— О! Ты такой тщеславный!
— О да. Я очень тщеславен и меркантилен. Я должен дорасти, наконец, до твоего уровня, и, может, тогда ты… — Кинни оторвался от бокала с вином и внимательно посмотрел на меня. Я решил, что сболтнул лишнее.
— И может, тогда я смогу больше себя уважать, — закончил я и, подняв бокал в приветственном жесте, допил до дна свой напиток.
Я вернулся в Питтс одновременно с выходом в свет статьи в местном художественном издании о выставке в Нью-Йорке. Так что в некотором роде я стал немного знаменит. Я уволился из забегаловки, подал документы в институт и взялся за живопись с удвоенной силой.
Всё шло чересчур гладко, так никогда не бывало в моей жизни, и меня уже начало напрягать это затишье перед бурей. А буря случится, я знал. Уж слишком я для этого был везучим. Даже Брайан как-то заметил, что я вечно попадаю в центр какой-нибудь драмы. И, конечно, она не заставила себя ждать.
Мы договорились с Кинни встретиться в «Вавилоне». Он слегка задерживался, и я, пройдя внутрь и выпив пару коктейлей, пошёл на танцпол. Я почувствовал себя плохо уже на первых минутах танца. Меня окатило горячей волной изнутри и ощущение распирания и опухания гортани ясно дало мне понять, что это приступ аллергии. Это чувство было мне хорошо знакомо. Ещё в родительском доме меня пару раз госпитализировали с отёком Квинке, но обычно это случалось от приёма медицинских препаратов. Ничего, кроме коктейля, я не пил, значит в нём. Упасть я не успел, меня подхватили под локоть сильные руки, и отключился я уже где-то на выходе из клуба. Думаю спасло от удушья меня только то, что утром я выпил таблетку противоаллергического средства на всякий случай, зная что всё равно приму в «Вавилоне» какую-нибудь дрянь. В моей ситуации риск — это синоним глупости, но всю жизнь бояться это так скучно.
Но теперь мне не было скучно. Мне было страшно.
Я очнулся от боли и, не открывая глаз, пытался понять что со мной происходит. Сказать, что я был разбит и ныл каждый дюйм моего тела — это явно приуменьшить мои ощущения. Я услышал голоса.
— Слушай, Сепперстайн, ребята остались довольны мальчишкой, такой юный и сладкий, но ты уверен, что с ним всё в порядке? У него уж больно нездоровый цвет лица.
— Ничего, очухается. Не он первый, не он последний. За этого мы получили двойную цену. Не каждому доведётся трахнуть шлюху Брайана Кинни. На него был специальный заказ. Бармену придётся увеличить премиальные за внимательность.
— Да, качели на этот раз удались на славу, — мужчины заржали, продолжая общаться, не замечая, что я пришёл в себя. От их слов мне стало ещё хуже, хотя не знаю, может ли быть хуже в моём положении.
— Бобби довёз его до отеля, сгрузил в номер и уехал. Все клиенты были уже там и доставкой остались довольны.
— А этот?
— А этот придёт в себя и отправится домой. Он ничего не видел. Ну, поболит у него задница недельку, подумает, что сам перестарался и выбрал себе парня не по размеру. Здесь не край географии, Джейк. Поймает такси и уедет.
— Сэп, а с чего клиенты взяли, что он парень Кинни? Тот же никогда не заводил бойфрендов.
— Ну, и на старуху бывает проруха. Вот ты бы отказался от такой конфетки? Вот и Кинни не смог. Всё, хватит, машина пришла, поехали в клуб. Мне ещё сегодня ревизию в баре проводить, — и голоса стихли.
Можно было подниматься, но я не мог. Тело после тяжёлых приступов аллергии всегда ватное, и муть в голове долго не проходит, но это было что-то иное. Что именно, я уже с ужасом понял, слушая тех, кто меня сюда приволок, но моё сознание не хотело с эти мириться. Зад горел огнём. Я потянулся к нему рукой и сквозь штаны ощутил влагу. Поднеся руку к глазам, я понял что это кровь. Мне на мгновение показалось, что я лечу вниз с обрыва и не имею никакой возможности ни за что уцепиться. Нужно было ехать в больницу. Нужно было позвонить. Кому? Брайану? Зачем я ему такой теперь нужен? Я не смогу смотреть ему в глаза.
Сколько их было? Что именно они со мной делали? Боже! Были ли на них презервативы? От ужаса перед возможными последствиями меня стошнило прямо рядом с деревянным настилом, на котором я лежал.
Я потерял сознание на некоторое время, а когда очнулся, в окно складского помещения, где я находился, уже лился искусственный свет от уличных фонарей. В кармане разрывался телефон. Брайан. Восемь пропущенных. Ха! Не нервничай так, Кинни. Ты найдёшь себе нового мальчика-игрушку. Старый слегка сломан. И, наверное, окончательно.
С трудом поднявшись и ощущая резкую боль при каждом движении, я направился к выходу. Пока я осматривал улицу, где меня бросили, как использованную резинку, я пытался осмыслить всё происходящее и пришёл к неутешительным выводам. Самым лучшим, что со мной могло случиться, было то, что я был в полной отключке и понятия не имел, что эти суки со мной вытворяли. Интересно, мой член стоял? Можно ли кончить, если ты без сознания? Я бы посмеялся, если бы мне не было так страшно. Я смог издать только хриплый, каркающий звук. Видно ртом и горлом мне тоже изрядно пришлось потрудиться.
Я узнал окраину, где находился. Здесь неподалёку, в десяти минутах ходьбы, была благотворительная клиника для неимущих. Мы с мамой часто привозили сюда ненужные вещи и обувь в моём далёком и нереальном детстве, когда у меня ещё была семья.
Десять минут в моём нынешнем состоянии растянулись до сорока, но до здания клиники я всё же дополз. Когда уже в приёмном покое я попал в руки врача, то смог наконец расслабиться и вырубился.
POV Брайан
Не знаю, по каким соображениям я продолжал набирать номер сотового Джастина снова и снова. Мы не обязаны друг перед другом отчитываться, потому что у нас нет никаких ёбаных отношений, и он не моя чёртова жена. Но обычно он снимал трубку после первого же сигнала, а тут полный игнор. Это пиздец как бесило.
После стопицотпятнадцатого вызова мне соизволили ответить.
— Где, блять, тебя носит?
Но в ответ чужой женский голос объяснил, что это не Джастин, а медсестра какой-то чёртовой клиники. И хозяин этого телефона сейчас находится у них в очень тяжёлом состоянии. Когда я узнал подробности, волосы зашевелились на моей голове от ужаса. Мелкий пиздёныш опять влип, и снова по крупному. Да что ж не так с его грёбаной кармой? Ему только будет девятнадцать, а он уже пережил столько, сколько другому не осилить за целую жизнь! Боже! За что ты так с ним?
Я быстро оделся и, прихватив с собой документ об ответственности за принятие решений о его здоровье, который сохранился со времени операции, поехал в больницу.
Врач Джастина описал мне ситуацию со всеми деталями, мать его. Слушая, я старался фиксировать в мозгу только сухие факты, не отклоняясь на обдумывание, не анализируя, не чувствуя. Иначе вязкая, мерзотная тьма, караулившая меня где-то на грани реальности, смогла бы вползти в мою уже раскалывающуюся голову и поглотить сознание, а оно мне пока ещё было необходимо.
По всей видимости, это была групповуха. Серьёзных ран было немного. Пару швов на прямой кишке при местном наркозе — это всё что потребовалось. Его не били. Синяки на теле были по видимому следами щипков и засосов, у Джастина слишком нежная кожа. Любое неосторожное движение оставляет на ней след. Небольшая травма гортани должна пройти без последствий, хотя и принесёт некоторый дискомфорт. И конечно же ему понадобится профессиональная психологическая помощь, как и всем жертвам изнасилований.
Но наибольшую опасность всё же составляло не это. Обследования показали, что это был незащищённый секс. Блять! Блять! Блять! Следы спермы, обнаруженные в его заднице, конечно, взяты на анализ, и надо подождать результатов. Но даже отрицательные, они не дадут никаких гарантий. Только по проведении тестов через полгода будет окончательно ясно, что его пронесло. Или не пронесло. Трижды блять!
Я сидел возле его постели, ждал, когда он придёт в себя, и мне было страшно встретиться с ним взглядом. Что я в нём увижу? Как он переживёт всё это дерьмо? Одно я знал точно и бесповоротно: я не мог его потерять! Любой — больной, здоровый, морально опустошённый или закатывающий истерики, изнасилованный и психологически сломленный — мне было похуй. Лишь бы живой. Это я понял, когда добирался до клиники. Так отчётливо, что как будто пелена упала с глаз. Я не мог его потерять! Он мне нужен! Он мой и только мой!