Все чаще и чаще Анна трогает его, а он повторяет: «Не бойся. Ты не сделаешь мне больно». Он говорит с нежностью (и это выглядит в ее глазах очень странно, хотя и непонятно почему), ему как будто кажется, что Анна все делает робко, как девочка. Когда он первый раз начинает ее целовать от груди и ниже вдоль живота, а потом между бедрами, Анна шепчет:

— Если не хочешь, можешь не делать этого.

— Я знаю. Но я хочу.

Она говорит:

— А я думала, парням это не нравится.

В темноте он поднимает голову и спрашивает:

— Кто тебе такое сказал?

Поначалу, наученная горьким опытом, Анна не признается, что она девственница, но как-то раз ночью, на второй неделе их отношений, когда все только что закончилось и в комнате наступает тишина, говорит:

— Я думала о нас с тобой, и мне стало интересно, сколько у тебя было девушек до меня, с которыми ты занимался сексом? — Она лежит на боку спиной к нему, он обнимает ее.

Не задумываясь, Майк отвечает:

— Четыре.

Наступившая тишина подразумевает ответное признание. Собравшись с духом, Анна глухо произносит:

— А у меня… — На мгновение она замолкает. — Ноль.

На какую-то долю секунды время останавливается. Анне вспоминается лето и Тед. Потом Майк берет Анну за плечо, чтобы повернуть ее к себе. Когда они оказываются лицом к лицу и прижимаются обнаженными телами, он берет одну ее руку и просовывает под себя, затем берет вторую и заводит себе за спину. Сам он тоже обнимает ее, не произнося ни слова.

В студенческом центре Анна случайно встречается с Дженни.

— Я тебя теперь совсем не вижу, — говорит Дженни. — Где ты прячешься?

Анна в нерешительности закусывает губу.

— Я встречаюсь с одним парнем.

Дженни радостно вскидывает брови:

— С кем?

— Ты, наверное, его не знаешь. Это так, ничего серьезного.

— Ты сейчас не спешишь? Хочешь йогурта?

Купив замороженного йогурта, они со стаканчиками в руках под клацанье компьютерной клавиатуры (это другие студенты проверяют свои почтовые ящики) и шум постоянно открывающейся и закрывающейся двери книжного магазинчика направляются к столику. Анна рассказывает, как развиваются их отношения с Майком.

— Он вообще ничего, — заканчивает она. — Но не совсем в моем вкусе.

— А кто в твоем вкусе?

— Ну, не знаю. Таллер.

Дженни изображает крайнюю степень удивления:

— Так в чем же дело? — восклицает она. — Что тебе мешает заняться им?

Почти всегда они просто ложились в кровать и ласкали друг друга, пока не засыпали. Они не надевали пижам, не умывались, не чистили зубы, но сегодня ночью Майк достает из кармана новую зубную щетку, еще в магазинной упаковке. Показывая ее Анне, он спрашивает:

— Не возражаешь?

Она молча кивает.

— Отлично, — говорит он. — По-моему, мы переходим на следующий уровень.

Когда они укладываются в постель, он перелазит через Анну и его пенис скользит по ее телу. Этот контакт кажется чем-то обыденным. Осознание того, что их тела всего лишь тела и ничего больше, с одной стороны, очень обнадеживает, а с другой, признаться, разочаровывает. Майк ложится на нее, и какое-то время они оба не шевелятся, но через минуту он задает вопрос:

— Я твой первый парень?

— Ты не мой парень, — игриво отвечает Анна и дважды хлопает его по заду. Но говорит она, похоже, вполне серьезно. — У меня не может быть парня.

— Почему?

— Потому что я Анна.

— И что это значит?

Неужели это действительно происходит? Из того, что Анна знает по рассказам других, для себя она давно сделала вывод, что обсуждение с молодым человеком взаимоотношений — это что-то такое же для нее невероятное, как, скажем, поездка на сафари или участие в чемпионате по боулингу, что-то такое, чем занимаются другие люди, но что вряд ли когда-нибудь коснется ее. То, что в эту секунду именно она ведет такой разговор, облегчения не приносит. Во всяком случае, это не доказывает ничего такого, что Анне хотелось бы считать доказанным. Все кажется каким-то ненастоящим, и в ней вновь пробуждается ощущение, что они — актеры, исполняющие свои роли.

— И как же мне представлять тебя людям? — спрашивает Майк.

— Как Анну, — отвечает она.

Фиг звонит во вторник днем.

— Я только что говорила по телефону с агентом из бюро путешествий, — сообщает она. — Мне нужно перезвонить ей до пяти. Ты же едешь, да?

На часах — без двадцати пять.

— Напомни мне, в какой день вылет?

— Анна, какая разница? У тебя что, какие-то дела появились?

Анна просто не может рассказать Фиг про Майка и потому уверена: ни к чему хорошему это не приведет.

— А вдруг у меня контрольная будет? — отвечает она вопросом на вопрос.

— Ладно, мы летим в третью субботу октября. Билет стоит чуть дороже трехсот долларов.

Анна вздыхает. Сейчас, когда она влезла в долги, деньги начинают казаться чем-то эфемерным. Какая разница, сколько ты должна — одиннадцать тысяч или одиннадцать тысяч триста долларов?

— Договорились, — бросает она в трубку.

Третья суббота октября — день рождения Майка. Ему исполняется двадцать два.

— Я же тебе рассказывал. Помнишь, когда мы обсуждали поездку к моей маме?

Он прав. После его слов Анна сразу же отчетливо вспомнила тот разговор. Она говорит:

— По крайней мере, это не круглая дата, тебе же не двадцать лет исполняется.

— Приятно слышать, что тебя это так беспокоит.

Впервые Майк недоволен ею, но его обида кажется какой-то детской. Она встает с кровати, застланной пуховым одеялом, на котором они лежали одетые (собирались ужинать), берет резинку из блюда на комоде с зеркалом и завязывает волосы в хвостик; это повод отойти от него.

— Если вспомнить, что ты рассказывала о своей двоюродной сестре, — заявляет Майк, — можно сделать вывод, что ты ее не особенно любишь. По твоим словам выходит, что она ужасный человек.

— Так и есть, — соглашается Анна и добавляет: — Но еще она классная.

По взгляду Майка она понимает, что ему в это с трудом верится.

— Однажды, когда мы были маленькими, кто-то подарил родителям Фиг на Рождество шоколадные конфеты, трюфели, а мы с Фиг их свистнули и съели всю коробку в ее комнате, — начинает вспоминать Анна. — Потом, когда до нас дошло, что конфеты были с ликером, Фиг убедила меня, что мы обе опьянели. Она и сама в это поверила. Она начала, шатаясь, бродить по комнате, кататься по полу — мы тогда понятия не имели, как ведут себя пьяные. Я тоже начала беситься, и это было так весело! С Фиг никогда не бывает скучно. Она и сама не умеет скучать!

На Майка эта история, похоже, не произвела впечатления.

— А еще она как-то раз пыталась свести меня с одним парнем из Бостонского университета, она там училась.

— Лучше не рассказывай.

— Это было в начале прошлого года. Их студенческая община устраивала какой-то праздник, и Фиг договорилась, чтобы я тоже туда пошла с другом ее бойфренда. Наверное, он думал, что я такая же красавица, как и Фиг, поскольку мы с ней двоюродные сестры. Она меня предупредила, что если я напьюсь и не ляпну ничего лишнего, то он обязательно начнет приставать ко мне, но идти с ним в его комнату стоит только в том случае, если я буду готова заняться сексом. И он действительно начал лапать меня в автобусе, но я не смогла заставить себя пойти с ним. — Анна никак не может вспомнить, как звали того парня. Он был игроком в лакросс, но Анне больше всего запомнилось, что его шея была туго перевязана бусами (веревочка с коричневыми деревянными шариками) и через пять лет после окончания университета он собирался заколачивать по сто штук (это его выражение). — В общем, вечер получился паршивый. Но дело не в этом. Цветы мне купила Фиг, — говорит Анна. — Она знала, что тот парень до этого не додумается, и купила мне букетик из ирисов и перекати-поле. Фиг не такая уж плохая.