Через реку, по мнению Людвига Шмидта – Данапр-Днепр, готами «со товарищи» был построен мост. Точное место выхода объединенных племен германских переселенцев на берег Данапра нам сегодня неизвестно. Но можно не сомневаться в том, что в те времена Днепр был, во всяком случае, не уже, чем во времена Н. В. Гоголя. Конечно, его ставшее крылатым изречение: «Редкая птица долетит до середины Днепра» – было поэтическим преувеличением во все времена, включая время готских странствий. Однако переправиться через Данапр готским мигрантам было, разумеется, непросто. Вероятно, они построили для переправы через реку понтонный мост, как в свое время римский полководец Гай Юлий Цезарь, переправляясь со своими легионами через Рен(ус), к великому изумлению свевов. Но готы, скорее всего, уже обладали опытом строительства понтонных мостов. Вряд ли они в свое время форсировали вплавь достаточно широкую Вистулу. Прошло, конечно же, немало времени, прежде чем по шаткому мосту через Данапр переправилось достаточно много людей, коней, домашнего скота и повозок. И вот, после того как половина, а может быть, ¹/₃ или 2/3 мигрантов расположились на отдых после переправы станом на восточном берегу, произошло нечто ужасное. Наведенный готами понтонный мост исчерпал свой запас прочности. Он постепенно расшатался, и… челн за челном, плот за плотом стали срываться с якорей132, соединяющие их балки – расходиться. Построенный с таким большим трудом мост стал разваливаться, распадаться на части, а эти части, подхваченные бурным течением, – удаляться по реке от места переправы. Именно так следует понимать сообщение о том, что после переправы части готов с этого, т. е. западного, берега на противоположный, восточный, берег мост через Борисфен «непоправимо сломался». Немалой части готов, не успевших переправиться по мосту, пришлось продолжать свой путь на юг по западному берегу. Поскольку у готов, в отличие от римлян или греков, не было ни времени, ни навыков, необходимых для строительства каменного моста, под «непоправимой поломкой» их моста следует понимать его развал, а под самим «мостом» – достаточно узкий плавучий настил.

Каким бы образом ни «сломался» шаткий готский мост, сколько бы при этом ни погибло людей, скота, коней и всякого добра, для готов эта «поломка» стала настоящей катастрофой и притом совершенно неожиданной, что усугубило ее тяжесть. Даже в туманном, многократно переданном из уст в уста сообщении, записанном на пергамене Иорданом, сохранилось нечто от чувства отчаяния, охватившего странствующий по чужой земле готский народ:

«В поисках удобнейших областей и подходящих мест [для поселения] он (Филимер со своими готами. – В.А.) пришел в земли Скифии, которые на их языке назывались Ойум. Филимер, восхитившись великим обилием тех краев, перекинул туда половину войска, после чего, как рассказывают, мост, переброшенный через реку, непоправимо сломался, так что никому больше не осталось возможности ни прийти, ни вернуться. Говорят, что та местность замкнута, окруженная зыбкими болотами и омутами; таким образом, сама природа сделала ее недосягаемой, соединив вместе и то и другое. Можно поверить свидетельству путников, что до сего дня там раздаются голоса скота и уловимы признаки человеческого [пребывания]133, хотя слышно это издалека» («Гетика»).

Легко представить себе смятение местных уроженцев, спасающихся при приближении вооруженных чужеземных «землепроходцев» со своим скотом в речные поймы Борисфена, или же в заболоченные местности, странным образом пригодные для сельскохозяйственной деятельности и скрытого от чужих, недобрых глаз существования жителей маленьких деревушек, как, скажем, в нынешнем восточногерманском краю Шпреевальд. Но одновременно с этими сообщениями о фактах, в истинности которых Иордан вроде бы не сомневается, в его повествовании ощущается какой-то суеверный страх, как если бы слышащиеся в упоминаемой им «замкнутой местности» голоса скота (и, надо думать, человеческие голоса) были голосами «с того света», голосами мертвецов, нашедших смерть в мрачном море болотных трясин, и то ли предостерегающих своими криками и завываниями тех, кто попадает в эти гиблые места по их следам, то ли стремящихся погубить их, заманив в болотные топи и омуты.

«Та же часть готов, которая была при Филимере, перейдя реку, оказалась, говорят, перемещенной в области Ойум и завладела желанной землей» – так продолжает Иордан свое повествование. «Ойум» (точнее – «ауйом», или «ауйя») в переводе с готского, да и с других языков древних германцев, означает «земля произрастания злаков», «житница». Родственное слову «ауйом» современное немецкое слово «ауэ», кстати говоря, означает «местность, богатую зерном» (в Центральной Германии)134. А ведь готам была нужна именно житница – щедрая земля, на которой в изобилии произрастают злаки, как, кстати говоря, и древним грекам, вот уже полтора тысячелетия получавшим зерно с берегов Евксинского понта. Только подбирались греки и готы к плодородному, богатому зерном Причерноморью с безбрежными золотыми хлебными нивами тамошних «скифов-пахарей» и «скифов-земледельцев», упоминаемых еще Геродотом, с двух разных сторон: греки – с юга, готы – с севера. Как тут не вспомнить миф о припонтийском «золотом руне» – цели плавания древнегреческих героев во главе с Ясоном, названных по своему кораблю «Арго» аргонавтами! Считается, что «золотое руно» – шкура золотого летающего барана, посланного богиней облаков Нефелой или богом Гермесом по приказу верховного бога Зевса или его супруги Геры со спасательной миссией. На спине золотого барана дети царя греческого города Афаманта – Фрикс и Гелла – полетели к понтийским берегам, спасаясь от преследований мачехи Ино, или, по другой версии мифа, тётки Биадики. По дороге Гелла упала в море, названное после этого Геллеспонтом – «морем Геллы»135. Фрикс достиг берегов черноморской Колхиды. Там он принес золотого барана в жертву Зевсу, а снятое с него золотое руно подарил местным жителям. Золотое руно, ставшее магическим гарантом благоденствия и богатства, охранялось драконом в священной роще бога войны Ареса, откуда оно было похищено и увезено в Грецию аргонавтами под предводительством Ясона. Миф о золотом руне отражает историю ранних связей между Древней Грецией и Причерноморьем. По преданию, золото там добывали, погружая шкуру барана в воды золотоносной реки. Руно, на котором оседали частицы золота, приобретало большую ценность. Страбон, например, сообщал в своей «Географии» следующее: «…В их стране, как передают, горные потоки приносят золото, и варвары ловят его решетами и косматыми шкурами. Отсюда, говорят, и возник миф о золотом руне».

Увы, при всем нашем уважении к Страбону и другим античным авторам данный способ добычи золота причерноморскими «варварами» ничем не подтвержден. И непонятно, можно ли таким способом добывать золотой песок из проточных рек или ручьев. Зато у нас есть гораздо более простое объяснение: «золотое руно» – не что иное, как золотое зерно, тот зерновой хлеб, которого всегда не хватало древним грекам, да и римлянам.

Припонтийский «золотой ауйом» был для готов тем же самым, чем «золотое руно» из мифа о плавании аргонавтов к Евксинскому понту было для греков, а именно: золотыми хлебными нивами Скифии. Грекам приходилось вывозить золотое зерно из Причерноморья в Аттику и дальше на юг морем, опасным путем через Геллеспонт, мимо грозных прибрежных крепостей троянцев и других морских разбойников. Готам же удалось, форсировав Данапр, почти беспрепятственно попасть в самое средоточие хлебной сокровищницы Северного Причерноморья, главной житницы античного мира136.

Но удалось ли это всем готам? Или только части готов? Археологические находки вдоль трассы готского «трека» позволяют сделать следующий вывод. Германские мигранты продолжали свое продвижение на юг по обоим берегам Данапра. Находки соответствующих артефактов подтверждают разрушение или «поломку» готского моста. Но полагать, что только Филимер со своей «половиной» готского племени прибыл на желанный юг и овладел плодородным «ауйомом», очевидно, было бы неверно. Да и предположение, что готы уже в ходе этого первого прорыва на юг, или даже до него, в лице своих разведчиков, «передовых землепроходцев», достигли полноводной реки Ра137, а то и двинулись дальше на юг вдоль по течению Ра, не находит достаточно веского подтверждения. При всем уважении к столь авторитетному историку, как Г. В. Вернадский138, придерживавшемуся этого мнения, не полноводная река Ра, впадающая, как известно, в Каспийское море, а полноводный Данапр-Борисфен, текущий в направлении Тавриды и впадающий в Евксинский понт, указывал путь на желанный юг готам и их союзникам.