Все трое ненавидели школу, куда их ценой стольких усилий устроила мама. Для того чтобы детей взяли в школу Старлинга, Сюзанне Оуэнс пришлось давать званые обеды для всей школьной администрации. Хотя их старый дом обветшал из-за отсутствия средств – отец семейства, психиатр, консультировал многих своих пациентов бесплатно, – он все равно производил впечатление. Для званого вечера Сюзанна украсила гостиную серебряными подносами и шелковыми диванными подушками, купленными специально для этого случая и возвращенными в «Тиффани» и «Бендель» буквально на следующий день. Школа Старлинга считалась весьма привилегированным заведением, с постом охраны у главного входа на Семьдесят восьмой улице. Школьная форма была обязательна для всех учащихся, хотя Френни постоянно подтягивала свою серую юбку повыше и спускала колючие гольфы до самых лодыжек, являя миру голые веснушчатые ноги. Ее рыжие волосы вились при влажной погоде, а кожа мгновенно обгорала, стоило ей пробыть на солнце больше четверти часа. Френни всегда выделялась в толпе, и ее это жутко бесило. Она была очень высокой и продолжала расти, пока в пятом классе не достигла пугающей отметки в шесть футов ровно. У нее были длинные, совершенно нескладные руки и ноги. После детского сада, где она была выше любого мальчишки, Френни еще десять лет оставалась хмурым и неуклюжим ребенком, пока ей не исполнилось пятнадцать. Она часто ходила в красных сапогах, купленных в секонд-хенде. Странная девочка, было написано в школьных отчетах. Возможно, следует проконсультироваться с психологом?

В школе сестер не любили, они считались белыми воронами, если вообще не паршивыми овцами, и Джет была особенно легкой мишенью. Одноклассницы доводили ее до слез язвительными замечаниями и толчками. Когда она стала целыми днями прятаться в девчоночьем туалете, Френни быстро вмешалась. Вскоре все в школе знали, что сестер Оуэнс лучше не трогать, если не хочешь споткнуться на ровном месте или начать заикаться, когда тебя вызывают к доске. От сестер исходила опасность, даже когда они просто сидели в столовой и ели сэндвичи с помидорами или искали книги в библиотеке. Попробуй кого-то из них обидеть, и сляжешь с гриппом или корью. Попробуй кого-то из них разозлить, и тебя вызовут к директору, обвинят, что ты списывал на контрольной или прогуливал уроки. Честное слово, лучше оставить сестер Оуэнс в покое.

Единственным другом Френни был Хейлин Уокер, выше нее на три дюйма и точно такой же замкнутый и нелюдимый. Он происходил из весьма состоятельной семьи и уже в силу рождения был обречен ходить в школу Старлинга. Его дедушка выделил средства на строительство спортивного комплекса «Уокер Холл», который Френни, ненавидевшая физкультуру, переименовала в «Чертов Холл». В шестом классе Хейл устроил акцию протеста: приковал себя к стойке с десертами в школьной столовой и потребовал повышения зарплаты работникам кафетерия. Френни восхитилась его поступком, хотя остальные ученики просто смотрели, выпучив глаза, и не поддержали Хейлина, когда тот начал скандировать: «Равенство для всех».

Когда вахтер, чуть ли не извиняясь, перепилил цепь ножовкой, директор школы провел с Хейлином долгую воспитательную беседу и велел написать сочинение о правах рабочих, что сам Хейл никак не считал наказанием, даже наоборот. Вместо требуемых десяти страниц он накатал целый трактат почти на полсотни страниц с подробными сносками, и примечаниями, и цитатами из Томаса Пейна и Франклина Рузвельта. Он с нетерпением ждал следующего десятилетия. Все изменится в шестидесятых, говорил он Френни. И, если им повезет, они будут свободны.

Хейлин происходил из богатой, привилегированной семьи, но отвергал привилегии и презирал богатство. Ходил буквально в лохмотьях и в старых ботинках с дырками на подошвах. Он хотел лишь одного: завести собаку и перейти в обычную школу. Родители отказали ему и в том, и в другом. Его отец был крупнейшим акционером одного очень известного международного банка, чей главный офис располагался в Манхэттене с 1824 года. Хейл ужасно этого стыдился. В старших классах он даже подумывал официально сменить фамилию на Джеймс или Смит, чтобы ничто не связывало его с семьей Уокеров и их постыдной алчностью. Он доверял Френни в частности и потому, что ее совершенно не впечатлял внешний лоск. Ее нисколько не интересовало, что он живет в пентхаусе на Пятой авеню и что у его отца есть дворецкий, обучавшийся в Оксфорде и щеголяющий в сюртуке-визитке и начищенных до блеска ботинках.

– Это ж сколько мороки, – всегда говорила Френни.

И самое главное, у них была общая страсть к науке. Сейчас Хейлин изучал воздействие марихуаны на потребление калорий. На данный момент он набрал пять фунтов веса меньше чем за месяц, пристрастившись не столько к траве, сколько к пончикам с джемом. Он был добродушным и очень спокойным, если не рассуждал о биологии, несправедливости или своей верности Френни. Он ходил за ней следом, как преданный пес, и его, кажется, совершенно не волновало, что он выставляет себя на посмешище. Когда они были вместе, его глаза загорались неукротимым огнем, и Френни это пугало. Как будто в нем жил еще один Хейлин, его скрытое «я», питаемое эмоциями, с которыми они оба были еще не готовы столкнуться.

– Расскажи мне о себе все-все-все, – часто просил ее Хейлин.

– Ты и так все обо мне знаешь, – отвечала Френни. Он знал ее лучше, чем кто бы то ни было. Может быть, даже лучше, чем она знала себя сама. И это тоже пугало.

В отличие от Френни и Джет Винсент чувствовал себя в школе совершенно непринужденно. Он начал учиться играть на гитаре и тотчас же превзошел своего учителя, и уже очень скоро толпы влюбленных девчонок ходили за ним по всей школе. Его интерес к магии проявился достаточно рано. Он вынимал монетки из ушей одноклассников и зажигал спички, просто дуя на них. Со временем его способности развились. Одним только взглядом он мог вырубить электричество во всем доме Оуэнсов: сначала лампочки начинали мигать и искрить, а потом выключались совсем. Запертые двери открывались сами собой, окна распахивались настежь, когда Винсент находился поблизости. Френни неоднократно пыталась его расспросить, как он всему этому научился, но он не желал раскрывать свои методы.

– Догадайся сама, – говорил он с улыбкой.

Винсент повесил табличку на дверь своей комнаты: «Входи на свой страх и риск», но Френни вошла и устроила обыск. В столе и шкафу ничего интересного, зато под кроватью, в темном пыльном пространстве, затянутом паутиной, обнаружилась книга по оккультизму под названием «Маг». Френни знала историю этой книги, входившей в составленный мамой список запрещенных книг. «Маг» был таким популярным, когда только вышел, в 1801 году, что экземпляров на всех не хватило. Люди были готовы пойти на кражу в своем стремлении обладать этим сокровищем, и многие поборники оккультных наук хранили его в тайниках под полом. Изрядно потрепанный экземпляр Винсента по-прежнему обладал могуществом. От него пахло серой, и как только Френни его увидела, она начала дико чихать. Кажется, у нее была аллергия на эту книгу.

«Маг» был настолько горячим, что она обожгла себе пальцы, когда вытаскивала его из тайника под кроватью. Такие книги не появляются у человека случайно. Человек должен знать, что он ищет, и иметь мужество, чтобы справиться с такой вещью.

Френни ворвалась в кухню, где обедал Винсент, и швырнула книгу на стол. Картофельный и капустный салаты полетели во все стороны. Черный с золотом переплет «Мага» давно потрескался от старости. Ударившись о стол, книга издала глухой стон.

– Откуда она у тебя? – спросила Френни.

Винсент и бровью не повел.

– Из букинистической лавки за парком.

– Неправда, – решительно заявила Френни. – Ты в жизни не заходил в книжные магазины!

Винсент мог задурить голову кому угодно, даже Джет, но у Френни было чутье на вранье. Правда представлялась легкой и светло-зеленой, а ложь оседала на пол, тяжелая, как металл, темная сущность, которую Френни всегда избегала, потому что от лжи у нее возникало гнетущее ощущение, будто ее заперли за решеткой. И все же Винсент был самым обаятельным из лжецов, и Френни безумно любила брата. Особенно в эту минуту, когда он пожал плечами и сказал ей правду.