Лёх, мне очень тяжело без тебя.

Я помню зал суда. Нашу последнюю встречу. Я помню… Помню, что, когда Наташка утирала слёзы, когда я не чувствовала ни рук, ни ног, когда я буквально умирала, когда Арик стоял, скрипя зубами и сжимал плечо Наташи, когда твою маму отпаивали валерьянкой, Алиса вышла из зала суда. Вышла так, как будто так и должно было быть. Как будто за этой чёртовой решёткой должен был сидеть ты, а не она!!!

Лёх, ты же понимаешь, что для неё наказание было бы мягче. Если б она написала чистосердечное и сказала бы, что оборонялась. Мы все ей советовали так сделать. Но она стояла на своём. Играла в молчанку. Несмотря на то что и вправду оборонялась. Кто ж знал, что она так метко стреляет из лазерных бластеров?

Лёх, я стараюсь тебя понять, но не могу. Я понимаю, что тот поцелуй, который ты мне подарил на выпускном балу — случайность и не более. Я понимаю, что ты был влюблён в Алису. Но я не понимаю, почему, когда я вешалась тебе на шею (когда тебя в наручниках выводили из зала) и плакала, ты крепко — насколько мог — прижал меня к себе и просил ждать? Я запуталась, Лёша…

Мы не виделись уже год. И мне трудно принять это. Знаешь, я помню, как ты мне сказал, когда я тебя навещала в СИЗО, о том, что ты словно бы остался один. Скучный и сломленный. Откуда в шестнадцать лет у тебя могли быть такие мысли? Откуда? А ещё я помню эти твои слова: „Такие, как я, живут одной минутой, одним днём. Скоро моя жизнь перевернётся, так что, Машка, запомни меня лучше таким, как сейчас. А потом поскорее забудь. Я не нужен тебе такой“. Я ведь всё равно дождусь, Лёха. Есть же УДО… Мне плохо без тебя, Лёха. И очень тяжело.

Вчера пыталась поговорить с Алисой. Она пустила мне в лицо сигаретный дым и ушла под ручку с двумя старшеклассниками. А я содрала в кровь руку о кирпичную стену — мне нужно было как-то выпустить пар. Наташка меня не понимает, но сочувствует мне. У неё всё прекрасно: любовь, помолвка. Как только исполнится восемнадцать — сыграет свадьбу с сыном владельца крупной сети.

А я останусь одна…

Мы уже решили, кто куда пойдёт работать. Алиска сказала, что не будет сильно заморачиваться и пойдёт в сферу менеджмента. Наташино будущее уже распланировано, но она всё желает отучиться на дизайнера. Арик… Там всё было ясно ещё с первого класса — он же так любит опыты. Ты спросишь, куда же собралась я? В полицию. Смешно, правда? Я собралась туда, где поломалась твоя судьба. Зато, когда у нас будет практика, я смогу тебя навещать. Правда, меня тут же выгонят… Отовсюду. Но это не важно.

Лёш, ты только, пожалуйста, не молчи. Скажи, когда можно встретить тебя. Мне бы хоть взглянуть на тебя, Лёха. И услышать от тебя ответ: зачем всё это тебе было нужно?

Будь здоров,

Маша»

Маша бросила чёрную ручку на пол, растирая слёзы по лицу кулаками. Трудно было писать это письмо. Поднесла его к свету лампы, прочитала ещё раз заплывшими от слёз глазами. Крепко прикусила губу, так что сразу почувствовала во рту соленоватый металлический привкус крови. Отодвинула листок с письмом от себя на расстояние вытянутой руки. Резкий рывок. Шелест бумаги. Перевернула. Снова рывок. Снова шелест бумаги. Швырнула смятые обрывки письма на пол. Тут же валялись уже около десятка таких же. Тряхнула короткими чёрными волосами (перекрасилась сразу после суда), сложила руки на столе, как примерная ученица. Долго смотрела в черноту за окном. Со свистом носились флипы, дети на балунах. Маша глянула на заваленный бумагами пол.

— Зачем писать туда, куда писать нельзя? — спросила у себя одними губами.

Посмотрела на стоявшую на столе фотографию — она и Лёха танцуют вальс на Выпускном из девятого класса. Мотнула головой.

— Зачем? — глухо переспросила, проводя пальцем по запылившейся фотографии.

Не выдержала: уронила голову на руки и разрыдалась. Протяжно, долго и болезненно. Её письмо никогда не дойдёт до Лёхи, потому что он в тюрьме строгого режима. Потому что он сломал свою жизнь ради той, которая сломала свою жизнь дважды.

— Ненавижу, — смогла лишь прошептать Маша, снова заходясь в рыданиях.

========== Независимые (Наташа/Лёха) (Новогодний подарок) ==========

Комментарий к Независимые (Наташа/Лёха) (Новогодний подарок)

С Новым годом, дорогие авторы фэндома! К концу этого года я как-то поутихла. Появляюсь раз в сто лет. Но это не помешало мне написать этот новогодний драббл. Скажу вам страшный секрет! Навеяно… “Ментовскими войнами - 9. Сафари на охотников”. Отношения Шилова и Марианны… А, впрочем, вам всё равно это ни о чём не скажет. Ещё раз с Новым годом вас! Творческих успехов, счастья, удачи всем вам в грядущем году. Я рада, что знакома с вами!

Ну и описание драббла: Не всегда Новый год несёт счастье, тем более, когда в тебя стреляют накануне полуночи. Тем более, когда ты несчастна, но сильна. Тем более, когда хочешь быть независимой ни от кого, но в мире есть человек, близость которого меняет тебя.

Предупреждение! Тут жёсткий ООС. Хотела выложить сразу после Нового года, а потом решила, что лучше с утреца. + Теперь драбблы будут выходить только при наличии достаточного количества ждунов.

Группа автора: https://vk.com/okkollet

Наташка, натянув пушистый белый свитер, взобралась с ногами на парящее кресло и уютно прикрылась тёплым красным пледом. Пультом дистанционного управления заставила невысокую ёлочку переливаться тёплыми цветами. Нажала на стеклянном столе маленькую красную кнопочку, и тут же перед ней возникло вино пятисотлетней выдержки и бокал. Наполовину заполнила бокал напитком, грациозно взяла в руку. Чуть пригубила. Посмотрела на время: Новый год приближался с ужасной скоростью. Наташа блаженно улыбнулась, поправив тёмные кудри (она наконец перестала краситься в радужный цвет и дала волю своему подлинному тёмно-коричневому цвету). Прикрыла глаза. Этот год был полон переживаний для неё. Но всё закончилось. Как только куранты пробьют двенадцать — всё уйдёт и растворится в воздухе, как сон. И не будет больше в её жизни нервного богатого супруга, терроризировавшего её и подозревавшего её то в измене, то в заказе его убийства. «Вот и всё, Олежек, — ухмыльнулась она в пустоту. — Вот и всё». Справиться с этим страшным человек помог ей друг — Лёха Тетерин, и Наташа была ему безмерно благодарна. Он не раз спасал её, закрывал своей спиной и клялся её защищать. И Наташа ему верила.

Звонок на спутник поступил внезапно, так что Наташа едва не выронила бокал из рук.

— Наталья Петровна, — голос своей заместительницы Наташа узнала без труда, — Наталья Петровна, вы заняты?

— Да нет, Саш, не очень, — не включая видеосвязь, Наташа снова пригубила вина. — Что-то случилось?

— Вас Олег Сергеевич сегодня искал.

— Что? — Наташа почувствовала, как уже забытое за полгода чувство тревоги подступает к горлу с новой силой и начинает потихоньку её душить.

— Я ему сказала, что вы квартиру снимаете. И адрес назвала.

— Ты… Ты… — Наташка задыхалась от возмущения. — Как ты могла?!

— Он странный такой был, всё спрашивал, куда ваши окна выходят…

Дальше Наташа не стала слушать, а просто отключила спутник. Тугой ком страха душил её. Расслабленность и умиротворения растворились в воздухе, в котором теперь витал не праздник, а тревога. Наташа отвела руку с бокалом в сторону, другой сжала лоб. С глухим треском лопнуло стекло окна. Наташа успела увидеть лишь, как там образовывается крохотная дырка, от которой во все стороны паутиной расходятся трещина. А потом острая боль в руке от тысяч осколков бокала, вонзившихся в ладонь. И ничего.

Наташа с ужасом смотрела на окровавленные осколки, рассыпавшиеся по полу и по столу. Смотрела на ладонь, истекавшую кровью, и не чувствовала ничего. Показалось, будто сердце упало куда-то в самый низ живота. Как будто не осталось в её теле ничего, кроме внешней оболочке. Нервно убрала за ухо прядь, оставляя на ней кровавые следы. Не замечала, как уродливыми пятнами растекаются по пушистому свитеру капли крови, пока набирала наизусть заученный номер. Тряслась от страха, но не чувствовала боли. Не видела и не слышала ничего, кроме протяжных гудков.