Она сверкнула улыбкой, демонстрируя золотую пломбу, которую он – в числе прочих редко видимых или всецело скрытых деталей – находил весьма привлекательной.

– Ой, не говорите! – проворковала она, чуть подавшись вперед, так, что бюст слегка колыхнулся в вырезе платья.

Какая славная, подумал он (уже не в первый раз).

– Для женщины у вас удивительный ум. Вам ничего не нужно объяснять, все понимаете. С вами так приятно разговаривать – не то что с некоторыми…

Этим мимолетным, но определенно негативным намеком на миссис Тонбридж ей в итоге и пришлось удовлетворить свое любопытство. Похоже, визит все-таки состоялся и закончился не слишком хорошо. Если и вправду начнется война – разумеется, лично ее такая перспектива совсем не радовала, – то семья останется здесь. Работы, конечно, прибавится, зато и Фрэнк (так она звала его про себя) будет рядом. Пожалуй, стоит сделать завивку, размышляла она в постели, устраивая поудобнее натруженные ноги – страшно болели вены после целого дня работы.

А Тонбридж, аккуратно повесив униформу на спинку стула, расстегнул кожаные краги, расшнуровал ботинки и теперь стоял в темноте у комода, охваченный ужасными воспоминаниями…

Разумеется, сперва он выполнил поручение и на Госпорт-стрит выбрался не раньше двух. В доме было тихо, занавески задернуты. Забрезжила надежда: может, уехала к матери? Едва он закрыл за собой дверь, как наверху послышались голоса. Он начал было подниматься по лестнице, но тут дверь спальни открылась, и оттуда вышла она, на ходу запахивая халат, щелкая шлепанцами по линолеуму.

– А, это ты! Ну и чего тебе надо?

Он рассказал ей о великодушном предложении мадам перевезти их за город.

– Ну спасибо, что снизошел до меня! – саркастически отозвалась она, преграждая ему путь.

– Ты чего? – спросил он, заранее боясь ответа.

Она сложила руки на костлявой груди и захохотала.

– Джордж! Ты не поверишь, кто к нам пришел!

Снова отворилась дверь спальни, и к ним, застегивая ширинку над пивным пузом, вышел здоровяк ростом около шести футов – ему пришлось пригнуться, – с курчавыми рыжими волосами. Его ручищи походили на бараньи ноги и были сплошь покрыты татуировками.

– Джордж обо мне позаботится, – заявила она, – так что можешь проваливать.

– Шпионит за нами, а? Подглядывает?

Здоровяк шагнул вперед, и половицы жалобно скрипнули.

– Я приехал забрать ее и увезти подальше от бомбежек. И ребенка, – пояснил он слабым голосом.

– Я отправила его в школу.

– Куда?

– Не твое собачье дело. Тебе-то что?

Он возразил было, что это его ребенок, но она снова захохотала.

– Не смеши меня! С чего, по-твоему, я за тебя вышла, чучело ты эдакое?

Правда вылезла наружу. Он всегда подозревал, но гнал эту мысль подальше – не хотелось верить.

– Тогда я заберу свои вещи, – сказал он и двинулся вверх по лестнице, однако ноги тряслись, и ему пришлось ухватиться за перила.

– Не смей меня трогать! – вскрикнула она.

Джордж спустился ниже и положил ей на плечо пятерню, похожую на связку сосисок.

– Отдай ему, Этель, – распорядился он. – Мне они все равно без надобности. А он подождет снаружи, тихо, как… – Он сделал паузу; светло-голубые глаза излучали презрение. – Мышонок, – закончил он.

Так и вышло. Она открыла окно и пошвыряла одежду прямо на тротуар, в канаву – носки, рубашки, две пары туфель и зимнюю униформу, – а он собирал и относил в багажник, пока Джордж стоял в дверях и наблюдал. Его в жизни так не унижали; вся улица, наверное, видела…

Забравшись в машину, он поскорее отъехал подальше, однако, повернув за угол, был вынужден остановиться – слезы застилали глаза, а ведь он всегда бережно относился к автомобилям мистера Казалета. Тот, бывало, говорил, что в заботе о машине ему нет равных. «Я бы доверил тебе новенький «роллс-ройс», если б у меня был», – заявил он не так давно. Тонбридж служил у мистера Казалета больше двадцати лет – немногие могут этим похвастаться! Дело ведь не только в вождении; главное – содержание и уход. Попробуйте найти хоть одно грязное пятнышко или неотполированный кусочек, хоть малейшую неисправность в моторе! Он высморкался, дрожащими пальцами нашарил в кармане пачку сигарет и закурил. А теперь мистер Казалет потерял зрение и зависит от него как никогда прежде. «Я полагаюсь на тебя, Фрэнк, – сказал он прошлым летом – тогда впервые запахло войной. – Я знаю, что всегда могу на тебя рассчитывать». Настоящий джентльмен не станет болтать попусту! Даже когда у них возникли разногласия с мистером Казалетом – тот привык ездить по правой стороне дороги, как на лошади, – он смело заявил: «Я решительно против! Или вы ездите слева, или я сам вожу!» Теперь он возил его всегда, как и мадам, и мисс Рейчел – такая славная леди, не говоря уж о миссис Хью с миссис Эдвард. «Вы – член семьи, – сказала ему мисс Рейчел, когда навещала в больнице – язва обострилась. – Вы ужасно храбрый!» Храбрый… Мисс Рейчел нипочем бы не стала врать. Он оглянулся: надо раздобыть коробку или ящик – нельзя же возвращаться с барахлом, рассыпанным по всей машине, все-таки у него есть остатки гордости…

Шмыгнув носом, он напряг бицепсы и скосил глаза на предплечье, однако большой разницы не заметил. Она называла его тощим. «Ноги у тебя кривые», – заявила она в другой раз. Даже униформу пришлось шить по заказу – до того узкие у него были плечи. Что поделать, все люди разные, думал он с горечью. На полу стояла нераспакованная коробка с вещами. Завтра, пожалуй. Надо постараться выбросить все это из головы. Хорошо, что он не рассказал Мейбл (так он звал ее про себя): ведь она его уважала, смотрела снизу вверх, как и полагается женщине; рядом с ней было легко, спокойно. Забравшись в постель, он вдруг понял, что у него больше нет дома – теперь, когда там этот человек… Наверное, его дом здесь, где семья – и всегда тут был.

Он думал, что будет лежать всю ночь без сна, терзаемый мучениями, однако пироги благотворно подействовали на желудок, и вскоре он провалился в сон.

Это был последний мирный день.

Когда Чемберлен закончил речь и детей отослали спать, Бриг предложил сыновьям – и Реймонду, разумеется, – перейти в кабинет и обсудить дальнейшие планы, однако Дюши решительно воспротивилась: в обсуждении должны участвовать все члены семьи. Это прозвучало так резко, что он сразу капитулировал. Мисс Миллимент тихо поинтересовалась, не уйти ли ей, однако никто не услышал, так что она скрестила лодыжки и озабоченно уставилась на свои туфли – шнурки развязались. Бриг медленно раскурил трубку и постановил: жить будем здесь. Дома́ в Лондоне нужно закрыть, разве что один оставить…

– А как же школы? – хором спросили Вилли и Сибил.

Наверняка их не закроют – все-таки в глубинке безопаснее, жаль прерывать обучение. Было решено, что Вилли позвонит в школу Тедди и Саймона, а Джессика выяснит насчет Кристофера и курсов домоводства, которые посещали Нора с Луизой.

Повисла пауза. Тут Вилли вспомнила про детский приют. Вряд ли нянечки переживут зиму в теннисном павильоне: крыша стеклянная – значит, будет зверски холодно, не говоря уже о том, что бедняжкам негде хранить вещи и нет возможности их стирать. Даже уйти после работы некуда, добавила она. Бриг ответил, что как раз собирается внести некоторые изменения, предусматривающие решение проблем, но тут Дюши заявила резким тоном, что об этом и речи быть не может. Воцарилось молчание; все поняли, что она расстроена, и только Рейчел знала почему.

Реймонд объявил, что весьма признателен за доброту, однако они с Джессикой и потомством через неделю переберутся в свой дом во Френшэме, как и собирались. Руперт изъявил намерение вступить во флот, да и Эдвард, насколько он знает, уже наметил определенные планы. Хью останется в Лондоне; старшие дети в школе – так почему бы им не отдать нянечкам коттедж, а самим жить в Большом доме?

Хотя эта идея и не вызвала конкретных возражений, на лицах присутствующих ясно читалось внутреннее сопротивление. Ни Сибил, ни Вилли совсем не улыбалось лишиться собственного хозяйства; у Дюши имелись серьезные опасения: справится ли миссис Криппс с готовкой на такое количество народа; Рейчел беспокоилась из-за того, что выживает золовок из дома ради своего благотворительного проекта, а Бриг не желал, чтобы вмешивались в его распоряжения насчет теннисного павильона. Никто не высказал свои опасения, но тут Дюши резюмировала: поживем – увидим, и тогда некоторым схема показалась вполне разумной. Вдруг Рейчел спохватилась: им с Сид пора бежать на ферму, где они устраивали экономку с детьми. Эдвард предложил всем выпить, и они с Рупертом занялись приготовлениями.