Доползя до ванной с одеждой в руках, Олег закрылся изнутри и тут увидел своё отражение в зеркале. Сказать правду, он испытал шок. Вчера, в горячке, он совершенно не почувствовал этого, но всё его тело было разукрашено следами зубов и засосов. Боже! Разве что лицо было в относительном порядке, не считая опухших губ.

Когда Олег, одевшись, вернулся в комнату, Максим тихо спросил:

— Сказать ничего не хочешь?

— Нет, Макс, прости, — Олег вздохнул.

— Надеюсь, это было добровольно?

— Не волнуйся. Абсолютно добровольно.

На самого Макса тоже было больно смотреть. Осунувшееся лицо, тёмные круги под глазами. Вчерашнее телешоу не прошло для него даром.

«Какое-то собрание покалеченных любовью уродцев», — подумалось Олегу.

Вошла Сонечка с лекарством.

— Олежек, выпей, — она пощупала рукой его лоб на предмет температуры.

— Вроде не горячий, но мало ли. Пей!

Выпив сладко-горькую микстуру, Олег снова лёг и отвернулся лицом к стене. Разговаривать сейчас совсем не хотелось. Ни с кем.

Через некоторое время Макс засобирался. Они с Сонечкой ехали в поликлинику на плановый осмотр — каждый на свой.

Волнуясь за Олега, Соня предупредила Родика, что мальчик заболел, и попросила заскочить к нему, если приедет обедать.

Михайлов действительно приехал, и не на обед, а устроил себе укороченный рабочий день. Зашёл к Соне, забил холодильник продуктами, которыми она потом их всех будет кормить.

Михайлов так и жил на две квартиры. Это слегка напрягало, но было не в пример лучше, чем одиноко плевать в потолок, выпроводив из дома очередную длинноногую девицу после долгого секс-марафона. Усталое, натрахавшееся вдоволь тело говорило ему спасибо, а в душе дул холодный ветер. Так жить Михайлов точно больше не хотел. Тихие домашние посиделки, с которых посмеивались его приятели, сейчас были ему гораздо важнее и ближе.

Олег обнаружился в спальне, лежащим на раскладушке носом к стене. Плечи слегка вздрагивали. Михайлову показалось, что парень ревёт.

Он подошёл поближе и тихонько тронул его за локоть. В ответ парень дёрнулся и зашипел.

— Не понял, — Родик от удивления присел на корточки и задрал Олегу рукав рубашки. Тот неуклюже вывернулся и, прикрыв ладонью бордовую гематому на светлой коже, вызверился в ответ:

— Что вам от меня надо?

— Это кто тебя так?

— Никто!

— А ну-ка не огрызайся! — Родик дёрнул вверх второй рукав и увидел среди прочих следов явственный след от укуса.

— Это что за блядство? Ты почему молчишь, Олег? Кто это сделал?

— Да никто ничего не делал! Это был просто секс! — парень покраснел волной, которая залила его веснушчатую кожу от самых волос до ворота рубашки. — Пустите!

Вырвав руку из пальцев Родиона, он резко сел, но не рассчитал свои силы. Боль прострелила по позвоночнику, и он охнул, не сдержавшись.

— Что? Там… там тоже болит? — Родик уже и сам был пунцового цвета, но как-то же надо было выяснять, в чём дело.

— Э-э-эм-м, да…

— А что… почему…? Так всегда, что-ли?

— Нет, просто… Чёрт! Почему я должен вам это говорить? — Олег отвернулся в сторону, и в его глазах снова засверкали предательские слёзы.

— А кому ещё? Мне, сам понимаешь, мало всё это понятно, но надо же что-то делать. Может, врача?

— Нет! — Олег аж взвизгнул.

— Ну, а что тогда? А, чёрт! Я знаю. Лежи пока. Я отъеду кое-куда.

***

Через полчаса Михайлов уже курил возле офиса Стасика Жохова.

— Вот скажи мне, Стасик, где я так нагрешил, что мне приходится спрашивать у тебя о том, как жопу лечить?

Ухмыляющийся Жохов выдохнул сигаретный дым и похлопал Родика по плечу.

— Это карма, Михайлов: иметь дело с тем, чего боишься.

— Стась, ему больно. Что делать-то, а?

— У него травмы есть?

— А?

— Ну, кровь была у него там?

— Да откуда я, блядь, знаю, Жохов!

— Набери ему, придурок, я сам спрошу.

Михайлов позвонил Олегу и, попросив его описать симптомы, как врачу, передал трубку Стасику. Тот выслушал, задал пару вопросов, от которых Родика снова бросило в краску, а потом поинтересовался:

— Это ты вчера с Рэмом так отдохнул? — Выслушав ответ, нажал на сброс и выдохнул: — Ну, пиздец просто!

Михайлов внимательно посмотрел в глаза другу.

— А теперь поподробнее, пожалуйста.

***

Когда в дверь студии постучали, Рогов сначала подождал, пока девушка за стеклом закончит петь, а только потом, выключив аппаратуру, встал, чтобы впустить посетителей. И внезапно получил нехилый удар в челюсть справа. Его с силой отбросило к противоположной стене, к которой его и припечатал коленом Михайлов, ураганом влетевший в помещение. Следом туда же ввалился Жохов и попытался оттащить одного от другого. Ему с его комплекцией это, конечно, не удалось, а Михайлов только вошёл в раж.

— Сука ты, Рэм, однако! Ты что, совсем страх потерял, а? Ты зачем мальчишку изуродовал? — шипел ему в лицо Родик, держа парня за грудки и периодически встряхивая.

— Что? Кого изуродовал? Ты о чём, Михайлов? — Рэм уже немного отошёл от шока и, стряхнув с себя руки Михайлова, потянулся за салфеткой, чтобы стереть струйку крови из задетого кулаком носа.

— Олега. Или ты сегодня ночью многих успел поиметь?

— А, Веснушка! Чёртов засранец!

— Ах ты… — снова кинулся на него Родион, — тебе что, клубных шлюх мало, что ты на мальчишке решил свои силы испытывать?

— Да какие силы, о чём ты, блядь, говоришь, я тебя не понимаю? — уже орал взбесившийся Рэм. — Мы просто потрахались, и этот пацан ещё и слинял не попрощавшись!

— Да он в синяках весь и еле дышит, не встаёт весь день. Это по-твоему «потрахались и всё»? Это по-твоему нормально?

Жохов, стоя рядом, хмыкнул и негромко произнёс:

— Ну, вообще-то да. Если повезёт. Я же пытался тебе объяснить. Хотя перестараться тоже можно умудриться.

— Так я не понял, синяки-то почему?

— Потому, что мы не нежные девушки, Михайлов! И потому, что нам обоим, как оказалось, нравится погорячее! Ты думаешь, твой несчастный рыжий мальчик на мне что ли следов не оставил? На, полюбуйся, — и он задрал кверху край толстовки, обнажая покрытую синяками и засосами кожу. Повернувшись спиной, предоставил им такую же картину, дополненную ещё и глубокими царапинами от ногтей.

— Маленький дикий зверёныш. Найду — выпорю, клянусь!

— А чего его искать. Дома лежит, ревёт.

Рэм немного поутих:

— А ревёт-то чего?

Ответил ему уже Стасик, осуждающе покачав головой:

— Перестарался ты, Рогов. Я его попытал немножко. Мальчик редко бывает снизу, вот с непривычки и результат.

— Чёрт! — Рогов вцепился пятернёй себе в волосы, — Он же так на меня кидался, что мне и в голову не пришло… Я думал, он ревёт по инерции. Ну как ещё от дома начал так и… Он же меня сам… А ему реально больно было… Блядь!

Некоторое время мужчины стояли в тишине и каждый думал о своём. Потом Рэм очнулся:

— А вы-то ему с какого боку, я не пойму?

— Ну, трудно объяснить. Можно сказать, он приёмыш моей женщины, ну, значит, и мой тоже, ответил Родион.

— Н-да, дела…

Рогов показал руками девушке за стеклом, распевающейся в наушниках, что пора закругляться, и взял с вешалки кожанку.

— С вами поеду. Поговорить с ним надо.

А немного тише, себе под нос пробормотал:

— А потом всё равно выпорю! Он мне ещё сбегать будет, гадёныш…

Не на шутку задела его эта мелкая проблемная Веснушка. От Романа Рогова ещё никто так не сматывался. Даже не попрощавшись.

========== Часть 12 ==========

По возвращении домой из поликлиники Сонечка выскочила из лифта на этаже Михайлова, надеясь застать его дома и поделиться подробностями посещения врача, не забыв на выходе наскоро клюнуть сына губами в щёку. На свой этаж Максим поднялся один.

У него внутри всё бурлило и клокотало. Такого всплеска моральных сил он не чувствовал уже очень давно.

Эти бешеные карусели, которые ему устроила за вчера и сегодня сука-судьба, закружили его до тошноты.