Возможно ли такое, что Рая Райс предвидела не ложное будущее, а настоящее? Только видение образа Глена пришло к ней из ещё не написанного рассказа. Издательство интегрировало автора в «Творческий круиз», её появление там повлияло не только на поступки, но и на ход мыслей других персонажей. Литературный Альтер-Глен, возможно, знал больше, чем отпечаталось на бумаге, его попытки выбраться наружу могли взбудоражить сознание Раи как раз в тот момент, когда она размышляла над сюжетом будущего рассказа. А размышляла ли она вообще над ним? Или вся история ни что иное как один большой каприз неба? Ответы на эти вопросы могла знать лишь сама Рая Райс. Когда-то, но не сейчас, находясь внутри, ибо согласно полученной инструкции Глен во время интеграции стёр из её памяти все воспоминания, касающиеся процесса создания «Творческого круиза». Начиная с момента зарождения идеи и заканчивая подписанием фьючерсного контракта после победы на конкурсе. Теперь она была для Глена нечитаемым чёрным ящиком. Или нет?

Он напряжённо постукивал ручкой по блокноту из светло-коричневой кожи, чем вызвал очередной приступ любопытства у Леонида.

- Опять трудности с родами? Слова выходят по праздничным часам, а о предложениях можно лишь мечтать? - спросил он.

Фраза напарника умыла Глена холодной водой и вернула в рабочий кабинет.

- Наверно, я просто устал. - Он встал, подошёл к высокому окну и потянулся. Серость панорамы соседнего квартала вгоняла под кожу сонную тоску, наполняла тело свинцовой тяжестью и желанием спать двадцать три часа в сутки. Один час стоило оставить на всё интересное, что может произойти за день. В спрессованном состоянии оно как раз укладывалось в столь узкие временные рамки. Глен даже позавидовал Палмеру, чья жизнь напоминала свежевыжатый сок - сплошные интеграции, задания, а вся обезвоженная мякоть (периоды просиживания в офисе между миссиями) консервировалась в анабиозе.

Палмер! Вот кто должен ему помочь. Глен едва не присвистнул. Он удалил воспоминания Раи Райс, но где-то в глубинах её мозга, как на жёстком диске, сохранилась резервная копия. Он не мог добраться до неё стандартным путём прописывания воспоминаний, не повредив их первозданный вид. Точно так же он рисковал исказить их, самолично явившись перед Раей в финальной главе и выложив всю правду о её интеграции. За пеленой шока она не вспомнит и половины. В её восприятии Глен находился на одной горизонтали с ней, а при таком плане он спускался уже откуда-то из верхних слоёв. Возможно, при грамотно продуманной модели поведения ему и удалось бы убедить Раю в том, что он узнал всю информацию от некоего работника издательства и чудом перескочил в её главу, но к чему такие сложности, если в ящике стола уже существовал этот некий работник?

- За окном ты точно не найдёшь вдохновения, - сказал Леонид ещё более серым и монотонным голосом, чем вид осеннего пейзажа. - Да и вообще, искать вдохновение за пределами страниц книги, над которой работаешь, - первый признак лентяйства.

- Я не ищу вдохновения, - ответил Глен, - но моим глазам необходимо хоть иногда смотреть на что-то кроме букв. Твоим, впрочем, тоже.

Леонид резким движением открыл нижний ящик своего стола и выхватил оттуда несколько тонких журналов с яркими обложками. На них красовались полураздетые девушки.

- Могу поделиться, - засмеялся он. - Стащил сегодня у Валентина, идейщика группы ВАНО. Неплохая альтернатива буквам, не считаешь?

- Ты думаешь, девушки из глянцевой бумаги и краски меня привлекут больше натуральных? - Глен вернулся в кресло и, подумавши, добавил. - Если, конечно, к ним нельзя интегрироваться.

- Увы! - Леонид как-то мечтательно посмотрел на сочную брюнетку, перетянутую тёмно-красными полосками нижнего белья. - В нашей компетенции лишь буквенные образы. Картинки и фотографии не наша сфера.

- А чья? - Глен навострился как сторожевой пёс.

- Параллельной организации. Она именуется «Обществом Мыслителей».

- И ты о ней знаешь? Когда я спрашивал тебя о подобных организациях, ты ввинчивал мне в уши свои стандартные «я не знаю» и «давай не будем об этом».

- Я знаком с ней лишь потому, что как-то стажировался там.

- Ещё и стажировался?

- Почти все Мыслители - художники, в редких случаях фотографы. В юности я увлекался фотографией, когда же меня завербовали «Боги иллюзий», они решили проверить мои способности на практике. Но честно признаюсь, мой уровень не дотягивал, к тому же у фотографов иные задачи, они не творят миры, а работают с реальностью, находя в её слоях нечто уникальное и завораживающее. Такая деятельность оказалась мне не по плечу, поэтому меня вернули сюда, и я сосредоточился исключительно на литературе. - Леонид саркастически посмотрел на Глена. - Здесь я вынужден угостить тебя любимым блюдом - давай не будем об этом. Не здесь.

Глен всем видом показал, что его ничуть не удивил такой поворот беседы.

- Конечно, Лео. Поэтому ты и торчишь здесь вечно, дабы не нарваться на мои расспросы. Я прав?

- Кажется, в последнее время засиживаться в офисе стал ты. И что-то мне подсказывает, дело не в нахлынувшем вдохновении.

Хорошо, Лео, один-один. Глен тут же нашёл повод наведаться к заместителю главного редактора. Обычно он искал поводы этого не делать, но в этот раз ему жизненно необходимо было поговорить с шефом о некоторых деталях «Записок сюрреалиста» - романа в рамках проекта «ВТ01», над которым Глен работал уже второй месяц.

Внедрение Палмера в финальную главу «Капризов неба» он откладывал до конца недели - каждый вечер Леонид оставался в офисе и порой откровенно валял дурака, лишь бы не уходить. Часами изображать писателя на гребне творческой волны Глен не мог, поэтому всегда уезжал первым. В конце концов, ему надоело, и в ход пошла хитрость.

Вечер субботы хуже всего подходил для этой цели. Но затянутые ожидания стягивали Глена как застёгнутый на последнее отверстие ремень после плотного ужина. Ровно в 18:00 он попрощался с Леонидом, сел в машину и поехал домой. Там он приготовил себе рыбу с овощами, перекусил и в 20:15 вернулся в издательство. Свет в их кабинете не горел, что ещё не говорило об отсутствии Леонида. Он вполне мог предаваться амурным утехам с Вероникой на каком-нибудь острове, попивать Бейлис и наслаждаться естественностью ощущений. Переступая порог издательства, Глен шёл ва-банк. Конечно, он прихватил с собой какую-то нелепую причину возвращения, раскопанную на задворках здравого смысла. Но такие причины работали только с охраной, дальше будки дежурного Глен мог их не нести с собой. Он всё же надеялся, что Леонид не караулил его с выключенным светом или не поджидал у принтера во второй типографии.

Беглый осмотр кабинета подарил надеждам право надеть на себя мантию реальных оснований - стол напарника резал глаза Глена педантичным порядком. Это у Глена стол выглядел всегда одинаково. Лишь по боковинам можно было бы определить его манговый цвет, так как он целиком был погребён под бумажным настилом. Другое дело, Леонид. За день у него могли скопиться груды книг и черновиков (он ещё не оставлял надежд научиться писать так же хорошо, как Глен), но к вечеру перед уходом наводил порядок.

Глен включил настольную лампу, уселся в кресло и достал папку с рассказом. Он уже прописал Палмеру структуру необходимых знаний, следующим шагом должен был стать его визит на спасательный корабль «Боги иллюзий» в привычной для него роли сотрудника издательства. Внедрения Палмера осуществлялись, как и обычные интеграции, с помощью сиреневых листов. С той лишь разницей, что в материальном мире никто не распадался на атомы. Его обратный выход пролегал через лазейки-ловушки. Попав в такую лазейку, Палмер покидал произведение, но не появлялся в реальности - он застревал в плоскости пограничного раздела между двумя мирами, в своеобразном коконе, консервирующем естество персонажа. Леонид называл его саркофагом, Глен - литературным анабиозом. Перед следующим заданием Палмер наделялся набором новых знаний о своей жизни вне текстов и предстоящей миссии.