— Знаешь, даже такая потеря не должна настолько тебя угнетать. Он приходит к тебе во сне в виде зомби? Вампира? Бу! — Айеро сделал резкий шаг ко мне, заставив меня отшатнуться, и хрипло рассмеялся.

Я покачал головой и прикрыл глаза.

— Нет, это ты пугаешься моего рева, будто слышишь плач малютки привидения.

Мой сосед несколько минут рассматривал меня, словно пытаясь уловить мою схожесть с привидением из немецкой сказки. И если я был в тот момент бледным, то это должно было удовлетворить его интерес.

— Ладно, соглашусь. Я хотел тебе тут предложить выгодную сделку, — произнес он спокойно, чуть прищурив глаза. Я начал подозревать шутку и сразу же выдал:

— Ты собираешься накачать меня наркотой? Или от чего там единороги снятся? — В конце фразы у меня вырвалась нервная усмешка, и я сжал в кулаке край одеяла.

Айеро негромко рассмеялся. Смех его был прокуренным, скрежещущим, словно несмазанные петли. Осознав, что смеется жутко, мой сосед прокашлялся и продолжил:

— После наркоты ты вообще не сможешь спать, детка. И, если ты об этом, я не имею никакого отношения к наркотикам, не смей меня подозревать, — тон его был резким. — Я о другом, — Фрэнк приземлился на край моей кровати. В той недовольно взвизгнула пружина. — Если ты так мучаешься из-за своих кошмаров, то почему бы тебе не отдать их мне?

« Да я бы с радостью, но ты баран, это невозможно! » — Чуть было не прокричал я. Его предложение озадачило меня. Нет, я был бы абсолютно не против, но сны — не вещи, их за астральное-то что-то принять сложно. Видимо, мое недоумение отразилось на моем лице, потому что Фрэнк незамедлительно перешел от плана к действию.

— Вуаля! — Он кинул свою подушку мне. Я неуклюже поймал ее и крепко и нелепо сжал ее в руках. И вот тут-то планам Фрэнка и суждено было рухнуть: из подушки посыпались во все стороны перья, да так, словно бы в нашей комнате преждевременно наступила снежная зима.

Несколько секунд я сидел в полнейшем оцепенении. Затем же я отмутузил Айеро так, как никогда раньше. Откуда у меня взялись силы и смелость наброситься на грозу пансиона? А нечего сны трогать, это святое.

Когда мой пыл слегка поугас, мой сосед решил, что пора бросаться в бега и с улюлюканьем вылетел в коридор. С трудом переводя дыхание, я направился обратно к кровати, ступая босыми ногами по вороху перьев на полу.

А если бы он не обманул? Ведь я действительно был не против новых ощущений. Я сильно горевал с тех пор, как мои сны превратились во что-то непонятное, опутывающее меня липкой паутиной страха. Сны Фрэнка, конечно, не мои, но кто сказал, что его « мирок» мне не понравится? Однако будучи вне воспоминаний хозяина подушки «мирок» все же мог хранить в себе что-то очень личное…

Я помотал головой. Айеро просто пошутил, это и ежу понятно. Просто хотел отоспаться на моей целой подушке. Но если все-таки… Да нет. Такую муть, что снится мне, стыдно кому-либо показать.

Айеро и не подозревал, насколько смог меня заинтересовать. Нет, он не знал, что я буквально коллекционирую свои сны. Безусловно, он видел, какая я ленивая задница, и не упускал никогда момента меня этим ласково подразнить. И моя медлительность проявлялась не только в любви к квартету «простыня-подушка-одеяло-да скрипучая кровать». Я любил в тишине почитать комиксы, а во сне даже умел их рисовать. Околачивался в тихих местечках, чтоб не трогал никто, гулял совершенно один, постоянно прибывая в мечтах, похожих на мои сны.

В коридоре послышались шаги. Фрэнк скользнул обратно в комнату, не глядя на меня, а затем по всему крылу разнесся звонкий голос:

— Подъеееем!

— А мы уже бодры и веселы, да, Джи? — Спать моему соседу точно не хотелось.

Я запустил в него выпотрошенной подушкой.

========== 2. Сон на двоих ( философская ) ==========

«Привет», — шепнуло мне мое отражение в зеркале.

— Привет, — ответил ему я, разглядывая прыщик на щеке.

Мне 15. Я еще странный и нелепый. Словно наспех вылепленный из комочков пластилина разных цветов. Я говорил про свои волосы? Еще совсем недавно они были темными и непримечательными. Но меня сумели уговорить на красный. Правда, недолговечная краска подсмылась, и теперь я был рыжим, и…это было мило. Я был бледным все детство. Глаза сейчас казались немного ввалившимися, но это просто из-за синяков вследствие недосыпа. Скулы хорошо выраженные, но щеки кругловаты. Если честно, я даже считал себя толстым, но никто вроде бы этого не замечал. Я смыл с себя последние остатки сна и поспешил на завтрак.

На четвертом уроке меня и еще нескольких парней отправили в наш актовый зал. Близилась весна, и зимние украшения пора было снимать.

Этот зал всегда мне нравился. Он был вовсе не большим, но уютным. Мне даже хотелось повыступать на этой скрипучей сцене. Но сейчас я мог лишь бродить по ней, снимая с занавесок плакаты и сдирая со стен пожелтевшие бумажные снежинки.

Я всегда бережно относился к вещам, (не то, что Фрэнк). Учитель сказала, что мы можем срывать приклееные снежинки, вырезанные явно каким-то великим рукодельцем, без всякого сожаления. Но я не мог. Я осторожно отклеивал ажурные картинки и думал о том, что вот так же людей срывают с их мест. Висел человек на небосклоне известности, и все им могли любоваться. А потом кто-то взял и аккуратно подковырнул его личность ногтем. А многие даже не срамясь могут сорвать с пъедистала судьбы, покидать разрозненные ошметки в забытье с остальным «мусором». Кто-то так же велит им не жалеть выцветшую бумагу, мол, вырежем новых известностей. Но пройдет немного времени; сначала без сорванных картинок будет непривычно, а затем их забудут напрочь, небрежно забросив на самые дальние склады памяти. Вот и мои сны выцвели, словно тонкая бумага на солнце и пыли…

Сидя на остальных уроках, я все размышлял о Фрэнке. Я решил про себя все же попробовать заменить сны и активно боролся с тем, чтобы не заснуть прямо на уроке.

Вторую половину дня я провел на улице, прогуливаясь по не очень ухоженному дворику. Конец февраля отличился повышенной влажностью: дни напролет моросил мелкий дождь. Моя слишком легкая для зимы куртка моментально вымокла, но я не спешил укрыться от мороси под крышей. Мне нравится дождь. Я люблю подставлять ладони под тяжелые капли, светло улыбаюсь и широко раскрываю глаза, как какой-нибудь безумец, впиваясь взглядом серое небо, затянутое тучами. Но сейчас моя идиллия была нарушена ворчанием дворника. Грубым рывком за рукав он переместил меня под навес небольшого, сарайного вида строения. Я послушно прильнул к холодной стене и тут же услышал раздающиеся внутри приглушенные возгласы. В другой раз я переждал бы дождь под козырьком и ушел. Но в тот момент я поймал себя на том, что вхожу в полутемное помещение и прислушиваюсь.

Строение было двухэтажным, и голоса переговаривались на маленьком чердаке, куда вела узкая лестница. Я пересек помещение и осторожно ступил на лестницу. Я задержал дыхание, и сердце стало стучать громко, сотрясая тело. Я продвинулся, пошатываясь, вперед. И тут, буквально в метре от меня возник шум, будто кого-то волочили по полу. Протиснувшись между перил и тихо соступив обратно на пол, я затих под лестницей, уже понимая, что оказался не в лучшем месте не в лучшее время. Хотя наш пансион был и цивильным, но избиения и издевательства здесь тоже приключались.

Двое парней проволочили чье-то тело к еле заметной дверке возле лестницы. Запихнув бесчувственную тушу в чуланчик, они, довольно ухмыляясь, опустились на верхнюю ступеньку. Я следил за ними одним глазом и боялся вздохнуть.

По-видимому, им не терпелось переговорить о чем-то, потому как скоро я услышал знакомый мне голос и вздрогнул, вперившись взглядом в знакомую мне фигуру. Я узнал его. Фрэнк был чересчур доволен собой. Устраивать разборки после уроков для него было обычным делом. Но смутило меня то, что он был без своей компании, лишь с одним из них. Хотя кто в такой дождь вообще чинит «правосудие»…