«Всё зыбко под ногами, Шерлок. Я забрасываю удочку – я хочу понять тебя. Но в твоих глазах больше оттенков, чем в амарантовых небесах юга. Река колкими брызгами целует в лицо. Мои рёбра чуют, как клинок в твоей ладони тоже изготовился для поцелуя. Неволя движет твоей рукой, и я мог бы заранее простить. Пять чёрных оружейных мушек прищурились на нас с берега. Но перед тем как сдохнуть, я хочу знать, от чьей руки: отточенной машины или человека? Всё зыбко на жаркой Ибице, и квартет наваждений одолевает меня. Раньше я бы расхохотался в лицо тому, кто усомнился бы в твоей бесчувственной гениальности и дыре вместо сердца и мужского естества. Я бы харкнул в лицо тому, кто утверждал бы, что ты всадишь в меня нож под дулом оружия ради спасения собственной шкуры».

– Чего тянешь? Кончай его, если хочешь жить.

Отрывистый выкрик, и смуглый тип вновь припал лицом к винтовке. Ещё один стрелок целил в них с того же берега, и трое – с противоположного. Ни сухой треск цикад в траве, ни слепящий свет не отвлекал их. Весь их мир, с дурманным белым порошком во главе бала, временно не существовал. Была лишь цель в чёрном перекрестии оптического прицела. Джон и Шерлок стояли по колено в речке, друг напротив друга. Ветер с песком заставлял первого щуриться. Подбородок второго подрагивал, несмотря на зной. Нож, насильно вложенный в руку Шерлоку, был нехотя направлен Джону в живот. Стрелкам на высоких берегах открывался отличный вид на немую сцену.

Отправляя Холмса на Ибицу, Майкрофт всего лишь желал, чтобы брат поправил на юге здоровье. Дело о лорде-взяточнике довело сыщика до жесточайшего истощения. Конечно же, Холмсу-старшему пришлось прибегнуть к шантажу и помощи Ватсона. Миру крови и пуль пора было отдохнуть от Шерлока Холмса, вот только этот мир сам не желал отпускать детектива.

~~~

«Зной Ибицы – морок и слабость. Раньше я представлял, что рухнуть в обморок может только человек, из крови и слабой плоти. Но и твой железный организм дал сбой. Казалось бы, что такое для тебя несколько дней или даже недель голодовки и бессонницы? Но дело Торнфилда заняло у нас чуть больше трёх месяцев. Никогда не забуду свой испуг, когда подхватил тебя без чувств, сразу после ареста лорда. Хрупкая падучая звезда рухнула мне в руки в метре от асфальта. И я берёг её. Образ мерещится в памяти – моя ладонь жестко упирается в твою тощую грудь в пижаме. Я насильно укладываю тебя в постель, чтобы ты, едва стоящий на ногах, не сбежал из-под врачебного надзора. Я, как и Майкрофт, надеялся тогда, что воды юга вновь вернут тебе силы и развеют апатию в твоих потухших глазах. Но мы жестоко ошиблись. Тебе, Шерлок, поможет только одно. Солнце юга же охаживает всех без разбору. Не то, что скупое тепло Лондона. Зной Ибицы – шлюха, дарящая себя любому: и туристу, и наркодиллеру».

~~~

– Идёт. Я сделаю это. Только если трое из стрелков сложат оружие.

Скрипучий смех в пять голосов огласил воздух над речкой. Однако Шерлок, не моргнув, повторил:

– Двое на двое, это справедливо.

Смуглый тип на правом берегу в ответ осклабился:

– А ты не из тех, кто обгадился бы под дулом. Посмотрим, какого цвета дерьмо у твоего дружка, когда ребята прострелят ему колени.

Где-то в кустах надрывно взвизгнула пёстрая птица. Нет, чистая смерть от ножа лучше.

– Хотели бы нас пристрелить – мы бы уже давно кормили рыб, – парировал Холмс. – Но нет, тут нужна простая поножовщина двух англичан, и никаких испанских пуль в телах.

– Пули можно выковырнуть и из трупов. А ваши дырки обгрызут рыбы.

– Ну, так действуйте.

– Да пожалуйста.

Смуглый дёрнул прикладом, давая знак. Ледяная волна хлестнула Джона. Зачем?! Но стрелки не спешили спускать курок. Один из них, на левом берегу, стал медленно отступать, пока не исчез в зарослях папоротника. Минуты текли, словно капли с влажных губ Шерлока. Ладонь, сжимающая рукоять ножа, вспотела, но Джон чувствовал, что рука сыщика не дрожит и тверда, как кремень. Если придётся, он не дрогнет».

~~~

«Пьяное серебро южных звёзд – смех и угар. Раньше я считал, что смех гению не к лицу. Ты был способен только на ядовитую ухмылку или циничный смешок. По приезде на Ибицу тебя не развеселил ни грошовый блеск солнца, ни блеск дорогих отелей. Улицы пятнали красные следы зноя, не осталось свободного от конфетти пятачка. Сверкал лёд в бокалах и медные бляхи яхт. Экваториальный туман кишел яркими масками туристов. Сотни аляповатых масок – сотни оттенков праздности и одно-единственное бледное, безразличное ко всему лицо моего друга. Мне невыносимо было смотреть, как ты чахнешь. Мишура полудня и мне была не по вкусу, духота в отеле угнетала, и ночью я перелез на твой балкон с бутылкой вина и предложением сбежать. Ты равнодушно согласился. В то время ты послушно шёл, куда велели постылые тебе близкие, и посылал к чёрту всех незнакомцев.

Упругий синий шёлк затягивал небо над берегом. Белые полотняные брюки полощились на просоленном ветру. Ты сбросил их, я тоже. Мы достали где-то две доски для сёрфинга и, полулёжа на них, гребли по тёмному кафелю вод бухты. Звёзды пьяно расползались в водяных кругах впереди, горизонту не было конца, и ты впервые рассмеялся. Не усмехнулся, не съязвил, не хмель говорил в тебе. Искренняя радость. Красота и одиночество моря. Тихий искристый смех лился с твоих губ, пока доска грубо не припечатала их. Волна опрокинула её, но в темноте я заметил это не сразу. Грязный мат и скрип песка под голыми пятками, когда я выволакивал тебя на берег. Я держал тебя поперёк живота и ощущал, как мышцы твоего пресса судорожно сокращались, когда ты выхаркивал воду, казалось, вместе с лёгкими. Я будто целовал твой слабовольный рот, когда делал искусственное дыхание. Лицо моё перепачкалось в крови из твоего разбитого доской носа. Я был пьян, зол и напуган. Я был не в себе, и ты, мнилось мне, тоже. Потому что, едва ты очухался, ты вновь стал смеяться. Ты был таким живым в этих мелких спазмах радости. Я вцепился в тебя мёртвой хваткой, утёр кровь с лица и сам заразился смехом. Мы оба поняли, что ты, наконец, вернулся».

~~~

– Сучий выродок!

Скулы Джона побелели от гнева, когда из зарослей вернулся стрелок. Вернулся не один, а удерживая в захвате высокую, коротко стриженую брюнетку. Дуло винтовки нацелилось ей в висок. Взгляд женщины пересёкся с взглядом Джона, в женских глазах билась тревога, но не паника.

– Выбирай, умник, – усмехнулся смуглый главарь, обращаясь к Шерлоку – твой дружок или его невеста? Не завидую, в любом случае он будет не в восторге.

– Ублюдок! – снова выплюнул Джон.

– Захлопни пасть, иначе язык вырежу.

Назначая Ватсона нянькой брата на Ибице, Майкрофт вдребезги разбил планы доктора и его невесты о совместном путешествии в дельту Амазонки. Но альтернатива с пятизвёздочным отелем на Ибице утишила их гнев, даже несмотря на компанию хандрящего социопата. Ванесса была спортивной, бойкой и упругой, как мячик. Её было не так-то легко обескуражить или отпугнуть. Более того, Ванесса была не меньше других обеспокоена состоянием сыщика. Это она вручила Джону бутылку в ту ночь на Ибице, и с её согласия док отправился на берег.

~~~

«Розовые закаты над пальмами – смущение и краски стыда. Вот уж чего у тебя отродясь не было. Даже если забыть о бесцеремонном обращении с клиентами, полицией и потерпевшими, ты не стыдился даже нарушать обещания, деловые и личные. Майкрофт взял с тебя слово, что ты не ввяжешься в расследования в течение месяца для восстановления здоровья, а взамен позже обещал дать доступ к сверхсекретному делу о «Морском договоре». Шерлок, ты обещал беречься мне. Однако когда на дне этой самой речки обнаружился труп девушки, тебя было не остановить. Утопленница с зелёными волосами, случайная свидетельница сделки наркоторговцев – вот к чему она нас привела.

Курортный блуд, полуночные попойки и приходы – юг даёт разрешение на искушение. В тёплых темницах Ибицы много места для грешников. Твоё же бесстыдство не знало границ, но было другого свойства. Для дела ты угнал машину, и на следующее утро мы с тобой благополучно застряли в той крохотной тесной развалюхе, заляпанной и пропахшей чужим потом. Днями на неё роняли кляксы жирные сметанно-белые чайки, ночами – летучие мыши, ловящие насекомых над парковкой. Казалось, глупее не придумаешь – пустынная дорога и обворованный до основания автомобиль. Пропавшие вместе со всем добром телефоны, и Ванесса, сходящая, должно быть, с ума в отеле. Ты имел наглость заставить меня заменить собой украденное переднее сидение. Сам же забрался на меня, так что мы в точности повторяли изгибы друг друга, и попытался рулить. Однако быстро пожалел об этом. Машину подбрасывало на каждом ухабе, в салоне нас мотало вверх-вниз. Вспотевший и злой, я жал на педаль газа и впивался в твои бёдра, чтобы удержаться. Ты огрызался, но ничего не мог сделать. При очередном толчке я вскинул голову и вдруг увидел твоё отражение в наполовину оторванном зеркале заднего вида. Смоляные кольца налипли на лоб, взгляд загнанно сверкал. Конфуз и растерянность во всех красках. Мстительность неожиданно опьянила меня. Я поддал скорости и сжал тебя покрепче. Мои бёдра жёстко бились о твой зад, ты сопел, пытался вывернуться, но приходилось следить за дорогой. Охмеленный твоей растерянностью, я не рассчитал, что загоняю в ловушку плоти и себя. Почуяв моё возбуждение, ты стал ёрзать на мне в ответ. Два идиота в консервной банке, доводящие друг друга до бешенства вместо того, чтобы благополучно добраться до города. Мы никогда не исправимся, Шерлок, мы не отравимся воздухом тёплых застенков Ибицы. Мы упьёмся им до смерти. В конце у нас обоих в груди пылало от гнева и стыда. Когда мы выкарабкивались из машины, в ушах звенел мой придушенный стон, и солнцу предстали мои испачканные брюки. Взъерошенный, ты собрался было уйти прочь, но резко обернулся, и твой кулак крепко съездил мне в ухо».