Семья ради приличия — это фарс, решил он для себя.

Стефан планировал всё изменить. С Ингой придётся расстаться, но дочь не должна пострадать из-за их разрыва. Она уже всё понимает и его поймёт. Если не сейчас, так когда вырастет. Он ведь понял своих родителей, и не перестал их любить от того, что они расстались.

В памяти возникли образы.

Как они с Максимом в их редкие встречи горели в объятиях, как становились единым целым и телом и душой, понимая друг друга с полуслова, с полувзгляда, с полувздоха.

Их единственный секс до сих пор иногда подрывает его ночами, оставаясь недосягаемой мечтой, потому что никогда и ни с кем… никогда и ни с кем, так как с ним… Но…

То, что случилось потом невозможно простить и забыть.

Макс изменился. Сразу же после секса. Кардинально.

Стефан не знал его таким.

Макс прислал ему стихи.

А следом за ними письмо.

Стихи, в которых была их ночь, их страсть, их любовь. Сердце Розена до сих пор ныло, вспоминая эти строки.

А в письме была его смерть. Его моральная смерть от крушения надежд и веры в своего мальчика.

Пришедшее по электронке письмо гласило, что их секс снят на видео, что если Розен не переведёт на указанный счёт сумму с огромным количеством нолей, то видео уйдёт к его жене, её родственникам, а потом и в СМИ. И тогда Розен останется не только без имени и без бизнеса, но и без дочери. Потому что мирного развода тогда точно не получится.

Розен сделал всё, что от него требовалось, а потом заблокировал все свои страницы в соцсетях, не желая больше иметь ничего общего с парнем, который его предал. А затем Стефан улетел из страны. Это тоже было одним из условий. Немедленный отъезд.

И хоть Стефан сделал всё для того, чтобы сохранить семью, сохранять было уже нечего. Отношения с Ингой и так всегда были прохладными: она любила сам факт наличия идеального мужа, идеального ребёнка, идеальных отношений. А Стефан если и не любил, то хотя бы уважал жену. Но теперь что-то перегорело у него внутри. И через несколько месяцев он уже по собственной инициативе затеял бракоразводный процесс, требуя выполнения единственного условия — равноправной опеки над дочерью.

Развод затягивался, Инга категорически не хотела его отпускать и шантажировала ребёнком, но Розен уже не мог повернуть всё вспять. Слишком сильно он хотел снова стать собой, взять контроль над своей жизнью в собственные руки, жить по желанию и совести, а не ради общественного мнения. Вспоминая, где он совершил ошибку, когда пустил всё на самотёк, он пришёл к выводу, что совершена она была в тот день, когда по настойчивой просьбе своего отца он решил жениться на нелюбимой женщине.

И вот теперь Макс снова ворвался в его жизнь. Со своими голубыми глазами, со стихами, разорвавшими душу в клочья, со своей бедой, о которой больно даже думать. Что с ним случилось? Тот рыжий мальчишка кричал, что это он, Стефан, во всём виноват, но он даже не знал о случившемся. Почему он не дослушал, кретин! Хорошо хоть адрес выяснил.

Им надо встретиться! Иначе это никогда не закончится. Им надо выяснить всё раз и навсегда. За что Макс так с ним поступил? Да если бы он только сказал, что ему нужны деньги, Стефан бы сам всё отдал, но так, ножом в спину?

Они поговорят. Обязательно и очень скоро.

Да почему скоро? Сегодня, сейчас, немедленно!

Найдя листок с адресом, Розен накинул пиджак и решительно направился к выходу.

***

Стоя в дверях комнаты Макса, Розен неотрывно глядел на него, а в душе ворочалось, просыпалось и вновь поднимало голову иррациональное чувство принадлежности этому парню. Вопреки логике, вопреки предательству, вопреки всему. Это чувство никогда не давало окончательно поверить во всю ту грязь, которая случилась между ними. Но факты твердили обратное.

Сквозь пелену сознания пробились слова матери Макса, обращённые к сыну:

— Ты только не волнуйся, Максимушка, тебе нельзя. Пожалуйста, только не волнуйся. Всё будет хорошо. Я буду рядом, слышишь?

Но Макс не слышал. Он утонул в любимых глазах, утонул без остатка. Его сердце билось так, что, казалось, сейчас разорвёт грудную клетку. От того, что Стефан был так близко, совсем рядом, у Макса сносило крышу. От передоза эмоций он не выдержал, и слёзы хлынули потоком из глаз. Он прикрыл веки и изо всех сил вцепился в ручки кресла, пытаясь успокоиться, но это не удавалось. И тут рядом раздался голос. Такой родной любимый голос.

— Не надо, Макс. Слышишь, не надо. Перестань. Я… я уйду, ты только скажи, почему? Почему так? Что я сделал? За что ты так со мной?

— Что? — Макс открыл невидящие от слёз глаза и уставился на мужчину, присевшего перед ним на корточки, чтобы их взгляды были на одном уровне.

— Я не понимаю, Стеф, как я с тобой поступил? Ты бросил меня! Бросил, не объяснив ни слова. Что я мог сделать? Мне даже написать было некуда! — его грудь вздымалась от участившегося дыхания и от вернувшейся с новой силой обиды. Руки начали мелко и позорно трястись. — Ты струсил даже сам объясниться, вместо этого прислав свою жену.

— Что ты несёшь, Макс! При чём здесь Инга? Отвечай!

— При всём! Она здесь при всём! — заорал Макс и с ненавистью шарахнул стиснутыми кулаками по своим бесчувственным коленям. Воспоминания обрушились на него с новой силой, а слов почему-то не было.

— Ты можешь мне объяснить, в чём дело? Какое отношение ко всему, что с нами было, имеет моя жена?

Глядя на Макса, из глаз которого катились молчаливые слёзы, на его кулаки с побелевшими от удара костяшками, на то, как парень отводит глаза, стараясь не встретиться с ним взглядом, на это чёртово инвалидное кресло, Розен вдруг отчётливо понял, что тогда произошло.

Понял без объяснений и доказательств, просто сердцем.

— Макс, это она, да? — парень только ещё глубже задышал, но упрямо молчал.

Стефан протянул руку и взял в свои ладони кисть Максима. Его пальцы были холодными, как ледышки. Розен поднёс их к губам, чтобы согреть дыханием. На запястье Макса звякнул разноцветный молодёжный браслет. Какая-то безделушка, фенечка из кожаных ремешков и вплетённых и просто болтающихся на них бусин разного размера, кулончиков и разномастных подвесок всех цветов радуги.

Вдруг в глаза Стефана бросилась одна из этих подвесок.

Это была женская серебряная пуговица. Он не мог её ни с чем спутать. Это была единичная работа. Он сам разрабатывал дизайн. В окружении затейливых завитков располагались инициалы его жены — И.Р. — Инга Розен.

Стефану сдавило грудь от осознания того, что это действительно его вина. Всё — его вина. Всё, что случилось с его мальчиком, всё, что произошло с ними обоими — только его вина. Он вовремя не разобрался, не понял, не почувствовал. Он сначала оскорбил Ингу изменой, потом Макса — неверием. Он облажался по всем фронтам.

Переплетя свои пальцы с пальцами Макса, он поднёс их к губам.

— Прости! Пожалуйста, если сможешь, прости меня!

Еле дыша от эмоций, Максим обхватил их сплетённые пальцы второй рукой и сбивчиво зашептал:

— Стеф! Только не уходи! Умоляю тебя! Мы оба виноваты, правда, оба. Но только не уходи! Мне так много надо тебе рассказать. Ты не волнуйся, мне ничего от тебя не надо, правда, но только не уходи! Я не могу без тебя! Больше не смогу… У меня больше нет сил… без тебя!

Розен притянул Макса к своей груди и прижал, давая возможность услышать, как бешено стучит его сердце.

— Я не уйду, родной мой. Больше не уйду. Мы всё решим. Вместе. Только вместе теперь.

========== Эпилог ==========

«Абсолютной свободы не существует:

есть лишь свобода выбора,

а сделав выбор, ты становишься заложником своего решения».

Пауло Коэльо

Нонна Викторовна долго думала о разговоре с Сонечкой и решала для себя, какой же линии ей придерживаться. Продолжить ли борьбу за своего сына или смириться с его неверным выбором и, наступив себе на горло и здравый смысл, принять его решение. Это было сложно, очень сложно, но пример Игоря Евсеева стоял перед её внутренним взором очень явственно.