В ранней славянской литературе почетное место занимал культ св. Климента[85], почитаемого в православии как одного из первых христианских проповедников в русских землях.

По преданию, за отказ принести жертву языческим богам около 98 года он был сослан из Рима на каторгу в Крым в Инкерманские каменоломни (район современного Севастополя), где проповедовал. Во время очередного гонения на христиан император Траян, прибыв в Крым, приказал казнить Климента. Ему привязали на шею якорь и бросили в море. Климент встретил мученическую смерть. В христианской символике якорь связывается с Климентом Римским. Якорь является символом Санкт-Петербурга как морского порта.

Часть мощей Климента Римского, согласно легенде записанной епископом Веллери Гаудерихом и поднесенной папе Иоанну VIII (умер в 882 г.)[86], была перенесена в 867 г. или в 868 г. из Херсонеса в Рим Константином и Мефодием. Глава Климента хранилась в Корсуне, откуда князь Владимир Святославович перенес ее в Киев[87]. В сознании древнерусских людей перенесение мощей Климента в Киев Владимиром соотносило значение этого русского князя с первоучителями славян.

Славяне составляют Житие Климента, Слово об обретении его мощей, проложные сказания. Клирик Десятинной церкви (которую называли храмом Климента, поскольку там находились мощи св. Климента) написал «Чудо св. Климента о отрочати». Через притчу об отроке проводится мысль о спасении русского народа, которому покровительствует Климент, пришедший из Рима через Корсунь в Киев[88]. В середине XI и середине XII вв. представление о церковной независимости Руси от Византии связывалось с именем Климента.

В сферу международных культурных связей Древней Руси входили контакты и с книжниками Западной Европы. На Руси появились сделанные в Чехии в конце X–XI вв. старославянские переводы с латинского языка церковно-канонических памятников. Также был известен цикл легенд о чешском князе Вячеславе (Вацлаве), проложное житие чешской княгини Людмилы (бабушки Вацлава). Русская летопись восприняла из западнославянских источников «Сказание о переложении книг» (ПВЛ, под 898 г.), представляющее рассказ о деятельности Кирилла и Мефодия. Киево-Печерский монастырь поддерживал культурные отношения с чешским Сазавским монастырем (1032–1097), поддерживавшего славянскую традицию письма и интенсивно ведущего переводческую деятельность. Там хранились частицы мощей Глеба и «его товарища» (очевидно, Бориса), перенесенные туда из Киева. Однако «в конце XI в. старославянско-православная традиция в Чехии была окончательно подавлена латинско-католической церковью и культурно-литературное общение Чехии с Киевской Русью прекратилось»[89].

Свидетельством взаимосвязи и взаимовлияния северной (скандинавской) литературы и древнерусской после начала интенсивных контактов русских князей с варяжской аристократией и привлечения «варяжской дружины» является история о «вещем Олеге», в которой сплавились воедино русские известия с известиями «Орвар Одд саги».

Роль переводной литературы в древнерусской культуре Д. С. Лихачев характеризовал следующим образом: «Переводы в ряде случаев предшествовали созданию оригинальных произведений того же жанра. В целом Русь стала читать чужое раньше, чем писать свое. Но не следует видеть в этом какое-то свидетельство «неполноценности» культуры восточных славян. Все европейские средневековые государства «учились» у стран, наследниц многовековой античной культуры – культуры Древней Греции и Рима. Для Руси важнейшую роль в этом отношении сыграли Болгария и Византия. Подчеркнем также, что восприятие чужой культуры, с ее многовековыми традициями, было у восточных славян активным, творческим, отвечало внутренним потребностям развивающейся Древней Руси, стимулировало возникновение оригинальной литературы»[90].

Византийское влияние не было «ни всеобъемлющим, ни стабильным»[91], переводные книги, расширив круг отвлеченных представлений древнерусских авторов, вошли в плоть и кровь восточнославянской книжной культуры. Идеи, пришедшие на Русь вместе с культурным наследием Византии и южных славян, пережили глубокую трансформацию, «начинали как бы новую жизнь», приобретали «иные черты под воздействием национальных творческих начал»[92].

Христианское мировоззрение оплодотворило творческие силы Древней Руси, способствуя их пробуждению и накоплению духовного опыта. Сложившиеся под влиянием православной культуры условия содействовали глубокому самостоятельному осмыслению древнерусскими книжниками отечественной истории.

1. Какое книжное богатство устремилось на Русь после принятия христианства?

2. Охарактеризуйте видовое разнообразие переводной литературы.

3. Назовите наиболее значимые памятники переводной литературы, известные в Древней Руси.

4. Какой круг памятников переводной литературы был известен древнерусскому автору?

5. Какие проблемы включает явление влияния и взаимовлияния культур?

6. В чем вы видите прямое и опосредованное влияние византийской литературы на литературу древнерусскую?

7. В чем заключалось первое южнославянское влияние?

1. Афиногенов Д. Е., Турилов А. А., Попов Г. В. Георгий Амартол // Православная энциклопедия. – Т. XI. – М., 2006. – С. 48–56.

2. Истрин В. М. Хроника Иоанна Малалы в славянском переводе. – СПб., 1897–1914.

3. Калайдович К. Ф. Иоанн, эксарх болгарский. – М., 2012.

4. Лихачев Д. С. Исследования по древнерусской литературе. – Л.: Наука, 1986. – С. 137–139. («Шестоднев» Иоанна Экзарха и «Поучение» Владимира Мономаха). – С. 226–229 («Слово о погибели Русской земли» и «Шестоднев» Иоанна Экзарха Болгарского).

5. Матвеенко В. А. Временник Георгия монаха: издание 2006 г. // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. – 2007. – № 2(28). – С. 96—111.

6. Мещерский Н. А. Источники и состав древней славяно-русской переводной письменности IX–XV вв. – Л., 1978.

7. Мильков В. В., Баранкова Г. С. Шестоднев Иоанна Экзарха Болгарского. – СПб., 2001.

8. Переводная литература IX – начала XIII в. / История русской литературы X–XVII веков / под ред. Д. С. Лихачева. – М., 1980. – С. 36–59.

9. Робинсон А. Н. Литература Древней Руси в литературном процессе Средневековья XI–XIII вв.: Очерки литературно-исторической типологии. – М., 1980.

10. Самуткина Л. А. Концепция истории в «Хронографии» Иоанна Малалы: монография. – Иваново: Иван. гос. ун-т, 2001. – 143 с.

11. Чернышева М. И. О соотношении славянского перевода «Хроники Иоанна Малалы» и ее греческого текста (на материале портретной лексики).URL: http://odrl.pushkinskijdom.ru/LinkClick. aspx?fi leticket=wpJmNwZJwE%3D&tabid=2283

Развитие древнерусской письменности в первой половине XI в. и обилие переводных произведений, прежде всего византийских и болгарских, стали той питательной средой, в которой зародилось отечественное летописание. Появление первого летописного свода ученые датируют по-разному.

По мнению Б. А. Рыбакова и Л. В. Черепнина, свод возник в конце X в. Другой известный историк – М. Н. Тихомиров и его ученики – А. Г. Кузьмин и В. И. Буганов – считали, что речь может идти о конце X в. – начале XI в.

А. Н. Насонов полагал, что летописание возникло в эпоху Ярослава Мудрого[93]. Д. С. Лихачев в качестве времени появления летописания называл 1040-е гг. Очевидно, что с 1030-х гг. на Руси ведется активная работа по систематизации устных и письменных известий, свидетельств и преданий о событиях прошедшего. «Необходимость этой письменной фиксации была вызвана процессом культурно-исторического самосознания русичей, влившихся в христианскую культуру и таким образом ставших наследниками многовековой христианской культурной традиции»[94].