– Похоже на него. Не сомневаюсь, он велел тебе передать отступникам пару теплых слов.

Разумеется, но Йосех не решился пересказать их братьям.

– Да.

Они прошли еще немного.

– Итак? – спросил Ногах.

– «Скажи Ногаху, моему первенцу, – сказал он, – скажи, чтоб возвращался домой. Мне все хуже, темный ангел подходит все ближе. Место наследника – рядом с отцом, его долг быть рядом со мной в последний час».

– Ага, его последний час! Старушка Смерть подкрадывается все ближе?

– Это он сказал, не я.

– А ведь он только что взял себе новую жену.

– Точно.

– Это уже третья, с тех пор как я уехал на север.

– Многие женщины не могут найти мужей, потому что молодые мужчины не возвращаются после службы в Кушмаррахе.

– Значит, папаша возмещает эту нехватку.

– Таков его долг перед племенем, уверяет он. Если он не возьмет бедных девочек в жены, отцы выгонят их из палаток на голодную смерть.

– И его бедняжки жены, конечно, бесприданницы.

– Издеваешься? Он готов жениться на уродине, но не на бедной.

– Они зовут его «старый плутишка Мельхешейдек».

Братья дошли до противоположной стены лагеря. Ногах окликнул стоявшего на часах стража:

– Яхада, этот Ногах. Мы пришли.

– Я скажу Фа’таду.

Стражник скрылся внутри шатра.

– Это не шутка, Ногах, – вновь заговорил Йосех. – Старики поговаривают, что не надо отпускать юношей к Фа’таду – пока они не женятся и не оставят жене хотя бы одного ребенка.

– Набили животы, старые придурки.

– Что?

– С голодухи-то они не так рассуждали. Тогда они отправляли к Фа’таду зеленых юнцов – и согласия не спрашивали.

Яхада приоткрыл дверь.

– Входите.

Йосех последовал за братом, колени его дрожали. Он робко взглянул на Фа’тада, и уверенности у него не прибавилось. Эти глаза… Серые, как железо, холодные, как вода в колодце. В них не было гнева, но Йосех трясся, как нашаливший мальчишка.

Фа’тад едва заметно кивнул и уселся, скрестив ноги на небольшой подушке. Комната походила на пещеру.

– Это твой брат, Йосех?

– Да, командир.

– Я подслушал ваш разговор минуту назад. Ты говорил правду, Йосех, они действительно намерены вмешаться в мои дела?

Йосех не знал, как ответить: в вопросе Фа’тада чувствовался подвох. Юноша тщательно подбирал слова.

– Они хотели бы, чтобы молодые мужчины поскорее возвращались домой.

Подобие улыбки появилось на губах Фа’тада.

– О да. То-то они торопились, когда были молодые и служили разведчиками в Кушмарраханской армии. Ты прав, Ногах. Они набили брюхо, а теперь злобствуют и завидуют молодым. Яхада, найди Бэрока. Скажи, ему нечего ломать голову, как доставить скот в горы. – Фа’тад широко улыбнулся и доверительно обратился к Йосеху: – Стоит напомнить им, что засуха еще не кончилась. – Лицо Орла омрачилось, а потом стало и вовсе бесстрастным.

Восемь лет засухи. Такого в истории дартар еще не бывало.

– Твой брат рассказал, что случилось нынче днем, Йосех. Теперь я хочу услышать твою версию.

Йосех, запинаясь и мямля, рассказал о стычке с похитителем.

– Ты узнал бы этого человека?

– Да.

– Опиши его.

– Невысокий, даже для вейдин. Широкоплечий, очень мускулистый. Немолодой. Лет тридцать пять – сорок. Для вейдин – смуглый. Ловкий и, наверное, сильный. Нос – как будто кто расплющил его. Большой рот, толстые губы.

– Борода?

– Нет…

– Шрамы?

– Ну… Я не уверен. Может, небольшой, на губе, как будто ножом полоснули.

– Гм…

– Вы знаете этого человека? – спросил Ногах.

– Нет. Но хотел бы с ним повстречаться. Йосех, откуда взялся огонь?

– Он просто протянул руку, что-то было привязано у него к поясу…

– Конверт? Пакет? Мешок?

Йосех беспомощно взглянул на Ногаха, опять на Фа’тада.

– Да, командир. Что-то вроде этого…

– Гм… Покажи, как он это сделал. По возможности точно и помедленнее.

Йосех повиновался, удивляясь дотошности Фа’тада и робея под его пристальным взглядом.

– Он протянул левую руку к правому боку и открыл пакет тыльной стороной руки?

– Да.

– И высыпал… Что он высыпал? Ты успел разглядеть, до того как загорелся огонь?

– Пыль. Кажется, желтая, почти шафранная.

– А это существенно, командир? – спросил Ногах.

– Жест, наверное, нет. Он держал ребенка и свободна была лишь одна рука. Но меня интересует этот порошок, который никак не действует в открытом конверте, соприкасаясь с воздухом, но взрывается, когда его бросают.

– Колдовство? – неуверенно предположил Ногах.

– Не исключено. Меня очень интересует этот порошок. Меня также интересует лабиринт округа Шу. С Шу у нас вообще много проблем: преступники скрываются в лабиринте, уходят и приходят, когда захотят.

Йосеху казалось, что Фа’тад клонит куда-то. Подозрение его немедленно подтвердилось.

– Ногах, отправляйтесь туда завтра же. Начните исследовать лабиринт и все наносите на карту. У нас до сих пор нет карты этого проклятого места. Даже тамошние жители понятия не имеют, что делается за задними дверьми их домов. Возьмите всех, кто не занят делами ферренги. Мы покончим с этим, мы выкурим из Шу кушмарраханских злодеев.

– Слушаюсь, командир, – кивнул Ногах, Йосех робко поддакнул.

– Пока все. Йосех, если вспомнишь что-нибудь важное, доложи немедленно.

– Да, командир.

Йосех бросился к выходу со всей возможной поспешностью, на ватных ногах, и с трудом доковылял до своей хижины.

Зуки, не двигаясь, долго сидел у двери клетки, прижавшись к холодным железным прутьям. От страха он намочил штанишки.

В клетке находилось еще тридцать перепуганных детишек примерно одного с ним возраста. Только двое близняшек сидели рядышком, остальные старались держаться подальше друг от друга. Все уставились на Зуки.

Непохоже, что их морили голодом или били. Они были чисто вымыты и тепло одеты. Но они дрожали от страха и, наверное, много плакали.

Ему тоже хотелось плакать. Хотелось к маме.

Зуки посмотрел на маленьких пленников, они посмотрели на него. Он не знал, что делать, – и заплакал.

Эйзел кончил есть и с отвращением отодвинул тарелку. Повар достоин смертной казни. Он так и не понял, что это за месиво.

Вошел Торго.

– Она ждет тебя.

На лице евнуха застыла брезгливая гримаса, точно он не к человеку обращался, а к таракану.

– В самом деле? Отлично. Слушай, кто это сготовил? Предлагаю живым закопать его в муравейник. Сроду такой дряни не едал. Ребятню и то лучше кормите.

– Жизнь детей – драгоценна. Пошли.

Эйзел пошел за Торго, глядя в широкую жирную спину евнуха.

– Слушай, Торго, я от тебя просто в восторге, ей-богу, так бы пристукнул. Эй ты, чудила без яиц, слышишь меня? Я не я буду, если не прикончу тебя.

Эйзел скользнул взглядом по босым ногам евнуха; он прикинул, как лучше взяться за дело.

Торго оглянулся, на его круглой физиономии с вялыми невыразительными чертами мелькнуло изумление, потом он слегка улыбнулся.

– Пожалуйста, попробуй. Боюсь, будешь разочарован.

– Ты считаешь себя нехорошим человеком, Торго? Да ты ж отродясь не вылезал из этой ямы, ты всю жизнь копаешься в дерьме. Ты понятия не имеешь о том, как живут плохие мальчики, настоящие разбойники. А ты не плохой. Ты даже не злой. Ты – никакой, ты – нуль, ты просто жирная глупая свинья.

Но владеть собой он умеет, невольно отметил Эйзел.

Мало кто из обитателей крепости когда-либо покидал ее пределы. Геродиане знали их всех в лицо, и слишком частые приходы и уходы могли в конце концов обратить на себя внимание проклятых ублюдков. Захватчики догадались бы, что есть способ преодолеть барьер. Лишь Эйзел и еще несколько доверенных лиц проникали в цитадель через так называемый Черный ход Судьбы. Это наименование изобрел создатель барьера.

Двое из этих доверенных агентов были женщины, им приходилось изрядно попотеть, таская в крепость вещи, продукты, вообще всякие товары.