Вот и нам с Торнадо всегда хочется перекинуться парой-тройкой тёплых слов с молоденькой женщиной, расспросить её о погоде, здоровье тётушек и семейном положении сестёр и братьев. Иначе за каким чёртом мы попёрлись к мадам Горизонталь и её райским птичкам, которых ещё не видели и не слышали, так как пока ещё стояли на высоком пороге двухэтажного здания под вывеской «Мулин муж».

***

Заведение встретило нас приветливым шумом подвыпивших посетителей. Распорядитель, (или как там его?), осведомившись о цели визита и проверив по спискам дорогих гостей, уважительно провёл нас за один из столиков на четыре персоны, велев немного обождать. Мы охотно согласились, ибо следовало, как перед боем, провести рекогносцировку и внимательно оглядеться, чтобы потом не попасть в какой-нибудь просак, то есть, как говаривали в старину, со всего разгона да промеж двух отхожих мест дамы.

Итак, парадный зал, куда нас любезно провели, был довольно мил и уютен, утопая в полутьме стеариновых свечей. Стены обиты розовым бархатом, на полу ворсистые ковры восточного исполнения, а на них до десятка или чуть более столиков под белоснежными льняными скатертями и на таких расстояниях друг от друга, что вполне позволяли вести приватные беседы. В противоположной стороне от входа была скромная дверь неясного пока назначения, а в глубине зала располагалась под красной ковровой дорожкой лестница, ведущая на второй этаж. Вот, собственно, и вся диспозиция нижнего обозреваемого этажа этого скромного заведения, без лепнины на потолке и витражей на окнах. Не считая нашего, были заняты всего два столика, то есть или мы рано припёрлись, или у публики это злачное место не больно-то и котировалось. Тем не менее, приходилось терпеливо ждать и разглядывать соседей. За одним из столов сидели два строгого вида джентльмена с сединой на висках, одетые как на приём к королеве, и две дамы, раздетые как перед помывкой в римских термах. Проще говоря, на них были накидки в виде туник, но столь прозрачные, что не скрывали очарования их налитых бюстов. А вот нижних дамских соблазнов я, как ни вертелся, рассмотреть не мог. Не лезть же под стол в самом начале вечера. Правда, я и так, якобы уронив сигару, любопытства ради пытался заглянуть под чужой столик, словно под юбку, но тщетно. Помешали скатерть и Торнадо.

–Уймись, Дик!– зашипел он коброй.– Неудобно перед обществом. Ведёшь себя как дитё, никогда не видевшее места своего рождения.

–Соскучился,– скромно отозвался я, не вступая в пререкания с нашим идальго.

За вторым столом было веселее. Там тоже сидели два мужика явного мореходного вида в рубахах навыпуск и с яркими нашейными платками. У одного, что постарше, в ухе болталась массивная металлическая серьга, а на пальце левой руки перстень с печаткой всё из того же металла. Дамы им соответствовали своим разбитным видом и отсутствием женской скромности. Они поминутно хохотали, хлопали себя и мужиков по ляжкам и задирали обслуживающий персонал, который, впрочем, не обращал на них никакого внимания. Одеты они были в короткие юбчонки. И это всё! Не знаю как снизу, но сверх этого не было более ничего. И мне приходилось довольствоваться малым, то есть почти тайным, но горящим взором созерцать, как при любом изменении позы, их вторичные отличительные признаки, словно бурдюки наполненные сладким вином или водопойные кожаные фляги, подпрыгивали, весело раскачивались из стороны в сторону и вообще, как сумасшедшие, пьяно веселились на молодой груди. Кто понимает, зрелище было не для слабонервных, а тем более ветеранов войны. Даже сдержанный Дени не стал делать мне замечаний, а сам заёрзал на стуле, проследив направление моего взгляда.

На столиках у обеих компаний были бутылки вина и вазы с фруктами. И хотя чувствовалось, что застолье длится уже давно, никаких свиных ножек и телячьих отбивных на закуску не было. И это правильно! Незачем отягощать брюхо перед давно желанной разрядкой. Успеем и дома до отвала почревоугодничать. Только промелькнула эта мысль, как вслед за ней мозг мгновенно обожгла тревога за будущее.

–Дени,– в волнении зашелестел я пересохшими губами,– а сколько у нас в запасе времени? Не придётся ли любоваться весь вечер чужим счастьем, а потом сматывать удочки, так и не насадив червячка на крючок?– в смятении, как вы помните, я всегда выражался витиевато.

–Не придётся,– вальяжно ответил Торнадо,– для нас месье Луи оплатил абонемент до утра.

–В качестве подарка за всё хорошее?– глупо вырвалось у меня.

И хоть друг ничего не ответил, покачав скорбно головой, у меня отлегло от сердца, и я уже со спокойствием во членах стал привыкать к здешней разнузданной и похотливой обстановке, напрочь забыв окопы под Ледисмитом и алмазные копи Олд-де-Бирса.

***

—Что будете заказывать, господа?– спросил вдруг возникший ниоткуда возле моего левого плеча человек.

–А надо?– встрял я и опять встретил ту же скорбь в глазах у друга. Поэтому в дальнейшие переговоры не вступал, решив в этот вечер вести себя замкнуто и скромно.

А Торнадо, не долго думая, перечислил официанту всё питьё и яства, что видел на соседних столах. Вышло очень убедительно и с размахом, то есть в двойном варианте. Дени знал, что делал, так как всею нашей казной заведовал он, не то что не доверяя мне, а просто побаиваясь широты моей армейской натуры. Я ему не препятствовал, зная за собой грешок невоздержанности не только к виски.

Не успел я раскурить новую сигару, как наш стол уже ломился от заказанного. Бокалы лучились первозданной чистотой, два блюда с фруктами заняли всю почти площадь столика, а четыре бутылки превосходного вина, если судить по налёту пыли на них, словно часовые стояли обочь.

–Сейчас подойдёт хозяйка,– сообщил подавальщик и удалился как раз в ту вторую дверь против входа, видимо на кухню или в другие какие складские помещения.

И эта дверь тот час же отворилась, и на нас начала надвигаться женщина в строгом платье, но не строгих форм, с печатью усталости от прежних бурных лет на челе. Для меня она была полновата и старовата, но предложи её же где-нибудь в дебрях чёрной Африки, я бы вряд ли отказался, даже скрепив сердце.

–Я рада приветствовать вас, господа, под крышей нашего гостеприимного дома,– проворковала она голосом мелодичным и вкрадчивым.– Всё ли вас устраивает и нет ли претензий?

– Приём достоин всяческих похвал,– галантно отозвался Дени и умолк, видимо, не зная как далее вести светскую беседу.

Хоть я и дал зарок стоического молчания, но всё же пришёл другу на помощь и как на светском рауте в каком-нибудь посольстве непринуждённо по-светски вопросил:

–А девки скоро будут?

–Воспитанницы вот-вот спустятся,– вроде как для одного Дени сказала хозяйка и указала на лестницу.– Как и было обговорено с месье Пердье, вам будет предъявлены четверо лучших представительниц нашей школы и воспитания. Выбрать следует двоих, а уж какой придерживаться программы и правил поведения подскажут уже сами избранницы. Ещё замечу, что в наших стенах не приветствуется учение маркиза де Сада.

–А чего двоих-то?– вновь вырвалось у меня.– Подойдут четверо, так всех без обид и оприходуем!

–Нет, мы не будем менять условия договора,– надменно посмотрев на меня, со сталью в голосе отчеканила эта строгая женщина.

–Дорогая мадам Горизонталь,– полез пришедший в себя Дени,– мой

друг несколько огрубел на полях сражений, а в мирном быту это просто агнец божий,– тут же соврал он.

–О, да!– отозвалась блюстительница порядка и одарила Торнадо улыбкой.– Войны часто доводят до скотского состояния не крепкого разумом человека, но будем надеяться, что в нашем случае дело поправимо и ваш друг скоро отогреет душу и снимет нервическое напряжение в нежных объятиях прекрасной дамы,– и тут она подленько хихикнула в мою сторону.– Но не буду более мешать, смея надеяться, что вам у нас настолько понравится, что вы не забудете сюда дорогу до конца своих дней,– и она важно удалилась под моё довольно громкое бурчание: