А дома! Йосех никогда бы не поверил, что ему доведется иметь с ними дело. В его родных горах вообще ничего не строят, нет никаких зданий, кроме остатков древних крепостей, пришедших в упадок много столетий назад.

Впереди в толпе началось какое-то волнение, послышался шум.

– Меджах! – окликнул Йосех. – Мудха-эль-баль!

В каньонах гор Хадатха дартары по-прежнему пользовались боевым кличем, но здесь отказаться от этого пришлось даже им.

– И что с того? Нам, по-твоему, надлежит расправиться с ними? – спросил его брат. Меджах прослужил в Кушмаррахе уже год и поднабрался опыта. – Нас восемь человек. Предположим, мы примерно накажем ребятишек, но тут еще пара тысчонок их родичей… Дудки. Если ферренги хотят их наказать, пусть сами этим и займутся. Ты что, хочешь, чтоб дартар ненавидели, как геродиан?

Ногах, их старший брат и командир отряда, повернулся в седле и одобрительно кивнул:

– Хорошо сказано, Меджах. Йосех, мы здесь не для того, чтоб помирать за ферренги. Мы здесь, чтоб получать с них денежки.

Йосех смущенно хмыкнул. Один из мальчишек остановился перед сидевшей на циновке старухой. Старики рядами выстроились по обе стороны улицы. Некоторые сидели на циновках, другие пристроились на ступеньках, кое-кто пытался торговать, а остальные наблюдали за кипевшей кругом жизнью. Удивительно, как прохожие ухитрялись не наступать на них.

Старуха ткнула пальцем в Йосеха и его товарищей. Глаза мальчишки расширились от ужаса, он взвизгнул и нырнул в толпу.

– Видишь? – спросил Меджах. – На улицах Кушмарраха нет места кощунству и мятежу.

Дартары расхохотались, но Йосех не последовал их примеру. По молодости лет он вечно служил мишенью для насмешек. Юноша взглянул на старуху. Лицо ее было бесстрастно, как лицо статуи, но глаза горели мрачным огнем, ненавистью – как озера кипящей расплавленной горной породы на священной горе Кхаред Дан. Богу горы случалось гневаться, сильно гневаться, – и тогда он извергал раскаленные смертоносные потоки на оказавшегося поблизости несчастного. Старуха напоминала Йосеху священную гору.

Она наверняка потеряла кого-то в Дак-эс-Суэтте.

Горячая волна залила щеки. Йосех оторвал взгляд от старухи и призвал на помощь презрение истинного дартарина к жителям городов. Но смущение его не уменьшилось. Он забылся, и все эти жалкие городские олухи видели, как дартарин опозорил собственное племя.

Йосех остро сознавал свою молодость, неопытность, сознавал, что его пика и татуировка на лице выглядят совсем новенькими. Меджах уверял, что эта неуверенность пройдет, что никто из горожан-вейдин ничего даже заметит.

Йосех понимал, что брат прав. Но понимать головой и понимать сердцем для молоденького наемника вовсе не одно и то же.

Раздался чей-то крик. Йосех увидел, что ватага ребятишек кинулась в сторону. Крик повторился, сбежались и взрослые. Ребята, похоже, порядком напугались.

Ногах тоже закричал, пришпорил лошадь и выхватил пику. Йосех ничего не понимал. Ему с трудом давались диалекты и жаргоны Кушмарраха. Ясно одно – что-то случилось, и Ногах считает, что это по их части. Йосех тоже пришпорил своего скакуна, причем верблюд попытался укусить подвернувшегося под ноги прохожего.

Густая толпа собралась у входа в узенький – шага в четыре в ширину – переулок. Галдели мальчишки, монотонно повторяя какое-то слово вроде «Бедиягха! Бедиягха!».

Ногах подал знал Фаруку. Фарук затрубил в рог – это был сигнал для всех слышащих его дартар и солдат-ферренги. Толпа мигом поредела.

– Йосех, Меджах, Косут, – велел Ногах, – быстро в переулок, на крики. Остальные обойдут кругом и отрежут пути к отступлению. Эй, парень, покарауль верблюдов.

Дартары с грохотом спешились. Так и не сообразивший что к чему Йосех, Меджах и Косут (тот приходился им двоюродным братом) вступили в темный, сырой, вонючий проулок. Пика Йосеха в этом тесном проходе была бесполезна.

Шагов через пятьдесят они вновь услыхали крик, вернее, эхо. Будто кто-то звал на помощь.

Еще через двадцать шагов от переулка под прямыми углами расходились две дороги. Они остановились, прислушались.

– Сюда, – пожав плечами, решил Меджах и повернул вправо.

Десять шагов. Опять этот крик, сзади. Дартары развернулись и побежали в обратную сторону. На сей раз Йосех оказался впереди и чувствовал себя еще хуже. Он вытянул пику перед собой.

Пятьдесят метров. Сто. Бежать приходилось в гору, они запыхались.

– Помедленнее, – велел Меджах. – Вдруг это ловушка.

Не все вейдин смирились с оккупацией.

Впереди сверху послышалось пыхтение, словно боролись два человека. Переулок опять поворачивал направо. Йосех завернул за угол и ощутил чье-то присутствие. И правда – он разглядел две фигуры. Мужчина тащил куда-то маленького мальчика, тот упирался.

При виде дартар похититель запаниковал, лицо его исказилось от страха, в следующую секунду он резко махнул рукой в сторону Йосеха.

Ослепительный свет залил переулок, стало нестерпимо жарко, отчаянно завопил ребенок. Йосех упал на руки подоспевших сзади Меджаха и Косута. Огонь жег, как адская печь.

– Хвала тебе, Горлох, – пробормотал Эйзел. Он увидел, как мальчишка постарше что-то вручил жертве, и та заторопилась прямо в переулок, из которого Эйзел наблюдал за улицей. А он-то заранее смирился с долгой, утомительной охотой. Дело требовало осторожности. Но птичка сама летела в силок, ей словно не терпелось быть пойманной.

Что за штука у парнишки в руках? Черт возьми, ведь это же череп! Какого дьявола они его подобрали?

Эйзел отступил на несколько шагов. Он надеялся, что глаза мальчишки привыкли к синеве бухты и в темном переулке он не заметит преследователя.

Нет, не повезло. Малец кое-что увидел. Он остановился шагах в двенадцати от Эйзела.

– Тащи сюда, парень. Отдай его мне.

Парнишка подошел ближе. Но недостаточно: он все же осторожничал.

– Ну, пошевеливайся.

Теперь достаточно близко. Эйзел прыгнул, схватил ребенка. Тот завопил. Эйзел заставил его назвать свое имя. Лучше вовсе ничего не сделать, чем ошибиться, сцапав не того сучонка.

Мальчишка вопил, лягался и колотил Эйзела черепом. Тот не обращал внимания. У входа в переулок, не замолкая, горланили приятели жертвы.

И тут появились фигуры в черном, засверкало оружие.

– Дартары. Какие черти их принесли? – выругался Эйзел. Страх сжал сердце. Он изо всех сил яростно сгреб мальчишку – это немного успокоило. Он запутает этих сукиных детей, этих жалких перебежчиков в лабиринте округа Шу, к югу от улицы Чар. Никто на свете не знает те места лучше него.

Мешал лишь мальчишка: он до сих пор сопротивлялся, вопил и брыкался. Эйзел хорошенько шлепнул его, но не так сильно, как хотелось. Вряд ли заказчикам понравится, если он доставит попорченный товар.

Там, в лабиринте, началось самое страшное. Впервые в жизни Эйзелу пришлось прибегнуть к предпоследнему средству.

Придерживая мальчишку одной рукой, другой Эйзел надорвал пакет, высыпал черную пыль и зажмурился. Только бы не дошло до последних, крайних мер.

Жар отбросил его назад.

Дартары ругались, натыкаясь друг на друга. Мальчишка скулил и слабо дергался. Эйзел открыл глаза.

– Вот так-то, маленький ублюдок.

Он взглянул на дартар. Если б не приходилось держать жертву, он переколол бы перебежчиков их собственными копьями.

Он схватил затихшего теперь мальчишку за плечо. Ребенок вцепился в череп, точно в защитный талисман.

На сей раз потребовалось все умение Эйзела ориентироваться в этом лабиринте, чтобы сбить охотников со следа. Дартары, геродиане и разгневанные горожане были повсюду. Эйзел петлял, временами почти припадая к земле, примолкший Зуки беспомощно висел у него на руках. Проклятая удача отвернулась от Эйзела: куда бы он ни пошел – всюду натыкался на подлых верблюжатников в черных одеждах.

Это ему урок на будущее: легкие времена миновали. А они едва ли разделались и с половиной списка. Горлох ведает, сколько еще осталось.