирина подумала, что, наверное, не рассуждала бы так строго, если бы у Валерия дочь была помладше. С другой стороны, как знать, может, он быстрее ушел бы от жены, если бы алименты составляли шестьдесят процентов. Совесть его была бы чище.
На сердце вдруг стало тяжело и тускло, будто туча опустилась, и Ирина сама не заметила, как очутилась возле винного отдела. «Может, взять? У меня большая сумка, если попрошу две бутылки, продавщица подумает, что я для праздничного стола… Выкинули бы какое-нибудь дефицитное пойло, там бы все хватали по две штуки в одни руки, и никто б не спрашивал, алкаш ты или нет».
Ирина быстро вышла из магазина, чтобы не поддаться соблазну. Она знает в лицо всех продавщиц, те тоже наверняка ее запомнили, а если как-нибудь выяснят, что она судья, получится нехорошо. На сегодня вино осталось, а завтра съездит в какой-нибудь магазин, где не была раньше и где никто ее не знает.
Советская женщина должна справляться со всеми своими обязанностями идеально, быть и ударником труда, и заботливой матерью семейства, не пренебрегать общественной работой и выглядеть приятно взгляду, но хорошим тоном считается делать все это на пределе сил. Жизнь должна быть не радостью, а подвигом: этим постулатом была пропитана вся атмосфера вокруг Ирины, поэтому ей всегда было немного неловко перед знакомыми дамами за то, что домашние дела занимали не больше часа в день, и делала она их скорее с удовольствием, чем как мученица. Она умела хорошо организовать быт и могла приготовить полноценный обед за двадцать минут чистого времени, стирала по принципу: «чаще – значит легче», а к уборке относилась как к чему-то вроде зарядки.
До развода было приблизительно так же, муж не жаловался и ушел от нее не потому, что она плохо его кормила или держала в грязи.
Работа и дом оставляли ей достаточно сил и свободного времени, Ирина до сих пор думала, что все у нее в порядке с бытом, но любовник все не уходил и не уходил от жены, несмотря на ясные обещания, и у Ирины начались какие-то панические идеи, что она не умеет вести дом, всюду у нее грязно и не убрано, и Валерий просто брезгует связываться с неряхой. Нормальная женщина обязана посвящать дому все время, остающееся от работы и сна. «Что ты больше хочешь – замуж или сидеть одной и читать книжечку?» – спрашивала себя Ирина и начинала то зеркало в ванной протирать, то выключатели, то дверные ручки. Должно быть так, чтобы Валерий мог в любой момент переступить порог ее квартиры и найти интерьер в идеальном состоянии.
Покормив Егорку ужином, она помыла посуду, протерла дверцы кухонного шкафчика, чтобы не осталось ни единого пятнышка, и начала мыть плиту, думая, какой женоненавистник спроектировал всю эту нехитрую систему именно таким образом, чтобы хозяйке было максимально трудно отчистить грязь. Специально, наверное, старался, чтобы женщина мучилась, вместо нескольких взмахов тряпкой придумывала бы разные хитрости и уловки, как достать въевшийся жир из глубоких щелей, и чувствовала бы себя скромной героиней.
Но мысли о новом деле не отпускали Ирину, и почему-то росло раздражение на Валерия, который расписал процесс ей, хотя она просила его этого не делать. Или?.. Он сказал, что ей надо расти. Действительно, в университете Ирина без особенных усилий завоевала репутацию блестящей студентки и закончила с очень высоким баллом, а после как-то застоялась. Сначала посвятила все силы мужу и ребенку, а потом последовал развод, явившийся для Ирины таким сокрушительным ударом, что она утратила последние профессиональные амбиции. Ей было больно даже дышать, и только мысль о том, что Егору надо что-то есть, заставляла Ирину каждое утро подниматься с кровати и отправляться на работу. Потом стало чуть полегче, она осознала свое положение «разведенки», и тут как раз старая председательница суда ушла на пенсию, а вместо нее прислали Валерия.
Ирина работала добросовестно, но чуть ниже своей «проектной мощности», как подтрунивал над ней папа, когда она в школе ленилась делать уроки и учить правила, зная, что и так получит пятерку. Валерий, несмотря на то, что любовник, один из немногих людей, которые видят в ней эту «мощность» и понимают, на что она способна. Вдруг он заботится об их общем будущем? Если (нет, лучше «когда») они поженятся, то трудиться в одном суде станет неудобно, так что, наверное, он старается, чтобы у нее появилась возможность выбрать другую работу…
От этой мысли Ирина повеселела и решила, что плита уже в порядке. Позвала сына и устроилась с ним на своем диване под пледом. У них это называлось «в норке». Сначала она почитала Егору про волшебника Изумрудного города, а потом началось самое интересное. Они выбирали книгу на иностранном языке (от старшей сестры Ирине перепало много детских книг на английском и французском), рассматривали картинки, и Егор сочинял какую-нибудь историю. Обычно он только спрашивал у матери, как зовут героев, а дальше следовал за своим воображением, и часто у него выходили прелестные истории, которые Ирина с удовольствием слушала. Но сегодня она отвлекалась на свои рабочие дела, вдруг почувствовав давно забытое тщеславие. Захотелось блеснуть, заявить о себе в профессиональной среде, показать всем, как безупречно она может вести процессы. И как знать, вдруг это действительно станет стартом хорошей карьеры? Ирина улыбнулась, представив себя судьей Верховного суда. Пусть тогда Валерий попробует не развестись с женой… Ладно, хватит мечтать!
Итак, дело Мостового. Все началось в конце ноября восьмидесятого года, когда в сквере неподалеку от Военно-медицинской академии нашли тело девушки. Несчастная была убита одним точным ударом ножа, следов сексуального насилия или какого-то иного глумления над телом не обнаружилось, и в основном разрабатывались версии убийства по личным мотивам или с целью ограбления, потому что денег при потерпевшей не нашли. С другой стороны, серьги, золотая цепочка и колечко остались на месте, карманы не были вывернуты, в них лежали ключи от квартиры, мелочь и «барбариска», и родители клялись, что крупных сумм у их дочери на руках не бывало и быть не могло. Семья была состоятельная, детям мало в чем отказывали, но много наличных не давали. На допрос вызвали молодого человека, с которым девушка встречалась последний месяц и с которым, по показаниям родителей, бурно поссорилась за несколько дней до смерти. Молодой человек не смог предоставить убедительного алиби, но пытался оправдаться тем, что якобы является «плохо переученным левшой». Его, мол, в детстве научили писать и есть правой рукой, но все остальное он по-прежнему делает, как привык, в частности, играя в теннис, ракетку всегда держит в левой. Почему-то этот детский лепет показался убедительным, и никаких серьезных следственных действий, чтобы доказать или опровергнуть причастность молодого человека, проведено не было. Ни судебно-медицинской экспертизы, ни обыска, ничего.
Ирина усмехнулась. Что ж, теннис – спорт не для народа, а для его слуг. Наверняка у мальчика оказались родственники, которые быстро пресекли неуместную активность следствия.
Через три месяца еще одна девушка была убита точно таким же образом, как первая. В другом сквере, но расположенном совсем близко от первого места преступления, а смертельный удар был идентичен первому. Ведущей стала версия о маньяке, и вопрос о причастности молодого человека отпал сам собой.
Следующее убийство, случившееся только через восемь месяцев после второго, подтвердило предположение о маньяке, но к установлению его личности не приблизило нисколько.
