Пустынник нервно облизал губы, стер с лица иномирца кровь мокрой тряпицей, вздохнул и посмотрел на широкий металлический пояс на талии кверза. Нет, дальше он снимать ничего не будет, ноги у него вроде не переломаны, спиной, видимо, падал, во всяком случае открытых переломов нет и перевязывать там нечего. Скрош убрался к костру, достал палочку сушеного улуша - сам собирал, а что, тут в пустыне в одиночестве развлечений немного. Или вот улуш тоже можно попробовать продать, командир, правда, если поймет, откуда тот взялся, взбесится и будет гонять бродягу, следить, чтобы он его ребятам еще какой дряни не притащил. Главное, чтобы не пристрелил. Скрош зажевал задумчиво палочку и продолжил на кверза пялиться. Тот лежал с закрытыми глазами в обрамлении своих переломанных, местами порванных, крыльев, полоски серых бинтов на обнаженной груди кое-где пропитались кровью. Глаза закрыты, на скулах тени от ресниц, и черные царапины, ссадина на подбородке. А черты лица как у ангела или скорее демона, и волосы ниже плеч. Зачем такие на войне? И Скрош чувствует себя еще более нелепым, грязным, оборванным рядом с этим существом. Взгляд опять пополз по обнаженной груди кверза, по кубикам пресса, остановился на блестящем поясе и скользнул ниже, зачем они в таких облегающих доспехах? Форма стройных ног так хорошо прорисовывается и сапоги еще эти высокие… Скрош их так и не снял. Во-первых, кверз еще жив, а во-вторых, это чертовски сексуально. Хоть полюбоваться. Пустынник снова сглотнул вязкую от улуша слюну, а кверз вдруг глаза открыл и вздохнул с хрипом, в потолок уставился, губы шевельнулись, он слабо мазнул по ним языком. Скрош снова подошел к нему, воды ему еще дал, глаза у иномирца все еще были мутные, он явно его не видел и не понимал, где находится, вряд ли по-настоящему был в сознании. Красивый, зараза, беспомощный, изломанный, умирающий… это при том, что сам машина для убийства, чертовски сексуальная машина. Скрош срочно вытащил изо рта палку улуша, и убрался подальше, решив, что пока ему на кверза лучше не смотреть.
А, да какого черта?! Кто его здесь видит-то?! Их уже нет для всего остального мира - ни его, ни сбитого кверза. Скрош расстегнул штаны, выпустил на волю напряженный член и начал дрочить, просто глядя на своего изломанного демона в кровавых бинтах. А тот вдруг голову повернул и уставился на него расфокусированным взглядом, который внезапно начал проясняться, и он с таким недоумением посмотрел на пустынника, видимо, удивившись тематике своего предсмертного бреда, что Скрош не выдержал и так с торчащим членом к нему на четвереньках подполз, судорожно облизывая губы и тяжело дыша. Перед ним лежало самое прекрасное существо на свете, у Скроша никогда ничего подобного не было и не будет. Да у него вообще ничего уже не будет, никогда, он сдохнет в этой пустоши — вот так в одиночестве. И кверз завтра или послезавтра тоже сдохнет, вон у него уже испарина на лбу, лихорадка начинается, и сознание, говорят, ненадолго проясняется как раз перед смертью… И плевать уже на все, их обоих уже почти нет и… все к черту! Скрош дрожащими руками начал расстегивать ему блестящий серебром пояс. Кверз было уже снова глаза к потолку закативший, снова с трудом сфокусировал взгляд на пустыннике и в нем отразилась такая гамма чувств, пополам с явно ощутимым неверием, что все это происходит не в бреду, что Скрош застонал, не в силах справиться с застежкой. Но все же справился, вот штаны разошлись прям на две части, даже снимать не надо, ну конечно, это же не одежда, а доспехи, но, боже, он эти стройные ноги в пластикоже и в сапогах сможет себе хоть на плечи закинуть! Главное, чтобы это некрофилией не закончилось, впрочем, Скрошу уже все равно. Пустынник сплюнул на пальцы тягучую липкую после улуша слюну, нащупал вход в тело кверза, а тело это было расслаблено, ох, черт, Скрошу даже делать почти ничего не пришлось. И хорошо, долго терпеть он уже не мог, подхватил ноги кверза под коленями, подтянул на себя и вошел, застонал, пополам с ругательствами и задергался быстро и рвано - так как суслики рыжие сношаются возле каменных нор. Скрош за ними наблюдал, развлечений в пустоши немного. И он сам, выходит, как суслик. У кверза не было сил даже двинуться, когти только слабо скребанули по полу, да взгляд полыхал яростью, ненавистью, и почти кожей ощутимым презрением, но постоянно уплывал в муть лихорадки и посттравматического шока. Скрошу много было не надо, он кончил почти сразу - наверное, и минуты не продергался вот так. И он ведь не сделал больно, кверз его намного крупнее, да и в той лавине боли от ран и переломов, это… хотя антишок еще же действует, должен действовать, Скрош же не садист, просто… просто он подонок. Ну к чему тут ему еще оправдываться? Тут уже все, край, нет тут ничего человеческого в пустоши. Он вышел из кверза, все еще дрожащими руками подобрал тряпку, которой промывал ему раны и вытер вытекающую сперму с ягодиц иномирца… ох, черт, на это невозможно было смотреть. Зачем они эти гребаные доспехи такими делают? Вся промежность открыта широкой полосой от пояса до пояса, а по бокам бедер облегающая пластикожа и дальше как чулки, мать их… и сапоги еще эти высокие с кучей пряжек по голеням, от которых Скроша просто клинило. Ягодицы у него совершенные, как и все… член тоже, хотя конечно он даже и не шевельнулся, пока Скрош его… Пустынник тяжело, с усилием, выдохнул… А волосы там у него не растут, нигде вообще, кроме как на голове - самое прекрасное существо на свете, и сперма из все еще зияющего отверстия вытекает, блестит в отблесках костра. У Скроша опять встал, и он судорожно вздохнул, в который раз уже, только дышать и остается или… он бросил взгляд на лицо кверза, тот лежал с закрытыми глазами, но сам тоже дышал, рвано так… Значит, еще не некрофилия. Больше Скрош в лицо ему не смотрел, пристроился опять, вставил и стал трахать в уже растянутый, скользкий от его собственной спермы проход, на этот раз ему удалось растянуть удовольствие и не чувствовать себя сусликом.
Когда он в очередной раз кверза вытер, то подумал, что, наверное, стоит с него снять доспех окончательно, так ведь ему удобнее будет, кверзу в смысле, хотя там система отведения вот была, Скрош даже сумел понять, как ее почистить - получилось. Не удержался, глянул на лицо иномирца, глаза были плотно закрыты, губы перекошены и клыки оскалены. Скрош опять вздохнул и понял, что кверзу бы лучше не выживать. Застегнул ему доспех, как было, и одеялом укрыл. Заметил, что того уже бьет озноб от лихорадки, намочил новую чистую тряпку, стер пот со лба и попить ему еще дал, поддержав голову. Иномирец продолжал дрожать, и Скрош собрал все тряпки, какие у него были, укрыть его еще и к костру поближе подстилку вместе с раненым подтащил. В огонь подбросил еще горючего и почувствовал, что у него веки слипаются, но он еще посидел пару часиков, подежурил рядом с кверзом, тот вроде согрелся и дрожать перестал, или мышцы уже отказали. Скрош еще смачивал ему губы, обтирал лицо, а потом пустынника все же сморило, и он свернулся рядом с еще горячими углями очага, обхватив себя руками. Плащ он тоже на кверза накинул. Ничего, он как-нибудь потерпит, за такое можно потерпеть что угодно.
========== Часть 2 ==========
Скрош проснулся, когда утром уже было тепло и он все-таки не сильно замерз за ночь, но поднялся, кряхтя - поза была неудобной. И, хоть под ним был песок, а не голый камень, однако все равно все затекло. Пустынник поморщился, разминая ноги, и пошел проверять иномирца, почти уверенный, что тот ночь не пережил, но кверз спокойно дышал и даже жар спал. Скрош выдохнул с облегчением, опять вытер ему лицо, попытался напоить, но тот крепко спал или был без сознания, и пустынник просто смочил ему губы, а пальцы словно сами собой принялись ласкать расслабленные во сне губы кверза, при этом в голове гуляли до дикости пошлые мысли, но он их отогнал, напомнив, себе про клыки… вернее, чуть раскрыв пальцами кверзу рот и посмотрев на них поближе воочию. У Скроша опять стоял, он с сомнением поглядел на иномирца, лежавшего в ворохе тряпок, пару раз глубоко вдохнул и выдохнул, и пошел проверять силки. До силков он не дошел, прямо у пещеры сидела крупная ящерица, и Скрош снял ее с гарпуна первым выстрелом - на завтрак сгодится. Он вернулся довольный, развел костер и зажарил ее. Пока ел, кверз проснулся, пошевелился едва, голову в его сторону повернул и посмотрел на него мрачно, в льдисто-голубых глазах дрожало марево боли. Скрош почувствовал себя последним подонком, впрочем, чего тут церемониться, он им и являлся.
