— Это знак нашего дома. Ну, знаешь, вроде как герб.

Воодушевлённая искренним интересом на лице мужчины, она продолжила:

— Отец подарил это моей матери в день свадьбы. По наследству украшения перешли Кет, старшей сестре, но сегодня она разрешила мне их надеть.

— И что же, к такому чудному комплекту не прилагалось… кольцо?

Лиза по-детски надула губки.

— Вообще-то, прилагалось. Но оно слегка грубоватое, скорее, мужское, да и вообще это перстень-печатка, так что… — Не выдержав, девушка выпалила: — Кет просто зажмотила его! Видите ли, это важный предмет для их общества! И ведь не говорит, что за кружок по интересам. Всё время молчит. Я ей говорю: «Твой муж же всё равно собирается закрывать ваш клуб, ты сама говорила, так зачем теперь нужен перстень?», а она мне…

Странное выражение, на миг мелькнувшее на лице мужчины, заставило Лизу мгновенно прикусить язык. Под пристальным взглядом она не заметила, как разболтала то, что сестра строго-настрого запретила кому-либо говорить.

— Да-да, не останавливайся, — мягко произнёс собеседник, накрыв дрожащую ладонь юной Талли своей. Пальцы уверенно огладили тыльную сторону. — Ты можешь рассказать мне всё.

— Не могу. — Лиза почувствовала непривычный для неё прилив уверенности. — Такие вещи можно доверить только близкому человеку, а я даже имени твоего не знаю!

Мужчина широко улыбнулся и наклонился к своей партнёрше. Мятное дыхание обожгло приоткрывшиеся в ожидании губы Лизы, и та, не выдержав, подалась навстречу. Поцелуй, короткий, но страстный, вскружил и без того затуманенную голову девушки. Когда появилась возможность сделать глоток воздуха, Талли жадно вдохнула, чувствуя, как колотится в груди сердце.

— Я — Петир Бейлиш, — наклонившись к уху своей спутницы, прошептал Визерис и прошёлся носом вдоль шеи, вдыхая чересчур сладкий аромат. — И очень хочу услышать историю о твоих родных и том перстне.

Комментарий к Имя мне — Петир Бейлиш

*(лат.) — “Имя им — легион”

Визерис/Петир здесь предстаёт не как сын Рейлы от Эйриса, а другой женщины от Эйриса, поэтому он не унаследовал таргариеновскую внешность

========== Вспомни ==========

«Some of them want to use you

Some of them want to get used by you

Some of them want to abuse you

Some of them want to be abused»

Eurythmics — Sweet Dreams*

Алейна не знала, как описать то место, в котором она пребывала. Пожалуй, это было нечто среднее между чердаком, заваленным старым хламом и обтянутым паутиной, и средневековой камерой, в которой держали самых отъявленных преступников. Не было ни единого окна или любого другого источника света. Лишь мрак, липкий и отвратительный.

Как описать саму себя, Алейна тоже не знала. У неё не было тела, лишь какие-то висящие на костях лоскуты кожи и отголоски прошлых воспоминаний, которые нынешняя владелица всё ещё прятала в этой чёртовой комнате с табличкой «Бессознательное» на двери. На двери, не имеющей ни ручки, ни замка. Не открыть, не выломать, не выбраться… Поначалу Алейна злилась, затем — хохотала и плакала, а дальше — по кругу. Её списали, как просроченный товар, выгнали из круга света во мрак и, казалось, навсегда уничтожили. Нет, не уничтожили. Просто спрятали, словно самоучитель по игре на гитаре — с еле осознаваемой надеждой, что рано или поздно он понадобится. Она понадобится. И Алейна ждала, не всегда терпеливо, но искренне. Иного ей не оставалось. Раз она до сих пор здесь, значит, всё возможно. Значит, есть шанс вернуть себе юное сильное тело, которое она почти подчинила себе. Ах, эта проклятая любовь! Что ты знаешь о ней, Санса? Ничего. Твоё взросление сопровождало столько боли, что на любовь никак не могло остаться места. А ты, чёртова дура, цепляешься, тянешься к ней, и каждый раз выигрываешь! О, нет, милая, надолго тебя не хватит. Скоро ты столкнёшься с тем, с чем никогда не справлялась. И тогда вспомнишь…

Дверь, скрипнув старыми петлями, открылась ровно настолько, чтобы хрупкая фигура проникла внутрь. Она называла себя Сансой, но Алейна, привыкшая к темноте, отчётливо видела перед собой нечто, напоминающее Салли**. Правая половина девушки была собой — рыжие волосы, синие глаза и лёгкий румянец на гладких щеках. Левая же являла собой то, во что почти удалось превратить тело Алейне: чёрные локоны, спадающие на мертвенно-бледное лицо со следами размазанной туши и алой помады, а в потускневших глазах — пропитавшая всё нутро ненависть. «Левой» Сансе не хватало нескольких кусков в теле — тех самых, что висели на костях Алейны. Раны блестели от крови, но не это приводило заключённую личность в восторг. Две половинки тела соединялись между собой грубой нитью, словно какой-то безумец без малейшего опыта в хирургии решил провести сложнейшую операцию. Или маньяк, сшивающий между собой части своих жертв. Оба варианта нравились Алейне одинаково сильно. Такой ты себя видишь, значит, Санса… Единым человеком, но с чёткой границей между добром и злом. И стоит поддеть нить — она распустится, а твоё сознание развалится на части, безжизненные и никому не нужные. Ты смешна, девочка! Она хотела бросить эти слова в лицо Сансе, но не имела для этого ни голоса, ни сил.

— Ты обязана мне помочь, — произнесла Старк, и два голоса — нежный и низкий с хрипотцой — наполнили комнату. Девушка вздрогнула, удивлённо осмотревшись. Значит, ты понятия не имеешь о том, как выглядишь… Не снаружи, дурочка, а внутри. Прекрасно! Но запомни, я ничем тебе не обязана. Алейна ликовала.

— Мне нужно сбежать от… него. — Санса поднесла ладонь к своим губам, поняв, наконец, откуда идёт звук этого «хора». Трясущиеся пальцы прошлись вдоль линии шва и судорожно ощупали толстую нить. — Боже…

Здесь Бога нет, дурочка, и нечего взывать. Такой ты создала себя сама. Отдала бы тело мне — этого бы не случилось.

Старк привалилась к двери, едва не закрыв её, но за мгновение до катастрофы схватилась левой рукой за край, прищемив несколько ногтей. «Плохая» половина скорчилась от злости, «хорошая» же тихо всхлипнула. Получился смешанный и очень странный звук, который, казалось, отрезвил хозяйку тела.

— Я в западне, и из-за того, что никак не смогла… — Санса запнулась, но всё продолжила тихим голосом, — принять тебя, не в силах дать отпор. Петир или убьёт меня, или навсегда искалечит. Ты знаешь же, он может. Не так, как делал раньше, нет. Он доведёт работу до конца, и даже ты исчезнешь. Нас больше не будет.

Я знаю его лучше тебя, крошка. Все самые страшные воспоминания о дядюшке ты оставила вместе со мной в этой каморке. Поверь, он способен на гораздо более страшные вещи.

— Когда будет нужно, я позову тебя. Ты выйдешь на свет, но и я там буду. Тебе позволено лишь обхитрить Бейлиша и помочь мне выбраться. Потом ты уйдёшь навсегда.

Тебе никогда от меня не избавиться, Санса. Ты боишься узнать всю правду, ведь даже от той жалкой части, что ты позволила себе осознать, тебя тошнит.

***

Когда она очнулась, ужас, сковавший всё тело при столкновении с Петиром, не шёл ни в какое сравнение с отвращением, пробудившимся сейчас. Причиной тому послужила картина, открывшаяся затуманенному взору Сансы: «мастерская» Рамси, где он издевался над своими «собачками», её собственное обнажённое тело, стянутое ремнями, и язык Бейлиша, скользящий по выпирающим рёбрам девушки. От мысли о том, что ещё он успел сделать с ней в этой комнате, вызвало рвотный позыв. От судороги тело Сансы дёрнулось, и Петир, оторвавшись от своего занятия, широко улыбнулся.

— Ты очнулась! Хорошо. Я как раз заканчивал изучать почти забытые мною линии…

И, не прекращая скалиться, он подул на грудь «племянницы». Грубые обожжённые пальцы бесцеремонно обхватили подбородок брыкающейся девушки и зажали словно в тисках.

— Смотри на меня, Санса, — ледяным тоном приказал Бейлиш. В эту минуту он как никогда походил на безумного фанатика, проводящего одному ему понятный ритуал. И этот каменный стол с кучей ремней лишь усиливал впечатление.