Не получалось. Работа не шла. Конечно, какая уж тут работа, если в твоей квартире хозяйничают практически не знакомые мужчины, а сама ты не спишь вот уже — Вика загибала пальцы, пока не поняла что сбилась — дня три, точно? Вот и Виктория думала, что в такой ситуации работа — последнее дело.

Вика поймала себя на том, что вот уже в течение минуты бессмысленно нажимает на пробел, а курсор перескакивает просто так. Захлопнув крышку ноутбука, она поднялась из-за стола.

Были в характере Вики две черты, которые не давали ей спокойно жить. Любопытство и совесть. Если любопытство норовило втянуть Викторию и окружающих её людей в какие-нибудь неприятности, то совесть потом не давала Вике соскочить с этих неприятностей одной. Приходилось вытаскивать всех, кто волею случая оказался втянут в эти неприятности.

Вот и сейчас, подчиняясь любопытству, Вика скользила по ламинату по направлению к собственной спальне, где закрылся Рома. Прильнув спиной к двери и затаив дыхание, Вика слушала.

— Ну и… — это был Рома.

— Да пошёл ты! — мерзкий, прокуренный вконец голос.

Не видь Вика хоть один раз лица этого мужчины, по голосу дала бы ему лет шестьдесят. Глухой удар и стон. Вика не поняла, что происходит и продолжила слушать.

— Ты, кажется, не понял. Ты сидел. Если тебе один раз удалось соскочить, то второй раз не выйдет.

— Тьфу! Я с ментами дел не имею.

— Ты не понял, — опять процедил Рома. — Я не мент. Для меня нет правил. Я могу действовать незаконно. И мне за это ничего не будет. Не боишься? Зря. Я не контролирую себя, особенно когда убивают моих друзей.

— Я никого не убивал! — весь пафос и смелость нападавшего мигом слетела. — Это Митяй с пистолетом. Он его у барыги купил. А я с ножом. Мы никого не убивали.

Из комнаты потянуло табачным дымом: Шилов курил. Вика раскрыла рот, готовясь возмутиться, но вовремя поймала себя на том, что мешает проведению, хоть и незаконных, следственных действий. Да и, любопытно было послушать.

— И всё?

— А ты большего ожидал, гад? Думал, я так быстро сдулся. Я не для этого пять лет на нарах в крестах парился, чтобы такие, как ты меня разводили.

— Значит, не понял… — послышался грохот, как будто кто-то сбросил мешок, полный тряпья, на пол. — Мне всё равно, кто стоит за тобой. Они пытались убить моих друзей, которых осталось не так уж и много. Поэтому те, кто стоит над тобой — уже трупы. Заочно. А те, кто нападали — тем более. Понял?

— Иди ты!

Опять грохот. «Прервать их беседу, что ли?» — мелькнуло на секунду в Викиной голове. Но только на секунду, потому что она опять обратилась в слух.

— Я-то пойду… — тяжело выдохнул Шилов. — А вот ты. Куда пойдёшь ты, Славик? Думаешь, твоя «крыша», узнав о провале, кинется тебя спасать? Ты — пешка. Шестёрка. Таких, как ты, миллионы! Ваша проблема в том, что вы возомнили себя особенными! — Роман медленно переходил на крик. — Проблема в том, что такими, как ты и твоя «крыша», заполняется страна! Но такие, как ты, всегда забывают главное правило: шестёрки умирают первыми. Сделал ты что надо — и уже завтра никто не вспомнит, что жил такой Серебряков Владислав Валерьевич тысяча девятьсот семьдесят пятого года рождения, судимый по статьям 212, 213. Никому ты не нужен. Никому.

Молчание. Долгое, гнетущее молчание, заставившее даже Вику задуматься над словами Шилова. Он прав. Шестёрки всегда умирают первыми. Ведь их легче всего подставить. Об этом же, наверняка, думал и «Славик», потому что спустя пять минут он заговорил. И голос этот был срывающийся. В нём была мольба. Мольба о помощи.

— Роман Георгиевич! Я Вас сразу не узнал. Я всё-всё расскажу. Честно. Мы никого не убивали. Честное, благородное слово.

— От тебя благородством так и веет.

— У меня ж семья, дети.

— Вечные отговорки. А мне по барабану, Славик. У меня убивают друзей. Это не по понятиям. Прощать тех, кто убивает моих. Ты согласен?

— Роман Георгиевич, у меня к Вам предложение.

— Ты не думаешь, что ты не в той ситуации, чтобы предлагать? На тебя и твоего сообщника повесить три покушения — раз плюнуть.

— Это первый был. Честное слово! Короче, подошёл к нам солидный такой мужик. Солидный такой, вот. Дал зелёных. Штуку. — Рома красноречиво присвистнул. — Сказал, если сможем завалить такого-то и такого-то мужика — получим столько же.

— А как вы его нашли? Следили?

— Не, нам позвонили за час до того… И сказали, где он тип. С кем…

— Продолжай, Славик, продолжай… — Роман задумался.

Вика отползла от двери, из-под которой стало сильнее тянуть сигаретным дымом, и приблизилась к ванной, где заперся Джексон. И тут же съёжилась, услышав, как с полок посыпались многочисленные средства по уходу за кожей и как взвыл парень, видимо, уже пришедший в себя.

— Вы кто? Что Вам надо? — ныл гопник.

— Это ты кто такой?! Что тебе надо, собака?! — голос Джексона было сложно не узнать. — Какого чёрта ты в меня стрелял, жертва аборта?!

— Я н-не…

— Чётче!

— Н-не, н-не я…

— Это мне показалось?! — взревел Жека, и снова грохотнули падающие баночки. — Парень, ты кажется, не понял… Я же контуженный! Меня в Кандагаре до сих пор боятся! Я сейчас как разозлюсь! — голос Жени стал тише: — И порву! И закопаю! Ты не посмотри, что я мент! Для меня законов нет. Убью тебя. А меня выпустят. Потому что я был в состоянии аф-фекта. Вот так-то.

— Ч-чего?

— Не понял?! Говори сейчас же, кто тебе меня заказал?!

Тишина. Вика успела уже выдохнуть, как вдруг снова вопль Джексона заставил её дёрнуться: «Э, парень, ты чего? Рома! У меня проблемы!». Вовремя Вика успела скрыться в кухне и унять быстрое сердцебиение, потому что через секунду после вопля на пороге ванной появился Джексон с перекинутым через плечо гопником. Дверь спальни открылась, и на пороге возник недовольный Роман, курящий сигарету. Заметив укоризненный взгляд Вики, вышедшей в коридор, и её безмолвное возмущение, Рома затушил сигарету, а потом посмотрел на красного от усталости Женю.

— Что?

— Клиент попался хилый.

На ламинат с грохотом приземлилось тело парня. С лицом таким, как будто ночами он подрабатывал боксёрской грушей. Рома присел перед парнем, похлопал по щекам, заглянул в закрытые глаза: «Обморок. Ищи нашатырь».

— Извините, конечно, что прерываю, — устав бездействовать, влезла в разговор мужчин Вика. — Но вы не забыли, кто хозяин квартиры? — успела отрыть в «Аптечке» нашатырь и мимоходом сунула его Джексону. — Я прошу вас, Роман, не превращать мою квартиру в пыточную. И вообще, — игнорируя связанного скотчем бандита, прошла к окну, открыла на проветривание, — я слышала, что в Шиловском отделе силу не жалуют.

— Так это уже не мой отдел! — ловко парировал Рома, не без усмешки глядя на Вику.

— А ещё я слышала о тебе, Роман, много хорошего.

— Не у тех спрашивала, — Рома не лез за словом в карман.

Вика вздохнула, отвернулась к окну, формулируя ответ. В это время Джексоновский подопечный пришёл в себя, и Жека, взвалив его себе на спину, грозно буркнул: «Ну что, парень, убираться пойдём?». В ответ на вопрос о цели уборки, Жека тряхнул парня за плечи, улыбнулся Вике, вышедшей уже в коридор и пристально наблюдавшей за ним, и добавил: «Хорошей девушке беспорядок в ванной навели. Сейчас ты у меня свой художественный вкус проявишь! Не художник? Станешь…». Дверь в ванную с грохотом захлопнулась. Вика подняла глаза на озадаченного Романа.

— А почему не у тех? — Роман пожал плечами. — Но раньше же не били. Силу не жаловали. Были деликатны. А что изменилось? Почему сейчас по-другому?

— Это тебе Стас наплёл? Он интеллигент.

— Роман…

— Раньше… — Шилов задумался, посмотрел на Славика, задремавшего в неудобной позе, — раньше Земля была плоская и стояла на трёх китах. А сейчас шарик кругленький.

Рома накинул куртку и вышел на лестничную клетку — покурить. А Вика осталась в недоумении. Она не нашлась, что ответить. Как ни крути, Шилов прав. Даже если он не прав, он всегда будет прав. Из ванной вылез довольный Джексон, придерживающий за шкирку худого парнишку, лет двадцати. Удивительно, как у него ещё духу хватило попереть на Джексона. Такого великана!