Ефимов заерзал на досках, снова перевернулся на спину.

– Остается одно – молчать и ждать… Ждать и молчать… Хоть сдохни… Про Арину Родионовну он здорово ввернул, к месту, главное… Ушастый лейтенантишка аж рот раззявил… С майором хуже. Тертый калач, зря большую звезду не дают, выслужился на таких, как он, Ефимов… Так своими глазенками-шилами в душу и залазит… И нос длинный, как у Буратино… Таким носом только и соваться куда надо и не надо! М-да… Странно все как-то устроено… странно… Вчера все было. Сегодня – ничего. Ремень из брюк и тот вытащили… Он его в Болгарии покупал, на Золотых песках… Хорошо там… «Плиска» дешевая, «Златый бряг»… Бабешки безмужние, тоскующие… Хорошо, хоть в этом изоляторе ходить-то особенно некуда… А то бы придерживал штаны локтями… Все удобства тут… Параша вот стоит… чистенькая, хлорной известью присыпанная… Черт ее знает, может, и не надо было… всего этого? Сидел бы на своих ста семидесяти плюс премия. Домик бы садовый из рухляди соорудил, как его сосед Иван Борисович… Этот ни дать ни взять кум Тыква… Вроде главным инженером проекта в каком-то институте… Башковитый мужик! Очки налепит, журнал в зубы и сидит перед своей халупкой… Ничего его не волнует: ни сорняки, ни урожайность, ни чего соседи про его избенку скажут… И жена его, говорят, сама себе платья всякие шьет. И ничего, живут, не жалуются… Вагон придет, меня нет… Плохо… Чего-то там, на верхах, не продумали… Людей так воспитывать надо, чтоб малым довольствовались… Без излишеств… А то… Телевизоры цветные по семьсот-восемьсот рублей, радиоаппаратура по две-три тысячи, гарнитуры по восемь… А машины сколько стоят?! То-то! И все хочется, и всего хочется! А зарплата-то?! Вот оно – противоречие между трудом и капиталом… Воспитывать надо, воспитывать… Не сидел бы он тогда в этом подземелье на втором этаже… Честным был бы… А… Крутишь-выкручиваешь, потом – бац! хлоп!.. Закрыли чемодан, замочками щелкнули… Сиди теперь, Аркадий Владимирович! И на кой бес ему все это надо было?!

От охватившей его тоски Ефимов невольно застонал.

– Ты чё, папаша? – заворочался, проснулся сосед по камере.

Сутки Ефимов в камере сидел один. То ли никого не задерживали, то ли опекавшие его милиционеры позаботились об его отдыхе. Парнишку этого – лет семнадцати, пухлогубого, с волнистым чубом – подселили вчера вечером. Он только пьяно плакал и не мог сказать ничего вразумительного. И сегодня все утро спал как убитый, даже не завтракал.

От едкого перегара, пахнувшего на него, Ефимов поморщился, чуть отодвинулся.

– Давай, папаша, знакомиться, – предложил сокамерник. – Меня Лешкой зовут. А тебя?

– Аркадием Владимировичем.

– Меня за драку забрали, а тебя? – сообщил парень, но ответа не стал ждать, продолжил: – Нажрались мы на дискотеке. Чья-то физиономия не понравилась… Пластаться стали. Чё по чем, я так и не понял… Кажись, из-за девчонок завязалось…

– Кто же вам спиртное продал? – с ноткой возмущения спросил Ефимов. – Видно же, что нет двадцати одного! И дают вино!

– С вина бы меня так не растащило, – с унылой рассудительностью отозвался парнишка. – Колян бражку поставил. Вмазали, сначала вроде и ничего, а потом крыша поехала… Ничё не помню… Вот ужрались!

Ефимов посчитал необходимым одернуть парня:

– Где ты только таких слов нахватался?!

– А чё? – непонимающе посмотрел Лешка. – Нормально говорю, не матерюсь же…

Ефимов вздохнул. Лешка немного подумал и обиделся:

– А ты, папаша, чего мораль читаешь? Сам, поди, ни за что сюда попал?

– В том-то и дело…

– Как это? – удивился Лешка.

– Понимаешь, Алексей, – усаживаясь на нарах, чтобы видеть собеседника, веско проговорил Ефимов, – во всякой работе бывают ошибки. И в работе правоохранительных органов тоже…

– Это кто – правоохранительные? – переспросил парень.

– Ну, в работе милиции… Они же тоже торопятся, план их поджимает…

Парень взглянул недоверчиво:

– Какой план?

– По преступности, – не моргнув глазом, пояснил Ефимов. – Начали, к примеру, бороться с нетрудовыми доходами. Приходит им разнарядка – арестовать столько-то расхитителей, столько-то взяточников. Вот и арестовывают… Начальство давит: давай, давай! И спешат обэхээсники, спешат… Хватают всех подряд, ошибаются.

Лешка выпятил губу:

– А ты, папаша, кто – расхититель или взяточник?

– Я по ошибке сюда попал! – с досадой повторил Ефимов. – Понимаешь?! По о-шиб-ке-е!

– Да ты, папаша, не обижайся, – смутился Лешка. – Я спросить хотел, чего на тебя вешают. И все…

– Обвиняют меня в том, что я якобы… Смех, да и только!.. Что якобы я вымогал взятку, – с горечью глядя в потолок, ответил Ефимов. – Какой-то идиот обронил в сортире деньги, я зашел туда, чтобы отлить, не успел ширинку расстегнуть, ломятся. Заходят, показывают на пол. Смотрю, конверт…

– Может, подстроили? – быстро предполагает Лешка.

Ефимов смотрит на него осуждающе:

– Я верю в нашу милицию… Просто произошла роковая ошибка… Да. Роковая ошибка…

Беседу прервал скрежет отодвигаемого засова. Распахнув дверь, сержант окликнул:

– Манютин! Очухался?

Лешка торопливо кивнул:

– Ага!.. А чё?

– К следователю! – сказал сержант.

Лешка засуетился, сполз с нар, успел шепнуть Ефимову:

– Чего говорить-то?

– Правду, Алексей, только правду, – с пафосом напутствовал Ефимов.

Всовывая ноги в лишенные шнурков кроссовки, Лешка огорчился:

– Не помню же ничё… Хоть убей.

– Так и объясни. Вину всегда признавать надо. Люди зря наговаривать не станут, – больше для сержанта, чем для сокамерника, сказал Ефимов и назидательно закончил: – Кайся, Алексей.

– Ага, – кивнул тот.

Когда минут через двадцать он вошел в камеру, лицо его было донельзя довольным. Дверь закрылась, и он сообщил:

– Под подписку следователь отпускает! Прокурор санкцию на арест не дал, говорит, пусть лучше в армию осенью идет.

– Вот видишь, – раздумывая над этой информацией, пробормотал Ефимов.

– Ну… Я, оказывается, только и успел, что одному малолетке по сопатке съездить. И все! Сказал, мать должна за мной приехать. Как приедет, так выпустят…

– Рад за тебя, Алексей! – улыбнулся Ефимов, потом притянул парня к себе: – Слушай, окажи маленькую услугу. Меня тоже скоро освободят, в долгу не останусь… Сбегай на рынок, там в «Бюро добрых услуг» племянница моя работает, Леной зовут. Передай, где меня видел, скажи, что я вот-вот должен был посылку с луком получить от родственников из Узбекистана, она знает… Пусть сходит на почту, уломает начальство, чтобы ей выдали. Как бы не протух лук, не испортился. Запомнил? Сделаешь?

Слегка озадаченный подобной таинственностью, а главное, жаром, с каким звучала простенькая просьба, Лешка мотнул головой:

– Не боись, папаша, схожу.

Землянский прохаживался по колхозному рынку. Весь вчерашний день он провел как на иголках, однако никаких проблем из-за вагона не последовало. Все было тихо и мирно. Поэтому он сегодня и явился на рынок. Заполненный мешками с луком гараж не давал покоя. Землянский прохаживался между прилавками, и его респектабельная внешность и неторопливая походка внушали уважение, наводили на мысль, что такой человек торговаться не будет и если положит на товар глаз, обязательно приобретет. Поэтому и слышались со всех сторон предложения. Похожий на абрека горбоносый парень ненавязчиво упомянул, что такого вкусного и сладостного винограда, как у него, на всем базаре не найти. Старик с глазами и бородой мудреца молча продемонстрировал самое сочное яблоко, предварительно придав ему особый блеск засаленной полой пиджака. Веселый, как сотня массовиков-затейников, торговец арбузами принялся убеждать в очевидной истине – самые сахарные арбузы – семипалатинские.

Землянский не клюнул ни на семипалатинские арбузы, ни на сочные яблоки, ни на сладостный, как выразился горбоносый, виноград.

Он пришел не покупать, а сбывать.