Он выстреливал короткие фразы, как из пулемета, но явно принадлежал к тому типу людей, которые либо безумны, либо правы. Толпа состояла в основном из националистов и уже разразилась угрожающим ревом, а меньшинство, представленное не менее сердитыми интеллектуалами во главе с Брюном и Арманьяком, лишь делало большинство еще более воинственным.
– Если это военная тайна, почему вы кричите о ней на улице? – выкрикнул Брюн.
– Я скажу вам почему! – прогремел Дюбоск над ревом толпы. – Я пришел к этому человеку как гражданин и его соотечественник. Если у него было какое-то объяснение, он мог переговорить со мной наедине. Но он не пожелал объясняться. Вместо этого он вышвырнул меня из дома и направил к каким-то двум своим прихвостням в кафе. Но я собираюсь вернуться, и теперь за мной пойдут парижане!
Дружный крик сотряс фасады домов, и из толпы вылетели два камня, один из которых разбил окно над балконом. Воинственный полковник снова нырнул в арку, и вскоре оттуда донесся грохот и крики. Человеческое море ширилось с каждым мгновением, и живые волны подступали к крыльцу и ограде. Казалось неизбежным, что дом изменника будет взят приступом, как Бастилия, но тут разбитое двустворчатое окно раскрылось, и доктор Хирш вышел на балкон. При виде его ярость толпы едва не сменилась хохотом, настолько нелепо выглядела его фигура в такой обстановке. Длинная голая шея, переходящая в покатые плечи, формой напоминала бутылку шампанского, но это была единственная черта, напоминавшая о празднике. Пальто болталось на нем как на вешалке; длинные волосы морковного цвета свисали путаными прядями, а щеки и подбородок были окаймлены несуразной бородой, начинавшейся далеко ото рта. Доктор был очень бледен и носил синие очки.
Несмотря на мертвенную бледность, он заговорил со спокойной решимостью, так что толпа притихла на середине третьей фразы.
– …лишь обратиться к моим недругам и друзьям. Своим недругам я скажу: действительно, я не принял месье Дюбоска, хотя он ломился в эту самую комнату. Действительно, я попросил двух других людей переговорить с ним от моего имени. И я скажу вам, почему это сделал! Потому что я не хочу и не буду встречаться с ним – потому что это будет против всех правил чести и достоинства. Прежде чем меня торжественно оправдают перед судом, я должен разрешить другой спор с месье Дюбоском, и направив его к своим секундантам, я строго следовал…
Арманьяк и Брюн энергично махали шляпами, и даже недоброжелатели доктора Хирша разразились аплодисментами, когда услышали этот неожиданный вызов. Еще несколько фраз остались неразборчивыми, но потом голос доктора возвысился над шумом.
– Своим друзьям я скажу, что всегда предпочитал чисто интеллектуальное оружие, которым должен ограничиваться каждый цивилизованный человек. Но наша самая драгоценная истина заключается в основополагающей силе вещества и наследственности. Мои книги пользуются успехом, мои теории не подвергаются сомнению, но в политике я страдаю от предрассудков, которые вошли в плоть и кровь у французов. Я не умею витийствовать, подобно Клемансо и Деруледу, потому что их слова напоминают отголоски их пистолетных выстрелов. Французам нужна дуэль, как англичанам нужен спорт. Хорошо, я готов предоставить доказательство и заплатить эту варварскую цену, а потом вернусь к здравому смыслу до конца своих дней.
В толпе сразу же нашлись добровольцы, предложившие свои услуги полковнику Дюбоску, который теперь выглядел вполне удовлетворенным. Одним из них был солдат, недавно сидевший с чашкой кофе за столиком.
– Можете рассчитывать на меня, сударь. Я – герцог Валонский.
Другой оказался крупным мужчиной, которого его друг-священник сперва попытался отговорить, а потом отошел в сторону.
На заднем дворе кафе «Карл Великий» ранним вечером был накрыт легкий ужин. Хотя над головами посетителей не было стеклянного потолка или золоченой лепнины, все они находились под зыбкой, изменчивой лиственной крышей; декоративные деревья стояли так плотно, что создавали впечатление небольшого сада, в тени которого прятались столики. За одним из центральных столиков в полном одиночестве сидел невзрачный маленький священник, который с серьезной сосредоточенностью отдавал должное блюду с горкой жареных снетков, стоявшему перед ним. Он вел очень простой образ жизни, но питал склонность к внезапным роскошествам в уединении; его можно было назвать умеренным эпикурейцем. Он не поднимал глаз от тарелки, окруженной красным перцем, ломтиками лимона, ржаным хлебом и сливочным маслом, пока на стол не упала длинная тень его друга Фламбо, который опустился напротив. Фламбо был мрачен.
– Боюсь, мне придется выйти из игры, – угрюмо сказал он. – Я полностью на стороне таких французских солдат, как Дюбоск, и против французских атеистов вроде Хирша, но кажется, в этом деле мы совершили ошибку. Мы с герцогом решили проверить обоснованность обвинения, и теперь я рад, что мы это сделали.
– Записка оказалась фальшивой? – спросил священник.
– В том-то и дело, – отозвался Фламбо. – Она написана почерком Хирша, тут нет сомнений. Но ее написал не Хирш. Если он французский патриот, он ее не писал, потому что не мог выдать Германии секретные сведения. Если же он немецкий шпион, он все равно ее не писал, потому что в ней нет сведений, важных для Германии.
– То есть информация ложная? – поинтересовался отец Браун.
– Ложная, – ответил Фламбо. – Причем именно в той части, где речь идет о тайне, известной доктору Хиршу, – о том, где хранится его секретная формула. При содействии Хирша и французских властей нам разрешили осмотреть ящик в Министерстве обороны, где она якобы находилась. Мы единственные люди, которые знали об этом, не считая самого изобретателя и военного министра, но министр дал разрешение, чтобы спасти Хирша от дуэли. Поскольку обвинения Дюбоска оказались выдумкой, мы не можем поддержать его.
– Выдумкой? – спросил отец Браун.
– Именно так, – сумрачно ответил его друг. – Это неуклюжая подделка, выдуманная кем-то, кто не имел представления о подлинном местонахождении формулы. Там сказано, что документ находится в ящике шкафа справа от стола секретаря. На самом деле шкаф с секретным ящиком стоит слева от стола. Там сказано, что документ лежит в сером конверте и написан красными чернилами. На самом деле он написан обычными черными чернилами. Абсурдно утверждать, что Хирш может неправильно описать документ, о котором не известно никому, кроме него самого, или что он пытался помочь иностранному шпиону, но дал заведомо неправильные сведения. Думаю, мы должны выйти из игры и извиниться перед рыжим стариканом.
Отец Браун с задумчивым видом подцепил рыбку на кончик вилки.
– Вы уверены, что серый конверт лежал в левом шкафу? – спросил он.
– Совершенно уверен, – ответил Фламбо. – Серый конверт – на самом деле это был белый конверт – лежал в…
Отец Браун отложил вилку с насаженной серебристой рыбкой и уставился на своего спутника.
– Что? – изменившимся голосом спросил он.
– О чем вы? – осведомился Фламбо, усердно налегавший на еду.
– Конверт был не серый, – пробормотал священник. – Фламбо, вы меня пугаете.
– Ради всего святого, чего вы испугались?
– Меня пугает белый конверт, – серьезным тоном сказал отец Браун. – Если бы только он был серым! Но если он белый, значит, затевается черное дело. Значит, доктор все-таки не так чист, как кажется.
– Но я же говорил, что он не мог написать эту записку! – воскликнул Фламбо. – В ней полностью искажены факты, а доктор Хирш, виновен он или нет, был отлично знаком с фактами.
– Человек, написавший эту записку, был отлично знаком с фактами, – уверенно ответил священник. – Он не смог бы так перепутать факты, если бы ничего не знал о них. Нужно очень много знать, чтобы во всем ошибаться… подобно самому дьяволу.
– Вы хотите сказать…
– Я хочу сказать, что когда человек полагается на случайную ложь, он выдает часть правды, – твердо произнес отец Браун. – Допустим, кто-то послал вас найти дом с зеленой дверью и голубой шторой, где есть задний сад, но нет переднего, где есть собака, но нет кошки, где пьют кофе, но не пьют чай. Если вы не найдете такой дом, то скажете, что это выдумка. Но я возражу вам. Я скажу, что если вы нашли дом с голубой дверью и зеленой шторой, с передним садом без заднего, где привечают кошек и отстреливают собак, где чай пьют галлонами, а кофе находится под запретом – значит, вы нашли тот самый дом. Человек, который послал вас, должен был знать о нем, иначе бы не смог описать его с точностью до наоборот.