— Добрый день, — зазвучал в трубке голос, который Вика уже где-то слышала, — но я не Скрябин. Я его заместитель.

В голове вихрем, как в кино, промчались воспоминания-картинки: слащавый голос, лапша на уши журналистов, долгое: «За-ам…», улыбка Иванова. Вчерашняя беседа в кафе. Точно такая же ошибка. Виктория ощутила на себе эффект дежавю. Тот же самый стыд, окутавший Вику с ног до головы. Она снова горела.

— Из-из-извините, — промямлила Виктория, выдохнула, постаралась собраться с мыслями.

— Ничего, — вальяжно отозвался заместитель Скрябина. — Что Вы хотели?

— Простите, а как к Вам обращаться?

— Константин Сергеевич Леднёв.

На заднем плане послышался громогласный голос, ехидно протягивающий: «Зам, зам он. Зам! А хоть и зам, но ишь ты, как базарит!». В трубке послышались помехи, видимо, Леднёв прикрывал динамик рукой и активно шикал на Евгения Егоровича.

— Скажите, а где майор Скрябин?

— На совещании. Простите, а с кем имею честь говорить?

— Ммм… — Вика закатила глаза и потёрла шею. — Я Маргарита Клевер.

— Журналистка?

— В некотором роде…

— Тогда не думаю, что Станислав Александрович будет рад беседе с Вами. Не думаю, что он вообще проявит интерес к журналисткам…

Виктория озлобленно нажала на клавишу прекращения вызова и прошипела: «Посмотрим…». После шустро набрала номер «Бюро детективных расследований». Торговля с Неведомским, у которого и без этого не хватало кадров, но почему-то решившим ставить свои условия, не прошла бесследно. Но благодаря злобе, которую пробудил в Виктории разговор с Леднёвым, Вика смогла не только отстоять свою точку, но и впервые в жизни попала на работу с первого раза, да притом без собеседования!

Потом отключила телефон, сползла с постели — сон как рукой сняло. Сев на колени перед ящиком с колготками стала изучать его так, словно видела его состав впервые в жизни. Потом решительно выгребла всю кучу и принялась выбирать — это было начало большого «переворота» в одежде.

В итоге, минут этак через двадцать, Виктория выудила из груды одежды любимое трикотажное платье голубого цвета с широким кожаным поясом. Вообще, зимой Вика не признавала платьев и юбок — только брюки и кофты. Но это был исключительный случай. Как, впрочем, и вчера. Примерила платье. Критично осмотрела себя в зеркале и вспомнила, что зарекалась не надевать платья светлых тонов с чёрными колготками. Пришлось найти в гардеробе другое, менее любимое. Чёрное платье-футляр с поясом на резинке и золотистыми пряжками.

Ещё через полчаса Виктория всё-таки вышла из дома в своём неизменном белом пальто, которое пришлось подгладить после ночи на тумбе, проверила зарядку на телефоне, захлопнула тяжёлую железную дверь. Стоило ей выйти на улицу, как бодрое энергичное настроение мгновенно испортилось. Противная северная морозная позёмка заметала всё. Мелкие колючие холодные белые снежинки залетали в глаза, снижая видимость до нуля.

Скрестив руки на груди, незаметно пританцовывая и пуская белый пар изо рта, Вика мёрзла на остановке. «Интересно, Скрябину вообще сообщили, что я звонила?» — единственная мысль, которая волновала Викторию в этот морозный зимний день. Но неожиданно прямо перед Викой затормозила серебристая иномарка. Окно водительского сидения медленно опустилось, и добрая улыбка Станислава как будто осветила весь этот день.

— Мне сообщили, что некая Маргарита Клевер звонила мне. Я подумал, что до Метро Вам будет лень идти, а автобуса Вы не дождётесь.

— Угадал… — прошептала она, закатив глаза, а в лицо сказала: — Спасибо, Вы правы.

— И долго мёрзнете?

Виктория вскинула руку, задрала рукав пальто, глянула на часы и утвердительно кивнула. Станислав Александрович так же, как и Вика — безэмоционально, совершенно по-деловому, — кивнул на соседнее сидение: «Присаживайтесь. Подвезу».

Ехали молча — заледеневшими губами Вике трудно было произнести что-либо. Поэтому она просто отогревалась, иногда краем глаз косясь на Станислава Скрябина. По лицу было видно, что он сердит и напряжён: сжатые губы; едва заметная морщина между бровей; синяки под глазами стали темнее; над лицом словно нависла какая-то мрачная тёмная тень. Но Виктория зажмурилась и отогнала от себя эти глупости. В это время они, как оказалось, подъехали к отделению. Вика вылезла из автомобиля, захлопнула дверь. Станислав вышел тоже. Размял плечи, посмотрел на серое небо так, как будто видел его в последний раз, вздохнул и стал подниматься в отдел. Вика, поправив длинный ремень сумки на плече, поспешила за ним.

Подошва сапог скользила по чисто вымытому полу отделения. Виктория, сжав кулаки, делала осторожные шаги. Но её меленькие шажочки не могли приблизить её к Скрябину, делавшему резкие решительные шаги. Позвать его Вика не решалась — она видела, насколько рассержен был Скрябин. Тогда Виктория попробовала ускориться, но подошвы заскользили сильнее, и Вике пришлось сделать усилие, чтобы ухватиться за стену и не грохнуться на пол. Она оттолкнулась и снова попробовала мягко скользить по полу. Но, видимо, если уж суждено опозориться, то всё и сразу. Поэтому Вика споткнулась о ножку скамейки, стоявшей в коридоре, и полетела на пол.

Полёт длился секунду — не больше, и Вика ничего не успела понять. Осознала, что произошло, только когда заметила себя сидящей на коленях на полу. Тревожно глянула вперёд — Станислав обернулся. Страх оказаться в глупой ситуации придал Виктории сил. Вика подскочила, отряхнулась, побежала за Стасом, как будто бы пол был совсем и не скользким. Станислав тоже спешил ей навстречу, скрывая улыбку.

— Не смешно, — буркнула Виктория, заметив в глазах Станислава искорки веселья.

— Ну, почему же… Не каждый день на пол нашего отделения приземляются такие девушки.

— Спасибо, — раздражённо-вежливо произнесла Вика, — может, всё-таки в кабинет зайдём?

— Прошу, — Станислав Александрович улыбнулся, открывая дверь, и Виктория уже не могла злиться.

Она проскользнула в кабинет, за ней вошёл Скрябин. Общество в комнате было, скажем, разномастным. Во главе стола, на месте начальника, восседал молодой светловолосый мужчина, кажется, Константин Леднёв. Растянувшегося на двух стульях мужчину Вика узнала сразу — Евгений Егорович, пугавший журналистов одним только своим видом. Подперев щёку, задумчиво размешивал в чашке сахар ещё один мужчина, невысокий, смуглый, с узким разрезом глаз.

— Чего сидим, я не понял? — сходу спросил Станислав, сбрасывая с себя пальто.

— О… Здорово, Стас! — не поднимаясь с места, вальяжно произнёс Леднёв. — А кто это с тобой?

— Со мной? — наигранно удивился Скрябин, помогая Виктории снять пальто. — Маргарита Клевер. Сам не догадался?

Леднёв красноречиво присвистнул, видимо, оглядывая Вику. Он, наверное, ожидал более симпатичную и более молодую журналистку лет девятнадцати, а не двадцати семи. Свист послужил сигналом храпящему Евгению Егоровичу. Он приоткрыл один глаз, крякнул, распахнул второй. Потом, как бы не веря, протёр их:

— Стас, я вчера много пил, скажи честно? — прохрипел он, подмигивая Виктории. — Или я что-то проспал?

— Пили мы все вчера много, Жека, — грустно заметил Стас, выгоняя из своего кресла Костю. — Два года со смерти Кустова…

— Эх, — прокряхтел Жека, разминая шею и потирая лысый затылок. — Них… — покосился на жмущуюся в углу Вику. — Ни черта не помню…

Виктория чувствовала себя первоклассницей среди учителей. Мужчин она видела впервые. Да и говорили они о чём-то своём. Девушка теребила заиндевевшую дурацкую косичку. Ей было неловко, и как вести себя в этом тесном мужском обществе Вика не знала. Скрябин, повесивший пальто на спинку стула, стоял около электрического чайника и колдовал над ним.

— Ну, рассказывайте, — вздохнул Станислав, протягивая Виктории кружку с горячим чаем, как у него. — Что нарыли? Кого ранили? Кого убили? Какие версии?

— Не хотелось бы показаться назойливым, — подал голос Леднёв, пододвинувший Евгения и теперь вальяжно закинувший ногу на ногу, — но Маргарита… Она же…