Рутгер и помыслить не мог, что в этот день истинное зло поджидает именно его.

В холле было оживлённо. Хотя в начале дневной смены всегда так. Скрипели по полу подошвы туфель, мелькали оживлённые лица, порхал дурманящий запах парфюма от женщин. Всё выглядело обыденным, не предвещающим трудного дня. Разве что предстоящий пробный пуск коллайдера на мощность тринадцати тераэлектронвольт, чего доселе не случалось. Хотя всё когда-нибудь случается впервые, будь то первый поцелуй или боль от внезапного расставания. Даже взрыв атомной бомбы в Долине Смерти, штат Нью-Мексико, возле отдалённой авиабазы Аламогордо, в июле тысяча девятьсот сорок пятого года, за секунды до детонации, тоже наверняка казался иллюзией. Однако... эта иллюзия, по прошествии всего трёх недель с момента испытаний, стёрла с лица земли два многонаселённых города Японии, заодно унеся с собой в виде пепла и страданий души порядка четырёхсот пятидесяти тысяч человек. Да, жизнь и смерть тоже случаются впервые, когда смотришь на них изнутри кокона под названием «душа» или «биополе» – кому как удобнее, не столь важно. В каждом случае, страшат вовсе не детали эксперимента, а его последствия, которые не так-то просто предсказать. А вначале пути всегда хочется бежать, не отвлекаясь на сопутствующую обыденность; причём не важно, как далеко, сколько преград и что именно ждёт в конце. Главное, что царит именно сейчас, прямо по курсу корабля под названием «Жизнь».

Рутгер отмахнулся от дум, заставив себя сосредоточиться на деталях предстоящего дня. Они не строят ничего страшного, не пытаются что-либо взорвать, не душат людей в газовых камерах. Они просто хотят понять, что там, за ширмой Стандартной модели. Ведь это поможет людям обрести смысл в жизни, возможно даже дарует бессмертие. Они преследуют благую цель, и у них всё обязательно получится.

Он предъявил пропуск на входе и направился к служебным лифтам. Сначала собирался подняться в свой кабинет, но отчего-то передумал, нажав кнопку контрольного зала. Помимо него в лифте было пять человек – двое в служебных комбинезонах, трое одеты «по гражданке». Рутгер ответил на приветствие каждого, после чего отвернулся от подчинённых.

Самовнушение об успехе испытаний самым непостижимым образом заткнуло его в скепсис. И дело было даже не в чём-то конкретном – Рутгер знал, насколько тщательно проверяются детекторы, линейные ускорители, непосредственно сам туннель БАК; техперсонал не вылезает оттуда сутками, а то и месяцами! Сбой просто невозможен. Да даже если и сбой, что с того? Энергия попросту упадёт – как это случалось не раз, – и коллайдер остановится, не причинив никому вреда, только себе. Всех страшит работающий БАК, а БАК умирающий, теряющий энергию разогнанных протонов сойдёт, разве что, за громкую хлопушку, звук взрыва которой никто не услышит, предаваясь праздничному веселью. Ведь каждый день на земле, по сути, праздник. И не важно, какое у тебя настроение. Важно, каково оно у твоих близких. Именно это первостепенный вопрос. Всё остальное – пустое и ушлое.

Внезапно Рутгер осознал, что ему больше не хочется подниматься в контрольный зал. Его тянет в кабинет, усесться в уютное кожаное кресло и любоваться настольной фоторамкой, за стеклом которой – фотография с изображением Хелен и Анны. На прошлое Рождество они выбрались в швейцарские Альпы, именно там он и сделал снимок. Много снимков. И этот, единственный, где дочь и жена были вдвоём, без него. Рутгер не знал почему, но именно эта фотокарточка вызывала в его душе трепет. Трепет, отдающий чем-то леденящим...

«Папочка, а когда мы поедем в «Сад Альпен»? Ты обещал, помнишь?»

Рутгер вздрогнул. Резко обернулся. Пять пар глаз вопросительно уставились на него, ожидая вопроса. Но он ничего не сказал, снова отвернулся.

И тогда накрыло:

«А ты уверен, что не переборщил с клятвой?»

Голос жены прозвучал настолько отчётливо, что Рутгер с трудом удержал себя, чтобы не нажать кнопку «аварийный стоп».

«Это всё перенапряжение. А «Сад Альпен» никуда не денется – он ещё века простоит в пригороде Морен. Он нас дождётся, Анна. Вот только будут эти тринадцать тераэлектронвольт, и я вернусь. Возможно, даже навсегда...»

Но возвращаться было некуда. Тем более навсегда. И он это прекрасно понимал. Пока вес слова «надо» на земле будет стоять на порядок выше слова «хочу» – всё останется неизменным. Какие бы возвышенные клятвы не давались простыми смертными, верящими лишь в собственные идеи.

Думать так было некрасиво, и Рутгер возненавидел себя за это.

Двери лифта разошлись. По барабанным перепонкам ударил неимоверный гвалт: сотни голосов, пытающихся перекричать друг друга, разогнали из головы все мысли. Ещё не успев выйти из лифта, Рутгер услышал свою фамилию, хотя и ничуть не удивился этому.

Хелен и Анна перешли на иной энергетический уровень – более низкий. С ними – вся не касающаяся работы жизнь. Осталась только цель: внятная, логичная, последовательная. Совсем как у машины.

- Доктор Хайнц! – Сквозь мельтешащие тела к нему пробирался Грегуар Арно, один из первых заместителей. – Рутгер!.. Да, что б вас, разойдитесь! Слышите меня?! Уступите дорогу!

На Арно понимающе оглядывались, сторонились, однако это чинило только лишнюю суету.

Рутгер помахал в ответ и указал на нишу у окна. Там взволнованность человеческих тел напоминала лёгкий шторм в ясную погоду, что немало способствовало возможности перекинуться парочкой приветственных слов.

Грегуар совсем скоро понял, что его кроль совершенно не влияет на положение безнадёжного аутсайдера и перешёл на брас, с глубокими нырками. Со стороны выглядело комично. Походило на выкрутасы молодого Пьера Ришара, пытающегося прорваться через толпу статистов, пролезая у тех между ног. Но явно отдавало дилетантством, ввиду нецензурной брани и угроз, вплоть до физической расправы.

Седые кудряшки Арно растрепались, оголив блестящую лысину – ну точно вылитый французский комик, как пить дать! Ещё незабываемая манера цеплять себя нога за ногу... Только, слава богу, без комичных падений, во время которых большая часть аудитории так же оказывается, по той или иной причине, на пятой точке.

Рутгер позволил себе мимолётную улыбку. Вскинул руку с часами. Определить время не успел.

- Доктор Хайнц!

Рутгер обернулся.

Из-за очков в узкой оправе на него смотрели живые раскосые глаза.

- Привет, Широгами, – улыбнулся Рутгер. – Что-то важное?

Аспирантка Широгами Юкки, третий год упорно метящая в кандидаты доктора физика-ядерщика, скользнула пальцами по экрану лэптопа.

- Доктор Хайнц, – заговорила она с явным восточным акцентом, по традиции позабыв про приветствие, – пришли данные из НАСА. Луна пребывает в первой четверти. Доктор Паркер даёт семьдесят восемь процентов в пользу того, что никаких микродеформаций грунтовых пород во время эксперимента не предвидится. Датчики внутри каверн детекторов и по диаметру туннеля БАК также не фиксируют сейсмической активности. Ледовые стены в норме. Всё оборудование работает в штатном режиме... Здравствуйте, доктор Арно.

Рутгер засмеялся. Как-то нервно. Так что оба сотрудника непонимающе уставились на него.

- Доктор Хайнц? – серьёзно переспросила Юкки.

- Рутгер, ты в себе? – Грегуар покачал головой. – Хотя этот дурдом кого угодно из себя выведет. И так – вот уже на протяжении более суток...

- А ты чего ожидал? – усмехнулся Рутгер. – Широгами, всё в порядке. Можешь идти. Спасибо.

- Что-нибудь ещё, доктор Хайнц? – Японка выжидательно захлопала ресницами, как робо-щенок, ждущий, когда ему снова кинут мячик.

- Юкки, – Арно пригладил волосы. – Добудь информацию с датчиков бетонных стяжек.

- А что не так? – забеспокоился Рутгер, когда верной японки и след простыл.

- Тринадцать тераэлектронвольт... Или ты забыл? Мощность будет запредельной! Я уже звонил на криогенную установку – они там задниц от кресел не отрывают. Азот и гелий – вот на что нужно уповать! А вовсе не на лёд в кавернах.