Мы с кошечкой смотрели друг на друга, и я решила, что она никакая не Задира. Она была больше похожа на Принцессу.

— Она не похожа на Задиру, — заявила я, — больше похожа на Принцессу.

Тейт наклонился, чтобы достать из шкафчика сковородку, при этом он повернул голову и посмотрел мне в глаза.

— Крутышка, если ты будешь звать мою кошку Принцессой, у нас будут проблемы.

О Боже. Похоже, Тейт привязан к своей кошке даже больше, чем мне показалось, а он явно к ней очень привязан.

— Ладно, — прошептала я.

Тейт выпрямился, держа в руке сковородку, и его губы дернулись. Я заметила это и поняла, что он борется с улыбкой. Он повернулся к плите и поставил на нее сковородку. Я присела на корточки и ласково заговорила с Задирой. Без колебаний она прыгнула к моей вытянутой руке, быстро ее обнюхала и потерлась головой.

— Она дружелюбная, — заметила я.

— Да, — согласился Тейт.

— Где ты ее взял? — спросила я.

Тейт разорвал упаковку бекона и вывалил все ее содержимое на сковородку, не разделив на полоски. Глядя на это, я прикусила губу и погладила Задиру, которая продолжала тереться об мою руку.

— Кто-то положил коробку со всем выводком Задиры под дверь «У Баббы». Хрен его знает кто. Крис взяла коробку в бар и собиралась отвезти их в приют. Я пришел в бар, Задира выбралась из этой большой коробки, подбежала ко мне и вцепилась коготками в мои джинсы. Заявила права на меня. Я ничего не мог поделать, — сказал Тейт бекону.

Он ошибался. Он мог кое-что сделать. Мог отнести Задиру обратно в коробку. Мог дать Кристал отвезти Задиру в приют. Она не заявила на него права. На такого мужчину, как Тейт, не заявляют права. Такие мужчины, как Тейт, сами их заявляют.

Что-то в этой истории поразило меня, и мне очень хотелось игнорировать ощущения от этого нежного удара. Я не разобралась в них, но они мне понравились, а я не хотела, чтобы они мне нравились, и не понимала, почему не хочу. Это говорило о Тейте нечто неожиданное и даже удивительное. И это знание вызвало во мне теплое, ласковое чувство. И это теплое, ласковое чувство привело меня в ужас.

Чтобы отвлечься от этого чувства, я осторожно взяла Задиру на руки, на случай если ей нравятся только руки Тейта. Она моментально расслабилась у меня на руках, и я перевернула ее на спину, прижимая к груди, и, почесывая, прошла дальше в дом.

Множество широких окон открывали вид на деревья, окружающие дом. Рядом со стеклянной раздвижной дверью, ведущей на веранду, стоял овальный обеденный стол на шесть мест. По обеим сторонам от двери располагались окна. Стулья были с изогнутыми спинками и несколько потрепанные. Я прошла направо в огромную гостиную. Это было длинное пространство, отделенное от кухни четырьмя напольными тумбами. Еще больше старой мебели, диван, несколько удобных на вид кресел, телевизор, журнальный столик, приставные столики — все выглядело так, словно находилось тут уже довольно давно или побывало где-то еще довольно давно.

Я осмотрела диван. Тейт сказал правду. Диван действительно дерьмовый. Он оказался таким потрепанным, что почти протерся, и нуждался в замене. Вы ни секунды не станете волноваться, если прольете на него виноградный «Кулэйд». Но все равно он выглядел удобным, как будто приглашающим присесть и отдохнуть.

В гостиной не было никакого декора: ни свечей, ни безделушек, ни диванных подушечек, ни картин на стенах. Обеденный стол завален почтой. Некоторые конверты были открыты, их содержимое беспорядочно смешалось, некоторые закрыты, журналы, каталоги. На диване лежало одеяло, часть сбилась на сиденье, часть была перекинута через спинку. Кто-то лежал под ним, а потом откинул, когда встал и ушел.

На стене я увидела несколько рамок — единственных во всей комнате, в уголке позади кухни, где столешница прилегала к стене. С одной стороны от нее находился холодильник и большой шкаф для хранения продуктов, а с другой была гостиная. Рамок было три, все одинакового размера, они висели одна над другой.

Я подошла к ним, остановилась, и мы с Задирой принялись их рассматривать (ну, может, Задира и не рассматривала — она, вероятно, видела их раньше, и она опять громко урчала, так что не думаю, что она делала что-то еще, кроме как наслаждалась).

Потом я увидела, что находилось в этих рамках и перестала рассматривать, а начала пялиться.

На верхней фотографии были два мальчика лет пятнадцати или около того. Они стояли рядом с грязными байками, а между ними стояла более младшая девочка лет двенадцати-тринадцати. Они все улыбались. Нет, мальчики улыбались, а девочка смеялась.

Тейт, Вуд и Нита.

Тейт, Вуд и Нита.

Я опустила глаза на следующую фотографию и увидела троих детей, два грязных байка и незнакомого мужчину. Одной рукой он обнимал Тейта за плечи и очень напоминал того мужчину, которым Тейт был сейчас. Высокий, красивый, но по-другому, менее раздраженный, с более открытым лицом и такой теплой улыбкой, что я даже ощутила идущее от фотографии тепло.

На нижней фотографии снова были трое детей и грязные байки, но между мальчиками стоял более молодой Па. Одной рукой он обнимал Ниту, прижимая ее спиной к своей груди. Его улыбка тоже была открытой и теплой.

Счастливое время.

Счастливое время Тейта, Вуда и Ниты.

В чем же дело?

Я услышала и унюхала, что бекон уже поджарился, и ошеломленно побрела обратно на кухню.

Рядом с плитой лежала буханка хлеба и стоял тостер. Тейт стоял у сковороды. Мы с Задирой осмотрели его.

— У тебя в гостиной на стене фотографии с тобой и Вудом, — заявила я. Тейт повернулся ко мне, его взгляд метнулся к Задире, которая лежала у меня на руках пузом кверху, а лапы болтались в воздухе. Я чесала ее, а она продолжала урчать, не двигаясь. Тейт посмотрел мне в глаза.

— Да, — ответил он.

— Вы там молодые, — продолжила я.

— Да, — повторил он и отвернулся обратно к плите.

Я увидела низкие стулья возле острова со стороны напротив Тейта, подошла к одному из них, выдвинула его и села.

— Эм... Капитан, — начала я, — ты не упоминал...

Он снова повернулся ко мне:

— А Вуд упоминал об этом?

Я покачала головой.

Он вернулся к сковороде и больше ничего не сказал.

— Тейт...

Он вздохнул. Из тостера выскочил тост, Тейт открыл шкафчик и достал тарелку.

— Мы выросли вместе.

— Да? — подтолкнула я, когда он больше ничего не добавил.

Он положил тост на тарелку и вставил следующую порцию хлеба в тостер, ответив только:

— Да.

— Вы дружили? — спросила я.

Он коротко взглянул на меня, а потом снова уставился на сковородку.

— Да, — повторил он.

— Но сейчас вы не дружите, — отметила я.

— Да, — согласился он.

— Из-за Ниты? — мягко назвала я причину, по которой они сейчас не были друзьями, и Тейт полностью повернулся ко мне.

— Из-за Ниты, Бетани и потому что Вуд мудак, — ответил Тейт.

— Может, тебе следует объяснить насчет Вуда? — нерешительно предложила я, ощущая некоторое беспокойство, оттого что Тейт был не очень-то разговорчив.

Он снова отвернулся от сковородки и посмотрел мне в глаза. Некоторое время мы так и смотрели друг на друга, пока он не заговорил.

— Я понимаю, что тебе любопытно, детка, — тихо сказал он. — И понимаю почему. Но я только что с дороги, ты весь день была на ногах, столько всего произошло, и у нас никогда не было этого. — Он поднял руку, чтобы обозначить «это» — мы с ним в его доме, делаем что-то обычное, ужинаем и проводим вместе ночь. — Давай не будем все портить. Поговорим про Вуда потом, хорошо?

Я не была уверена, он на самом деле спрашивает мое мнение и хочет, чтобы я согласилась с тем, что нам не следует говорить об этом сейчас, или просто говорит и ожидает, что я просто соглашусь с тем, что нам не следует говорить об этом сейчас?

С одной стороны, он прав. С самой первой минуты нашей встречи наши отношения были сложными, и не просто сложными, они включали изнасилование, убийство и родительский инфаркт. Нам нужно «это».