– Нет, душа моя. Это была наша с тобой последняя трапеза, – вырвавшись из объятий, сказала гостья.

– Что еще за новости? – Фризе почувствовал: подруга не шутит. И еще ему не понравились новые словечки в ее лексиконе. Слов «душа моя» и «милый» Светка в разговорах с ним никогда не употребляла. Хорошо знала, как не любит Владимир сюсюканья.

– Ты на меня не обижайся, Володька, но в Питер я еду на собственную свадьбу, а не изучать градостроительные проблемы.

– Чушь!

– Извини. Мне надо торопиться. Подробности узнаешь из газет.

И она ушла так стремительно, что даже не задержалась у зеркала в прихожей, чтобы поправить прическу и макияж, испорченный Владимиром. А у него даже не нашлось силы воли, чтобы встать и проводить ее. Фризе был подавлен.

«Это просто дурацкая шутка, – твердил он себе, мрачно разглядывая развешенное на стенах старинное холодное оружие, доставшееся ему от деда. – Розыгрыш. “Душа моя!”, “Милый!”. Вот насмешила».

Но вместо того чтобы посмеяться, Владимиру хотелось сорвать со стены один из кинжалов, пойти в спальню и с силой воткнуть его в постель, на которой еще несколько часов назад они шептали друг другу нежные слова. «А еще приятнее было бы воткнуть кинжал в жениха. – подумал он. – Если только Светка его не придумала, чтобы меня подзадорить. Только зря старалась. Я ведь сегодня наконец принял решение…»

Владимир заглянул в гостиную и несколько секунд постоял в раздумье перед опустевшей телевизионной тумбочкой. Обычно, он не включал телик раньше восьми вечера. Но сейчас его разбирало любопытство: повторится нашествие незваных гостей или нет?

– Чего голову ломать? – сказал он громко. – Сейчас принесу «ящик» из кладовки и включу.

По старой привычке «ящиками» он называл даже современные плоские телики.

Вчерашний гость был тут как тут. Нарисовался на экране даже раньше, чем Фризе воткнул штепсель в розетку.

– Расширил свой кругозор, сыщик? – спросил он деловито. – Тогда продолжим разговор. Время поджимает.

Владимир хотел возразить: «А я никуда не тороплюсь». Но решил не начинать разговор с пикировки. Молча сел в кресло и приготовился слушать.

– Мы остановились на Законе сохранения…

– Новый взгляд на проблему мне пытался изложить один ученый. Серьезный ученый, доктор наук, – сказал Владимир, с легкой грустью прогоняя от себя образы неожиданно возникших перед ним людей. Труднее всего было расстаться с Бертой, стоящей посреди каюты в прозрачной распашонке до колен. Усилием воли Фризе заставил себя вернуться из прошлого в настоящее. Но это «возвращение», наверное, показалось собеседнику слишком медленным.

– Нам это известно, – нетерпеливо отозвался он.

– Откуда? – удивился сыщик.

– От его бывшей супруги.

– От врача-диетолога? Неужели и она к вам перекочевала?

– В известной мере.

– Мистика, какая-то! – вспылил Фризе, как будто все остальное, что сейчас с ним происходило, к мистике никакого отношения не имело.

– Да не горячись, ты, Володя! Она теперь не диетолог. Директор кинофильмов. Пару раз даже сама снялась. Потому и попала к нам. Понимаешь?

– Нет! Не понимаю! – сыщик не мог сдержать раздражения. И переживал от этого. Стыдился того, что разговаривает на повышенных тонах. Не терпел, когда считал себя одураченным.

– Не понимаю, – продолжал он горячо, – откуда вам известно о моих личных разговорах! Не понимаю, что означают эти слова: «Попала к нам». Куда, это «к нам»? Ничего не понимаю!

– Да ты уже все понял, милок, но упрямишься. Уперся, понимаешь… как осел. А у нас времени мало. Можно сказать, в обрез.

Сыщик не мог припомнить, чтобы его когда-нибудь называли ослом, но почему-то не рассердился. Но и от едкого вопроса не удержался:

– А где же тогда у вас райские кущи, полноводные реки? Затерялись в песках?

– Да ладно тебе, остромысл! Не до шуток. В последние годы вы у себя наплодили монстров и теперь прямым ходом поставляете их нам, в эти, как ты изысканно выразился, «райские кущи». Спасу от них нет! Нашествие гуннов. Причем число их растет в геометрической прогрессии.

– Ты бы не тянул резину, братец! – раздался недовольный басок. Раздался словно бы ниоткуда. Соткался из небесной голубизны, как выражались в старину. – Бери быка за рога.

На экране гость по-прежнему красовался в одиночестве. И на поданную ниоткуда реплику не обратил никакого внимания.

– Ну, дела! – прошептал Фризе. – Глас вопиющего в пустыне.

– Не обращай внимания. У нас тут желающих давать советы – как у вас звезд на небе! Наизбирали в профком краснобаев!

– Я тебе дело говорю, – отозвался басок обиженно. – Владимир Петрович – мужчина современный, деловой. Время зря терять не привык. Приступай к сути. Понимающему достаточно полуслова. Забыл только, какой умник это сказал.

Фризе тоже вдруг забыл. Всегда помнил, а сейчас словно память начисто отшибло. «Надо же, надо же! – повторял он беззвучно. – У них еще и профсоюз имеется! Профком избрали! Интересно, а как со взносами? И с каких доходов платят?»

Не в силах больше сдерживаться он разразился гомерическим хохотом. Вытирал ладонью слезы и с опаской поглядывал на обиженное лицо собеседника.

Отсмеявшись, сыщик вспомнил автора афоризма. И еще он узнал красивый голос невидимки с телеэкрана. Ленивый и слегка самодовольный басок. Но обладатель красивого голоса находился в полном здравии! Владимир Петрович видел его в каком-то новом сериале.

Сам Фризе сериалы не терпел, но когда у него «на постое» обреталась Дюймовочка…

– Криминальные сериалы помогают в моей профессиональной работе, – с несвойственной для нее наглецой заявляла Галина Романовна, когда Владимир пытался выключить телевизор. – Некоторые приемы киношных сыщиков можно использовать.

Здравый смысл и логика следователем Межрайонной прокуратуры в расчет не брались.

Как ни старался он отвадить приятельницу от иссушающего мозги времяпрепровождения, успеха не добился. И нередко подсаживался к ней на диван, чтобы отвлечь от голубого экрана завлекательными разговорами или еще более завлекательными действиями. Последнее ему почти всегда удавалось. Даже в том случае, если накал экранных страстей бывал на самом пике: подлинные страсти Дюймовочка всегда предпочитала бутафорским.

Так вот, несколькими днями ранее обладатель слегка ленивого и в меру самодовольного баса был жив и здоров. Ну, если быть точными, отчасти жив и отчасти здоров. В телесериале, который с увлечением смотрела Галина Романовна и в то же время пыталась не поддаваться на приставания Фризе, его застрелили нехорошие мужчины. Невеста долго и горько рыдала на изрешеченной пулями и политой клюквенным соком груди героя.

Но замордованным ужасом телезрителям на этот раз преподнесли «утешительный приз». Им показали документальный фильм о фильме, в котором «жестоко убиенные» герои были живы и здоровы, улыбались и даже слегка бражничали.

В документальной киношке положительный герой, такой же в меру самодовольный, как и его басок, увлекательно рассказал любителям сериалов о тех нравственных муках, которые он испытал, работая над образом. А продюсер заявил, что их сериал стал по истине народным.

– Вот видишь, – сказала Дюймовочка. – Народ обожает такие сериалы.

На что Владимир ответил латынью:

– Maximus error is populus magister. – А так как приятельница, несмотря на незаконченное юридическое образование, латыни не знала, тут же перевел:

– Народ есть величайший мастер по части ошибок.

– Народ всегда прав, – заупрямилась Дюймовочка. Но развивать свое заявление не стала. Сказала как отрезала.

Фризе, испытывая нравственные и иные муки, обращаясь к продюсеру, сердито пробормотал: «Вот мудозвон!», подхватил притихшую Дюймовочку под мышку, и даже не выключив телик, унес в спальню.

А теперь этот актер, застреленный понарошку в сериале и оживший в документальной короткометражке, находится где-то рядом. Наверное, сидел или даже лежал на горячем песке. Может быть, загорал в одних плавках.