- Я думала, больше никто не уцелел. Ты видел взрыв?! Такое только по телику бывает, да?! – Уж лучше бы осталась прежняя улыбка, чем это больное восхищение, с глазами, лезущими из орбит!

Димка отодвинул Мати от себя за плечи. Заглянул в глаза. Да, это больше не прежняя беспечная Мати – в глубине зрачков проросло безумие. Димка не знал, как получилось увидеть паразита. Это вообще невозможно! Но так было, он видел. Видел и не мог ничего поделать, потому что выколоть глаза человеку только потому, что тот частично утратил рассудок – это чистой воды бред!

Сделалось страшно, потому что занесённая рука, так и весела в стороне, не желая опускаться – с ним тоже было что-то не так.

- Где Стил? – спросил Димка, игнорируя вопросы Мати.

Девочка махнула рукой в сторону кювета.

- Я его почти вытянула, немного осталось, – она показала ладони с содранной до костей кожей.

«Даже не додумалась чем-нибудь обмотать...»

- Что с ним?

- Спина. Или шея. Я не знаю, – Мати задумалась, будто это было сейчас настолько важно. – Он двигаться не может. Как кукла на санках. Ты в детстве играл?..

Димка отвернулся, силясь унять рвоту. Видеть друзей такими было превыше его сил. В голове созрел вопрос от третьего лица: чего же такого мерзкого в прошлой жизни совершил ты? Предал друга? Или убил? Может быть, надругался и оставил умирать в лесополосе?..

Жуть.

Он не мог так поступить. Если и было, то этой был другой человек! Не он! Другой!

- Там грязь внизу, не смогла пройти. Вот и ждала, а тут ты...

Понятно всё с ней. Тоже задалась целью кого-то спасти. Своего рода стимул, необходимый для дальнейшего существования, как предназначение у машины, чтобы не быть бесполезной. О себе Мати больше не думала, мозг был испорчен. Слишком много на неё всего свалилось, впрочем, как и на всех. Нервы не выдержали, психика дала сбой, вот и результат. Прежней Мати больше нет и не будет. Как нет прежней жизни, которая ещё бы могла исцелить обыденностью, знакомой средой, душевным теплом близких.

Друзья медленно угасали.

Скоро он останется один.

И будет всё так же яростно спасть маленькую инопланетянку, потому что ничего другого ему больше не остаётся! Лишиться цели, значит лишиться надежды. Когда нет последней, остаётся только мечтать... А мечты – это не материя. Материей может стать только надежда, потому что она всегда приземлённая.

Нужны новые тела. Только так друзей можно будет вернуть, пусть и в новом обличии.

Димка вздрогнул.

Внезапно он понял, что именно так и сделали те, кто прорвался в их мир. Они стали замещать, создавая монстров. А началось всё, по любому, с малого: с гениального учёного, пытавшегося при помощи своего открытия спасти чужую жизнь...

Димка мотнул головой.

- Показать сможешь?

Мати кивнула. Почему Димка один она так и не поинтересовалась. Теперь для неё это было неважно.

Стил был без сознания. Лежал на связанных еловых лапах, укутанный в отрепья, некогда бывшие курткой Мати.

- Я накрыла, чтобы не замёрз, – сказала девочка. – Он ведь выживет?

Димка, не задумываясь, кивнул. Огляделся. Местность, куда ни глянь, была усеяна фрагментами членистоногих тварей, которых по всей видимости разорвало взрывом на части. Деревья лежали ничком, будто причёсанные гигантской гребёнкой. Ахнуло здесь эпически, уцелеть можно было только чудом.

- Как вы выжили? – спросил Димка, впрягаясь в самодельную упряжку.

- В одной из этих тварей, – начала рассказ Мати, как ни в чём не бывало, подталкивая сзади. – У них очень прочная оболочка. Перед взрывом они стали нападать друг на друга. Одна свалилась возле нас уже удачно выпотрошенная. Я только и успела втащить Стила внутрь, как вспыхнул воздух... Ещё грязь помогла, мы почти утонули в ней. Я потом еле корку отбила, чтобы вылезти. Думала, задохнёмся уже...

- Повезло.

Мати кивнула. Сама больше нечего не спрашивала. Вопрос: «Ты видел взрыв?» – видимо, был единственным интересовавшим её моментом. Всего остального больше не было. Оно исчезло, стёртое взрывом. Мир сделался для Мати проще.

Когда они выбрались на дорогу, сил совсем не осталось. Мальчик и девочка попадали на асфальт и какое-то время лежали, омываемые кровавым дождём, силясь восстановить сбившееся при подъёме дыхание.

- Лобанов цел? – спросил Димка, наконец отдышавшись.

- Он в убежище. По любому цел. Мы его «тундру» раздолбали, теперь орать будет, – Мати сокрушённо вздохнула, мысленно смакуя предстоящую склоку.

- Действительно, проблема.

Скользя на мокром, они кое-как погрузили так и не пришедшего в чувства Стила в фургон. Гнус не помогал, видимо, тоже был в отключке. Соня впряглась, не обращая внимания на то, что Мати называет её Иринкой. Димка не стал поправлять – это было превыше его сил.

Лобанов и впрямь был зол. Мати получила в лицо, впрочем, так и не вспомнив, за что. Новый мир был жесток. Ещё в нём было много чёрных туннелей.

«Энн, ты всё ещё хочешь в ад?..»

ВМЕСТО ЭПИЛОГА.

...Вход в огромный туннель остался далеко позади, а оглядываться на сей раз девушка не хотела. Это нельзя было назвать страхом в буквальном смысле слова, потому что чувств, как таковых снова не было. Лишь только некая потаённая в глубинах подсознания уверенность. Осознание того, что нужно продолжать двигаться вперёд. В эту спиральную муть, подсвеченную всполохами зеленоватого света. Несмотря ни на что. Просто двигаться...

Женя брела во мгле. На плечи и волосы ложился серый пепел. Отчётливо пахло серой, а это значило, что она всё ближе к цели. Девушка старалась не говорить и не думать. Она помнила, что к мыслям прислушиваются ангелы, а к словам – бесы. И те и другие – твари, с которыми нужно покончить прямо сейчас. И Женя знала, что именно для этого она и оказалась в этом жутком месте, в сети огромных туннелей, посредством которых и осуществляется сообщение между мирами. Сейчас её первостепенной целью было отнюдь не перемещение с целью бегства, а сорванная с запора решётка, позвякивающая в темноте. Та самая, в которую необходимо ввернуть винт! Тогда гибель целого мира можно будет хоть как-то объяснить. У всего в этом лабиринте есть смысл. Даже у винтика, лежащего в кармане джинсов. Женя чувствовала себя копьём судьбы, оружием в руках непризнанного бога. Соня просто помогла ей попасть в глубинные недра. Соня пришла в мир живых, чтобы возродить из пепла угасшую было надежду. Она пришла, чтобы умереть...

Чем-то они были похожи, и впрямь, как мать и дитя.

Женя усмехнулась во сне.

Нащупала руками в кармане винт.

Она уже близко, она покончит со всем этим безумием. Раз и навсегда... Покончит.

Целтин очнулся от беспамятства. Тупо уставился на руки, расположенные ладонями вверх. На одной – тяжёлый металлический шар, размером со среднее яблоко, в котором он увидел бредущую по пепелищу Женю. На другой – пустой шприц, с выдвинутым поршнем. Своеобразные весы, уравновешивающие на чашах завязанную в кристаллической решётке металла жизнь и неминучую смерть, вес которой в разы превосходит бремя. Потому-то и нужен металл, Целтин только сейчас уяснил это. Ещё то, что его до сих пор терзают сомнения, потому и наличествуют два предмета, хотя... Сомневался он отнюдь не в том, что именно выбрать. Неуверенность была в другом: имеет ли он право отнять чужую жизнь, потому что смысла дальнейшего существования в этой земной оболочке нет ни у него, ни у того, что осталось от Жени? Они медленно угасали, как свечи, израсходовавшие парафин. Он умирал от потери крови, она – от обезвоживания. Рано или поздно наступит конец. Так что необходимо поставить вопрос по-другому: имеет ли он право прервать муки? Или же их нужно терпеть до последнего, и только так получится очиститься, ведь его руки по локоть в крови, потому что он шагнул в запредельное, попытался понять непознанное, сунул нос в запретное, оставленное в сохранности до лучших времён под печатями. Современное человечество не достойно столь сокровенных знаний. Ему рано становиться бессмертным. Каждый индивид сперва должен победить зло в себе, ведь именно изнутри оно и прорастает, подобно сорняку. Жаль мы этого не видим, а всё же заметив, пытаемся скрыть, как что-то неприемлемое, за что могут осудить... Запретный плод упал слишком близко. Его сразу же попытались надкусить. Только вот не просчитали самого главного: металл не так-то просто переварить. Плод – бутафория. Каждый видит в нём что-то своё. Ничего не видят только слепцы, которых на данный момент – большинство.