А чувства, настоящие, истинные, искренние – они были хуже всего.

Мой брат любил меня. Моего брата, Энджела, того, которого знала лишь я, не стало. Потому что он сделал именно то, что отрицала сейчас Синтия с Хрустальных Холмов – выбрал меня, а не себя.

Он шёл на всё, выполнял всё, что хотел наш отец, лишь бы тот не трогал меня. Энджел, как мог, пытался защитить меня и нашу мать. А что в результате? Брат стал тенью Рэй. И я вовсе не уверена в том, что когда-то отец не прошёл той же дорогой, может быть, даже тяжелее и хуже, чем та, через которую прошли мы с братом.

Но через какую бы мясорубку не протащило Рэя, это его не оправдывает. И моей ненависти к нему не отменяет.

Да, я всё это к чему?

Госпожа Элленджайт не может понять простой истины: я не боюсь и не интересуюсь своей участью по одной простой причине – мне всё равно. По-настоящему всё равно. Если меня завтра пристрелят, что я теряю в этом мире?

Сломленную, теряющую человеческий облик мать, не гнушающаяся спать с собственным сыном? Брата, трахающий брата? Отца, насилующий сына? Голодные глаза Ливиана, следящие за каждым моим шагом?

Похоть, грязь, низость, презрение к одним, ненависть к другим – вот это всё? Да нисколько не жалко, не досадно и не страшно. Когда ты зовёшься Сандрой Кинг, жить для тебя куда страшнее, чем умереть.

Я не боюсь смерти – меня страшит жизнь рядом с Рэем.

Отца я боюсь больше жизни. Боюсь до дрожи. Потому что Рэй умеет так вывернуть человеческую душу, как никто другой. Он ломает людей с садистским наслаждением, как капризный ребёнок игрушку, из праздного любопытства – а что же там внутри?

Поломал – тянется за другой.

Мы давно выехали за пределы Эллинджа. Мягкое покачивание затягивало в сон, а потом я увидела легендарный Кристалл-Холл.

Удивительно, но я никогда не бывала здесь раньше. Не то чтобы придавала значение страшилкам и слухам, что ходили в городе об этом месте. Просто неинтересно было.

А место оказалось выдающимся, будто его строили не люди – руками, а сами боги.

В описаниях я не сильна, но сочетание белого, тёмного и прозрачного – это сильно!

– Нравится?

Я коротко кивнула. Мне нравилось. Ещё как.

– Каждый дом имеет душу. Её истоки лежат в его памяти. А этот дом помнит многое, как прекрасного, так и тёмного. Он весь построен на контрастах, как души тех, чьи призраки до сих пор бродят в нём. Кстати, ты веришь в призраки?

– Нет.

Синтия криво усмехнулась.

– Мы это исправим. Против железных фактов даже скептики бессильны.

– Ты намерена превратить меня в призрак? – с лёгким налётом сарказма поинтересовалась я.

– Я намерена познакомить тебя с парочкой из них, но это позже. Для начала тебя следует подготовить.

– Как индюшку к Дню Благодарения?

Синтия молча сделала знак следовать за ней, я подчинялась охотно. Со мной происходило нечто мне несвойственное – я очаровывалась. Дом встал передо мной как воплощение тайных снов, запретных и сладких.

Кто-то мечтал о приключениях. Кто-то о богатстве. Кто-то о чудесах. Кто-то о прекрасных, как грех и солнце, мужчинах. А я всегда мечтала о доме, который никогда не надеялась найти. И дело тут не в богатстве интерьера, не в его немыслимой роскоши – всего того, что ценят большинство.

Что-то куда более глубокое, как подсознание. Как будто когда-то я уже была здесь, когда-то уже любила его, а потом потеряла дорогу и только теперь вернулась.

Синтия не сводила с меня испытывающего взгляда, жадно ловя малейшие изменения на моём лице. Вообще-то я не раз слышала, что натура я мало эмоциональная. Это не правда. Просто чувства на моём лице не отражаются. Школа Рэя.

Но дом всё-таки пробил толстую броню. Восхищение, что я испытывала, хотя бы краешком, не могло не отразиться на моём лице – уж слишком велико оно было.

– Дом тебе нравится, – удовлетворённо кивнула Синтия. – Ты настоящая Элленджайт! А вот Катрин Хрустальный дом не приняла, – с грустью добавила она, проводя холёной рукой по его дорогим панелям. – Она его испугалась. Он для неё слишком велик.

– Вы габариты поместья имеете в виду? Или нечто другое?

– И то, и то.

Зал с колоннами производил впечатление поражения громом. Это правда грандиозно, масштабно и нечеловечески красиво!

– В своё время в центре висела на огромных позолоченных цепях люстра с… даже уже затрудняюсь сказать, сколькими свечами. Всё это преломлялось в гранях кристального купола, отбрасывая мириады искр. В те времена выглядело как настоящее волшебство, – с ностальгией вспоминала Синтия. – Теперь другие возможности, их стало гораздо больше, а вот волшебства, наоборот, увы, меньше. Но благодаря новой разработке дизайнеров теперь можно создавать любое настроение, подстраивая освещение под свой вкус: голубое, зеленоватое, красноватое, золотое свечение в колоннах. И всё по нажатие пары кнопок. Мне по старинке нравится, когда всё словно утопает в лунном свете. Винтажно и старомодно.

Демонстрируя возможности новой световой техники, Синтия нажимала на кнопки. И в зависимости от подсветки действительно менялось всё. Но мне, как и ей, тоже ближе естественные тона.

Серебристо-голубоватое мерцание льдистого потолка, лунное сияние колонн вызывало во мне чувства, что я попала в настоящий снежный дворец, то ли Джека Фроста, то ли Ледяного Сердца, то ли Снежной Королевы.

Холодное мерцание льда, луны и ночи – этакое готическое царство Смерти.

Красная подсветка мне категорически не понравилась. Мы словно оказывались на дне адского котлована. Бр-р!

– Хочешь выпить? – предложила она.

– Я не пью.

Удивление Синтии казалось искренним:

– Не пьёшь? Вот это да! Довольно неожиданно для девочки из твоего окружения. Хотя, если подумать? – усмехнулась она. – Если подумать, то не так уж и неожиданно. Когда все вокруг трезвинники тянет выпить, а когда все вокруг с утра до вечера лакают виски, логично заделаться трезвенником. Протест он такой протест. Ну, не хочешь спиртного, может быть, сгодится чай?

– Против чая не возражаю.

– Штат прислуги пока набирают, а тех, кого уже наняли я обычно после семи отпускаю по домам. Так что, если не возражаешь, пойдём на кухню и всё сделаем сами.

Я не возражала.

Кухня выглядела одновременно и уютней, и архаичной. Находилась она, насколько я разобралась, в цокольном этаже. Чем ближе к фундаменту, тем меньше нововведений. И тут не нужно быть историком, чтобы невооружённым взглядом рассмотреть остатки сгинувшего в других местах без следа жизненного уклада.

Раньше готовили на открытых очагах, но теперь, слава богу, и здесь стоял ряд новеньких газовых плит.

– Несмотря на то, что восстановительные работы ведутся полгода, и за них щедро платят, реформация коснулась не всего, как видишь, – проговорила Синтия, колдуя над плитой, чайником и заварником. – К свадьбе Альберта планирую завершить всё. Впрочем, можно и по-другому посмотреть на проблему – свадьба Альберта как вишенка на торте, станет венчать воскрешение родового гнезда.

– А я тут при чём?

– Всё-таки спросила? – усмехнулась Синтия. – Ну, я знала, что рано или поздно этим всё равно закончится.

Из буфета она, по-хозяйски, совсем по-человечески достала, одну за другой, вазочки с булочками, конфетами, печеньями и душистым вареньем. Кажется, персики? Или абрикосы?

Интересно, она сейчас сбросила маску или, наоборот, получше её натянула?

Вот на самом деле интересно! Даже приятно, что у Синтии так много лиц. В последнее время люди, как и современные книги – больше идёт примитивный шлак. Нет, они милые, но их содержание становится понятным с третей минуты или третьей страницы. Никакого второго плана, всё на виду и с одной линейной сюжетной линией. Синтия же напоминала шкатулку с секретом. Я подозревала, что на дне она хранит смертельный яд или отравленный кинжал. Но то, что копаться в этой опасной шкатулке было интересно отрицать не имело смысла.

– Твоему присутствию здесь есть две причины.