«Дарующий Счастье».

Эти два слова преследовали меня повсюду.

Впервые я увидел их на огромном световом табло в здании аэровокзала. Потом они мелькали на бортах автофургонов, на фасадах домов, на тележках уличных торговцев, в холле отеля. «Пейте напиток „ДС“ — „Дарующий Счастье!“», «Употребляйте жевательную резинку „ДС“ — „Дарующую Счастье“!» Я покупал городскую утреннюю газету и обнаруживал, что через всю последнюю страницу наискосок крупными буквами начертан вопрос, обращенный, казалось, лично ко мне: «Вас одолели несчастья? Вас постигло горе? Принимайте препарат „ДС“, и Вы вновь будете счастливы!» Я включал телевизор, и передо мной снова щедро встряхивал своим мешком бодрый старик, похожий на Санта-Клауса: «Препарат „ДС“ — величайшее изобретение века!»

Однажды, гуляя по набережной, я из любопытства купил тоненький пластик жевательной резинки «ДС». Кстати говоря, стоила она совсем недешево. У резинки был слабый земляничный аромат. Я принялся жевать ее, и вдруг ощущение радостной беспечности охватило меня. Только что я с беспокойством поглядывал на иссиня-темную тучу, застилавшую небо, рассчитывая, успею ли я добежать до отеля или нет, пока не хлынет дождь, а теперь я словно бы сразу забыл о том, что беспокоило меня. Я не спеша шел по набережной, любуясь тревожно потемневшим, покрытым белыми барашками волн океаном, и чувствовал, как улыбка, помимо моей воли, проступает на моем лице. По каменным плитам набережной забарабанили крупные капли дождя, потом дождь хлынул сплошным потоком. Случись это несколько минут назад, я бросился бы искать убежище, опасаясь, что мой светлый костюм намокнет и придет в полную негодность. Но сейчас я беззаботно шагал под дождем и продолжал улыбаться. Отчего? Почему? Я бы и сам не смог ответить на этот вопрос. Переходя набережную, за стеной дождя я не заметил стремительно надвигавшихся на меня автомобильных фар и чуть было не попал под автомашину. Однако в тот момент я не испытал ни потрясения, ни страха.

Резко затормозившую машину развернуло на мокром асфальте. Человек, сидевший за ее рулем, что-то показывал мне энергичными жестами, губы его яростно двигались, но я только улыбнулся ему в ответ. Вероятно, улыбка моя выглядела довольно бессмысленной, если не глупой, но об этом я подумал уже значительно позже. А тогда я безмятежно пошел дальше, все еще чувствуя во рту легкий привкус свежей земляники, нагретой солнцем, и все еще продолжая наслаждаться ощущением своей беззаботности. И вдруг это ощущение начало быстро слабеть и вскоре исчезло, схлынуло так же неожиданно и беспричинно, как и возникло.

Словно очнувшись, я увидел себя стоящим на набережной, под проливным дождем, в насквозь промокшем, потемневшем костюме. Картина, надо сказать, была весьма странная. Мимо по мокрому асфальту проносились легковые автомашины, и запоздалое чувство страха неожиданно сковало меня. Что же со мной было? Что произошло? Эйфория? Потеря чувства реальности? Я слышал, что нечто подобное случается с людьми высоко в горах и порой губит даже опытных альпинистов. Но то в горах, от недостатка кислорода, а тут… Неужели весь секрет в жевательной резинке с запахом свежей земляники?..

Я поднялся к себе в номер, развесил костюм сушиться, натянул пижаму. В номере было светло и уютно, но беспокойство не оставляло меня. Необъяснимость того, что произошло со мной на набережной, тревожила меня. Мне стоило немалого труда заставить себя успокоиться и заснуть.

На другой день с утра наша туристская группа отправилась осматривать сталактитовые пещеры, и я, захваченный зрелищем причудливых подземных дворцов, сооруженных природой, их фантастического мрачного великолепия, постепенно стал забывать о вчерашнем происшествии. Новые впечатления постепенно вытесняли все то, что я испытал вчера, и, наверное, вся эта история так бы и не оставила заметного следа в моей памяти, если бы впереди меня не ожидала еще одна встреча. Это случилось в предпоследний день нашего туристского путешествия.

Вечером, по своему обыкновению побродив по набережной, я зашел в маленькое дешевое кафе. В кафе было тихо и безлюдно. Только за столиком в дальнем углу сидел пожилой человек и то ли читал развернутую газету, то ли попросту дремал над ней. Я заказал чашку черного кофе и сел за соседний столик.

На плоском телевизионном экране, висевшем на стене возле стойки бара, беззвучно, с одной и той же последовательностью сменялись рекламные слайды. Вот уже знакомый мне Санта-Клаус вытряхивает из мешка конфеты в разноцветных обертках, вот он же, только уже в облике профессора в очках и белом халате, протягивает рецепт и радостно пожимает руку своему пациенту… Я уже знал, какие слова появятся вслед за этим на экране. «Препарат „ДС“ — величайшее изобретение века!»

— Простите, вы что-то сказали? — внезапно услышал я за своей спиной.

Я обернулся. Ко мне обращался тот самый посетитель кафе, который только что, как мне казалось, дремал над газетой.

— Вы что-то сказали? — повторил он.

Я неопределенно пожал плечами.

— Нет. Вроде бы нет.

— Значит, мне почудилось. В моем возрасте это простительно, — сказал он и, поднявшись, шагнул к моему столику. — Разрешите?

— Пожалуйста, — сказал я, хотя, должен признаться, поведение этого человека несколько удивило меня. Я уже успел усвоить, что в этой стране не принято заговаривать с незнакомыми людьми, а тем более подсаживаться к кому-либо за столик. Если человек пришел в кафе один, значит, у него есть для этого основания. И пусть он остается один наедине со своими мыслями, со своей чашкой кофе или со своей газетой. Никто не вправе мешать ему. Так, вероятно, рассуждали здесь, в этой стране.

Я внимательнее всмотрелся в своего неожиданного собеседника. Странно, но мне показалось, будто где-то я уже видел его. Но где?

У него был высокий лоб, прорезанный глубокими, старческими морщинами, седые, небрежно сбившиеся волосы, впалые щеки. Седая щетина проглядывала на подбородке. Лицо его казалось усталым, даже, пожалуй, изнуренным, но глаза смотрели умно и пристально. Однако где все-таки я уже видел это лицо?..

— Я вижу, вы иностранец, — сказал он. — Поэтому я и решился заговорить с вами. Надеюсь, вы простите мою бесцеремонность?

— Разумеется, — сказал я. — Прошу вас.

Мой собеседник, устроившись на стуле напротив меня, помолчал немного, потом мотнул головой в сторону телевизионного экрана:

— Улавливаете сходство?

Теперь я понял, отчего мне было знакомо его лицо! Действительно, между Санта-Клаусом, возникающим на экране, и человеком, сидевшим сейчас передо мной, было несомненное сходство.

— Так это вы? — спросил я, решив, что скорее всего судьба свела меня с постаревшим, опустившимся актером, подрабатывающим себе на жизнь с помощью рекламных съемок.

— Нет. — Мой собеседник отрицательно покачал головой. — Это не я. Это актер, подгримированный под меня.

Я вопросительно смотрел на него, ожидая, что последует дальше.

— Я вижу, вы действительно иностранец. Иначе вы узнали бы меня, — сказал он. — Ведь я… — Он усмехнулся. — Я ведь и есть Дарующий Счастье…

Теперь я взглянул на него с опаской. Уж не сумасшедший ли это? Да, сходство с рекламным Санта-Клаусом было явным, но, может быть, как раз это случайное сходство и подтолкнуло его к тому, чтобы вообразить о себе бог знает что.

— Да, да, не удивляйтесь, — повторил мой собеседник. — Если вы когда-нибудь интересовались биологией, вы должны были слышать мое имя. Я — биолог. Доктор Жильбер.

По выражению моего лица он догадался, что его имя мне ничего не сказало. И опять его губы тронула горькая, ироничная усмешка.

— Было время, когда мое имя не сходило с газетных страниц, — сказал он. — По крайней мере, в нашей стране. Иногда я просто сам себе не верю — неужели один человек мог наговорить столько глупостей?