Между двумя стенами втиснулся стол с поцарапанной серой стальной поверхностью. Я вспомнил, что точно такой же стоял у Лэнгфорда в кабинете в Детройте. Над столом висела его детская фотография, сделанная в Миссисипи, и еще одна – они вместе с Блэр вскоре после свадьбы. На последней Джордан был вместе с Мишель Обамой.

Рядом с кожаным креслом стоял маленький телевизор, подключенный к проигрывателю видеодисков. Я достал из пакета коробку. Диск мог быть куплен в любом магазине бытовой техники. На пластмассовой коробке – никаких надписей. Включив телевизор, я вставил диск в проигрыватель.

Кино оказалось немым. Изображения были слегка искаженными, словно камера находилась слишком близко. Запись была сделана не с помощью профессионального оборудования для видеонаблюдения. Картинка была нерезкой, но все-таки достаточно четкой, чтобы узнать Джордана. Он стоял в номере в мотеле у постели рядом с женщиной. У той была азиатская внешность; стройная, изящное лицо.

Камера не двигалась. Широкоугольный объектив захватывал двуспальную кровать посреди номера и пространство вокруг. На протяжении следующих двадцати минут я наблюдал за общением Джордана и молодой женщины. Для меня в этом не было ничего даже отдаленно возбуждающего.

Медленно раздев женщину, Джордан достал из кожаного портфеля что-то вроде портативного никелированного вибромассажера и выполнил ей полный массаж тела. Он действовал очень терпеливо, начав с пяток и медленно поднявшись по ногам, затем прошелся по шее, плечам и спине. Похоже, девушке это нравилось, особенно когда Джордан наконец подвел вибромассажер к ее промежности. В конце она, судя по всему, испытала глубокий оргазм. Когда девушка начала одеваться, съемка закончилась.

Джордан был абсолютно прав. Этот фильм действительно глубоко потряс меня, и причина этого стала очевидной, как только Джордан впервые появился в кадре. Джордан Лэнгфорд, мужественный президент колледжа Сент-Эндрюс, бывший футболист, входивший в символическую сборную США, муж моей потерянной любимой женщины, был в женском нижнем белье – кружевных трусиках и лифчике, поясе с подвязками и шелковых чулках, в черных туфлях на высоком каблуке. Дорогой парик длиной по плечи обрамлял его лицо. Глаза были обильно накрашены тушью и тенями, а на губах алела смелая яркая помада.

Когда я вышел из личного кабинета, Джордан стоял у окна, снова разглядывая свои владения.

– Ты был прав, – сказал я. – Я глубоко потрясен.

– Видишь ли, я достаю экзотических девушек, – сказал он таким тоном, будто главная проблема заключалась в этом. – Есть одна фирма в Сиракузах…

– Дело не в этом, – сказал я.

– Знаю, – согласился Джордан, стараясь держать себя в руках под моим пристальным взглядом.

– Ты это сам снимал? – спросил я, зная, что некоторые любят документировать свои любовные похождения.

– Я понятия не имею, кто это снимал, – покачал головой он. – Диск пришел по почте.

Он протянул мне конверт. Конверт был адресован Алисии Верлен в почтовое отделение в Сиракузах. Обратный адрес отсутствовал. Судя по штемпелю, письмо было отправлено два дня назад из Нью-Йорка.

– Ну, это уже что-то, – сказал я, указывая на штемпель. – Это сужает круг подозреваемых приблизительно до двенадцати миллионов человек.

Джордан напрягся на мгновение, но ничего не сказал. Я снова осмотрел конверт. Он был вскрыт ножом. Внутри лежал листок бумаги, сложенный втрое.

– Ты сам вскрывал конверт? – спросил я.

– Да, – кивнул Джордан. – Слава богу.

Достав маленькую лупу, всегда имеющуюся у меня в нагрудном кармане, я изучил почерк, которым был написан адрес. Он был неуклюжий, кособокий, словно человек выводил буквы левой рукой.

– Письмо пришло в специальный почтовый ящик, который у меня имеется, – сказал Джордан. – Когда я заказываю… разные вещи, я делаю это от вымышленного имени.

– Я так понимаю, ты у нас Алисия Верлен.

Поморщившись, Лэнгфорд кивнул.

– Внутри письмо с угрозами. Я получил его вчера.

Я развернул листок. Слова были выведены красными чернилами; почерк соответствовал тому, что был на конверте. На первый взгляд казалось, что это писал человек, восстанавливающийся после серьезного инсульта. Строчки были неровные, корявые:

«Алисия, если хочешь избежать публичного позора, который станет следствием этого грязного эпизода, выплати нам пять миллионов долларов в соответствии с инструкциями, которые найдешь в этом конверте. Если не сделаешь это к пяти часам в воскресенье, копии фильма отправятся во все новостные агентства страны».

– Все это выглядит так буднично, черт побери, – озадаченно произнес Джордан. – Словно напоминание от коллекторского агентства.

– Почему завтра до пяти часов? – спросил я.

– Не имею ни малейшего понятия.

– Это же накануне совещания, на котором ты должен объявить о пожертвовании Уитли, – сказал я. – Вполне возможно, его смерть и этот шантаж связаны между собой. Если найти ответ на одно, может быть, это даст ответ и на другое.

– Но времени так мало, – заметил Джордан.

– Никто не пытался связаться с тобой после того, как ты получил эту запись?

– Я даже не представляю, что будет дальше. – Он покачал головой. – В инструкции указан счет в банке на Каймановых островах, на который я должен перевести деньги.

– Возможно, шантажисты не собираются больше связываться с тобой, если ты решишь им заплатить. – Прямые контакты увеличивают риск попасться.

– У меня нет пяти миллионов долларов.

– У тебя есть пятьдесят миллионов.

– Они не мои.

– Похоже, шантажистам известно про эти деньги. Если так, удивительно, что они не потребовали больше.

– Эти деньги я не трону. Если ты не сможешь остановить тех, кто стоит за этим, на собрании попечителей я подам в отставку.

Я оставил эти слова без комментариев.

– Послушай, Джордан, ты ведь даже не трахал этих женщин. Потерпевших нет; не вызывает сомнений, что это акт двух взрослых людей по обоюдному согласию. Черт возьми… мы живем в Народной Республике Гротон. Здесь отмечают месяц «гей-прель». В этом городе языческих жрецов и тех, кто верит в НЛО, наверное, больше, чем баптистов. Такой свободы взглядов не найдешь больше во всей стране. Никому нет никакого дела до того, чем ты занимаешься в своей спальне и своем сарае.

– Джейк, неужели ты не понимаешь? – Джордан печально покачал головой. – Это же разобьет мою карьеру. Я стану всеобщим посмешищем. И это положит конец моему браку с Блэр.

Я кивнул.

– Я так понимаю, с Блэр у тебя больше не ладится… – В моем голосе прозвучала горечь.

Несомненно, от Джордана не укрылся мой тон.

– Блэр – это лучшее, что было в моей жизни… тут не может быть никаких вопросов, Джейк. Наверное, ты не поймешь… но это… эти связи… тут дело не в сексуальном удовлетворении.

– Неужели?

– Это… запретный плод… возбуждение… зловещий театр ужасов… и возможность доставить другому человеку наслаждение.

Лэнгфорд был прав. Я ничего не понимал. Должно быть, он прочел это у меня в глазах.

– Но это правда. Я получал удовольствие от сознания опасности.

– Почему, Джордан?

– Я много думал над этим. – Он неприятно усмехнулся. – Быть может, все дело в том, что я рос единственным мальчиком в семье с властной матерью и пятью сестрами. Кто знает, черт возьми… Такие вещи не обсуждают со своим психотерапевтом.

– Возможно, следовало бы.

– Теперь уже слишком поздно.

– Необязательно, – возразил я. – Блэр знает?

– Господи, нет. И это самое главное. Я не хочу делать ей больно. Я лучше подам в отставку, чтобы она ничего не узнала.

– Она может узнать в любом случае.

– Это нас уничтожит, – убито сказал Джордан.

Мысленно представив себе, как Блэр смотрит эту запись, я кивнул, соглашаясь с ним.

– Да. И ты прав еще в одном. Стервятники-журналисты алчно набросятся на эту историю. Бывшая футбольная звезда, ставшая президентом колледжа, будущий кандидат на пост сенатора – предпочитает шелковое женское нижнее белье. Те два-три дня, пока они не возьмут на прицел новую жертву, ты будешь круглосуточно сиять во всех выпусках новостей бульварных телеканалов.