То ли от действия укола Бейлиша, то ли от шока, но Тирион не мог позже вспомнить первые дни заключения. Его поместили в «одиночку», щедро осыпая ударами, потому бо́льшую часть времени он проводил без сознания. Тюремщики, заключенные, даже случайные гости — всех приводили в небольшой закуток, где валялся карлик, чтобы показать тому все прелести жизни заключенного. Лишь на третьи сутки, когда мужчина, едва живой от голода, жажды и постоянных побоев, вытащил из стены ржавый гвоздь, всё круто изменилось.
Он не хотел жить. Его существование давно уже сводилось к элементарному чувству долга перед семейным делом, и только Санса привнесла в жизнь смысл и яркость. С её смертью огонек, греющий изнутри, потух, лишив Тириона души и оставив лишь оболочку из смеси мяса и костей. Потому, когда очередной истязатель особенно яростно вколачивал тело карлика кулаками в стену, Ланнистер обрадовался нащупанному в трещине гвоздю. Скорее всего, одна из предыдущих «жертв» спрятала его ради самообороны, но это не интересовало Тириона. Балансируя на краю пропасти, падение в которую привело бы его к полному безумию, карлик желал лишь одного: избавления. И, стоило истязателю скрыться за тяжелой дверью, как Ланнистер решительно полоснул по венам острым концом гвоздя.
Казалось, прошла вечность, прежде чем скрипнули петли решетки. Кто-то, матерясь, ворвался в камеру и ударом ноги выбил орудие из дрожащих пальцев мужчины. Сильные руки подхватили его и потащили куда-то. Замелькал белый халат, запястье и всё еще кровоточащую рану на лице, оставленную Бейлишем, словно обожгло огнем. Боль была такой силы, что карлик, не вынеся её, провалился в беспамятство.
Первое, что увидел Тирион, придя в себя, были его собственные забинтованные запястья, лежащие на груди. Голова гудела, и мужчина, застонав, попытался встать, но тело тут же сотряслось от рвотных спазмов.
— Ешь, — велел чей-то голос. Ланнистеру он показался знакомым, но времени на раздумья не было: прямо возле его головы вдруг материализовался поднос с горячей едой. Карлик, сражаясь с болью, перевернулся и совсем не эстетично уткнулся носом в бульон. Сил держать ложку просто не было.
Расправившись с едой и привыкнув к темноте, мужчина взглянул, наконец, на своего сокамерника. Проступили знакомые восточные черты, и Тирион изумленно распахнул глаза.
— Узнал, чёрт бы тебя побрал, — осклабился Оберин, вальяжно развалившись на соседней койке. — Сколько лет мы сотрудничали, столько же не виделись. И я, между прочим, жизнь тебе спас, Бес. Давно ты шаришься по тюрьмам да вены вскрываешь?
Тирион, внезапно почувствовав ослепляющую ярость, прошипел:
— Зачем ты меня вообще спас?! — И, не в силах больше держать это в себе, заговорил: — Мою невесту убили на моих глазах. Её сестру и брата, моего лучшего друга, всех гостей, которые приехали на нашу свадьбу, убили тоже! У меня нет бизнеса, нет ничего, кроме этого чёртова тела, которое еще почему-то не сдохло от боли!
Он не заметил, как начал плакать. Слезы бессилия, отчаяния и боли катились по изуродованному лицу, терялись в отросшей щетине. Ланнистеру казалось, что весь мир разом окрасился в черный цвет, такой же, как и ночь вокруг.
— Думаешь, ты — самый несчастный? — тихо прошептал Оберин, сев на койке и подавшись вперед. — Мою сестру изнасиловали и убили мои враги. Они отыскали её адрес и решили вывести меня из игры. Элия, а следом и её дети, стали жертвами больного ублюдка, подосланного одной богатенькой сволочью по фамилии Болтон. А самое интересное, что муж моей сестры вскоре после этого стал правой рукой этого сукиного сына. Я ушел из бизнеса, желая лишь отомстить, но в итоге один неверный шаг привел меня сюда. Думаешь, ты одинок в своих страданиях? О, нет, карлик. Ты еще не знаешь, как жажда мести сводит с ума.
Тирион невольно отшатнулся, увидев странный блеск в глазах Мартелла. Он и раньше замечал такой, когда в Арье на мгновения просыпалась её надломленность. Сейчас же этот самый взгляд принадлежал Оберину, отражая месть, жажду убийства и внутренний хаос.
— Я заслужил чудовищную репутацию, и здесь меня боятся, — уже спокойнее, хоть и с толикой высокомерия произнес Мартелл. — К сожалению, даже меня долго не пускали на этаж с «одиночками», хоть я и сразу пронюхал про твое появление. И вот, что я тебе скажу: не доверяй Бейлишу. Да-да, знаю, из-за кого ты сюда попал. Он может заставить увидеть тебя то, чего не было, заставить сделать то, что не хочешь делать. Не спеши прощаться с жизнью, иначе угодишь в психушку вместо тюрьмы. А оттуда выход для тебя будет только один — вперед ногами.
Тирион, невесело усмехнувшись, поднял на сокамерника заплывшие глаза.
— Можешь не рассказывать мне о домах для душевнобольных. Это моя любимая тема за завтраком, обедом и ужином.
***
— Ты давно ничего не писала, — улыбнулся Якен, нежно и совсем легко целуя девушку в нос. Та, надув губы, потянулась для нечто большего, но Х’гар, рассмеявшись, отодвинулся.
— Нечестно! Мы с тобой так давно не виделись, а я даже поцеловать тебя не могу!
— Арья… — Имя слетело с губ легким шепотом, и Якен сам невольно вздрогнул — до того соскучился по его звучанию.
— Ну, а кто еще? — юная Старк подозрительно сощурилась. На лице появился игриво-хищный оскал.
Якен наклонился вплотную к горячим губам, которые удивленно и радостно распахнулись навстречу. Отчего-то они не были ни горячими, ни холодными, а поцелуй, все нарастающий, не приносил прежних ощущений. Девушка, будто почувствовав то же самое, отодвинулась назад.
— Арья, не уходи. Прошу, не уходи больше никогда.
Старк озадаченно наклонила голову. Её тонкая ручка потянулась было к лицу Х’гара, но замерла всего в паре дюймов.
— Эй, что с тобой? Я же всегда рядом.
Якен закрыл глаза, силясь почувствовать родной запах, но в нос упорно лез лишь аромат старой кожаной мебели. В их комнате никогда так не пахло.
— Почему ты больше не пишешь? — тихо спросил Х’гар. — Каждый день мы слушали твои стихи, но ты больше не пишешь их.
Ответом ему была тишина. Открыв глаза, Якен обессиленно опустил поднятые руки. Исчезла комната с черно-белыми обоями и пушистым покрывалом на кровати, сгинула Арья, спрятавшись вновь, оставив его одного.
— Опять ушла, снова ушла, — тихо пробормотал Якен, глядя куда-то в пустоту. — Опят ушла, снова ушла, опять ушла, снова ушла, опять…
…Рейегар, стоя за стеклом Гезелла, хмуро уставился на Костяного Лорда.
— Что? — с вызовом воскликнул татуированный мужчина. — Он такой с самого появления у нас. У Оши получается достучаться до того, прежнего Х’гара, но временами он… выпадает. Говорит с кем-то, гладит воздух руками. Знаешь, если Болтону нужен хладнокровный убийца, то этот уже не подойдет.
— Ему нужно принять смерть Арьи, — покачал головой Таргариен. — Пока это происходит эпизодически, но галлюцинации могут и прогрессировать. Мне нужно отвезти его в клинику. Побудет там какое-то время.
— Э, нет, доктор, такого уговора не было. Х’гара отдали нам на полное пользование!
Фиолетовые глаза Рейегара опасно блеснули, и Лорд, прикусив язык, злобно запыхтел.
— Я могу вырезать каждую твою татуировку и выложить на земле плоскую модель твоего тела, — тихо, отчетливо проговаривая слова, ответил врач. — Х’гар может знать об Арье то, что необходимо, потому нам нужен его относительно здравый рассудок. Вам же требуется расчетливый убийца, а не сломленный псих, я верно мыслю?
Костяной Лорд нехотя кивнул и отправился отпирать дверь. Якен, спокойный и похожий на обычного себя, вдруг перевел взгляд на стекло, прямо на то место, где стоял Рейегар. Что-то плескалось во взгляде серо-голубых глаз Х’гара, и это «что-то» даже у Таргариена вызвало мурашки.
***
Бар «Дредфорт», ставший настоящей золотой жилой Рамси, каждый день исхитрялся вмещать в себя немыслимое количество народа. Живая музыка, дорогой алкоголь, танцорши и VIP-статус притягивал видных персон и их кошельки. И сейчас, когда на барной стойке, прилично пьяная, вытанцовывала сама миссис Болтон, купюры так и сыпались ей под ноги. Рамси, лениво наблюдающий за этим со своего места на балкончике, лишь ухмылялся, подмечая, кто из сотрудников кладет деньги себе в карман, а кто норовит засунуть руку под коротенькую юбочку Алейны.
