– Ох, сиротушка ты мой! Родители твои непутёвые! Только о себе и думали. Им только бы пить да гулять… Что же из тебя вырастет? Кому ты нужен, мой маленький?

Она кормила внучка клубникой. Поила молоком, которое покупала на ещё сохранившейся после развала совхоза ферме. И хотела оставить его жить у себя. Нужно было только поговорить с Галкой. И сейчас вот поговорили.

– Дочка, отдай мне Ванюшку. Я его и в садик буду водить. И поить-кормить. И подлечу, если захворает. Мы со стариком пенсионеры – что нам станется…

Галка закурила длинную тонкую сигаретку, закинула ногу на ногу в модных прозрачных чулках, подчёркивающих её длинные сексуальные ножки. Раздумывала.

– Ну это пока маленький… А в школу пойдёт – кто с ним будет нянькаться? Ты, старая? Сил нет уже. Угрохала себя на своих кирпичах. Дед твой вообще лопата. Давай лучше Ванюшку отдадим куда-нибудь?

– Куда ж мы его отдадим-то?

– А хоть в школу какую специальную или в детский дом…

– Так ему только четвёртый год, а ты его уже в детдом определяешь?

– Так отца-то у него нету. Кормильца-то он потерял. Пенсию назначат. Он имеет право…

Галку ждал Толян. Она торопилась поскорее закончить этот нудный разговор. Дед, сожитель матери, был пришлый – так, старичок под бочок, с ним здесь не считались.

Он вечно пропадал где-то в огороде и делал всё, что старуха прикажет. А старухе было только пятьдесят шесть лет. Всю жизнь она проработала на местном кирпичном заводе. Надышалась на обжигах досыта. Появилась одышка. Заскакало давление. Поднялся сахар. Пенсия была для неё финишной ленточкой, за которой начиналась жизнь. Поэтому она и деда нашла. Чтобы сподручнее было с хозяйством управляться. Галкиного отца-алкоголика похоронили лет десять назад.

Решили-таки с Галкой, что на первое время Ванюшка останется у бабушки, а там поглядят.

Галка родила Ванюшку в шестнадцать лет. Теперь ей шло к двадцати. Самое время тратить молодость. Ловить за хвост удачу. Гулять и веселиться. А тут какой-то Ванюшка-Чефанэ! Да с глаз его долой! И жизнь – по новой!

Но жить по новой не получалось. Всё как-то пьянка да загул. Толян воровал по дачам новых русских буржуев, понастроившихся здесь в неимоверных количествах на бывших и нынешних совхозных полях. Дач-то понастроили. А вот охранять их не научились толком. Толян разводил их как лохов. Тащил, что попадётся на глаза. То телевизор приволочёт. То денег Галке принесёт в кошельке. А то и брильянтик какой задарит. А сам вроде как подрабатывал у них. Сделает рожу попроще и спрашивает – нет ли работы. Поработает денёк-другой. Затарится и на соседние дачи перебегает. Расплачивалась с ним Галка натурой. Чем ещё было? Нигде не работала.

Посадили Толяна не вовремя, в год, когда Ванюшке исполнилось семь лет и надо было его отправлять в школу. Сунул Толян было Галке пачку денег в газетке.

– Береги. Пришкерил от гадов… Завтра придут за мной. Я ментам на лапу дал, чтоб к тебе на ночку пустили…

Менты наутро деньги у неё отобрали и пригрозили, что если раскроет рот, то пойдёт по кругу, а потом вслед за своим любовничком трудиться на благо родного государства. Тыщи даже не бросили. И осталась она с пустыми руками в пустой квартире.

А к сентябрю надо было как-то собирать Чефанэ в первый класс. Их даже уже и на собрание родительское приглашали. Бабка сходила. И список составила, чего надо купить. Пришлось на её и на дедову пенсию всё покупать.

Держа в руках пёстрый букетик астрочек, нарезанных дедом в огороде, Ванюшка пошёл в свой первый класс в сопровождении бабушки.

Мать перед этим познакомилась на станции с командировочным сварщиком Богданом, приехавшим трудиться на кирпичный завод с Украины, и загуляла с ним. Сварщики, она знала, неплохо зарабатывают.

Путалась с ним до первых холодов, а потом вытащила из тесной общаги на свою дежурную софу. Богдан варил на заводе арматуру и щиты, подхалтуривал в гаражах – по мелочовке газовой сваркой, – и деньги у них завелись.

Водку Богдан не пил. Он любил пиво. Возьмёт домой вечерком ящичек и льёт в себя, сидя перед телевизором. Живот накачивает. Стало на третий год Галке с ним тяжело. Дело было к Толянову возвращению.

В выходной сидели с Богданом в квартире. Тот по обыкновению глотал пиво – она потихонечку попивала водочку, чтобы он не заметил, и держала в руках бутылку с будто бы начатым пивом.

– Слышь, родной, а тебе не надоело у меня жить?

Богдан смотрел футбол и не отвлекался. Сделал вид, будто не расслышал.

– Глухой, что ли? К тебе обращаюсь! Вали давай отсюда! Достал уже бухать у меня!

– Галю, а чтой-то ты на мене така зла? – не отрываясь от экрана, сказал Богдан. – Давай, Галю, завалю, да полюбимся с тобой?

– Полюбится он! Полюбился уже! Залетела я от тебя, урод! Теперь куда мне с пузом? На выставке лебедей в Большом театре балеты скакать? Вали, говорю, из моего дому!

Богдан приподнялся в кресле и удивлённо вскинул брови.

– Это когда ж ты успела, Галю? Всё вроде было по-тихому?

– Успела! Вали или денег давай на врачей!

– А сколько денег?

– Полтинник давай!

– Сколько?

– Пятьдесят тысяч!

Это она, конечно, загнула. Но знала, что буквально позавчера Богдан резал внеурочно разбитый «КамАЗ», и ему хорошо заплатили.

– Полтинник много. Стока не дам. Двадцать. И ухожу.

Так и договорились. Богдан тихо вернулся в свою общагу. Галка выбросила из квартиры все пивные бутылки. Вымыла полы. Боялась, что придет Толян, а у неё бардак.

Толян, однако, возвращаться не торопился. Застрял где-то на периферии. Видно, дельце какое затеял. И Галка решилась поехать к матери – проведать сынишку. Про беременность она, само собой, соврала.

Ванюшка обнимал маму, сидя у неё на коленях. Мамочка пахла духами, сигаретами и ещё чем-то загадочным. Так пахнет только мама. Это был только её чудный и родной запах. У бабушки с дедом такого запаха не было. Бабка пахла лекарствами. Дед – чем-то кислым. Ванюшка прятался к мамке под руку, ластился, чувствовал её тепло.

– Мам, а ты к нам надолго приехала? У меня новая машинка. Хочешь, покажу, как ездит? Это мне дед купил!

– Ну, покажи.

Пока Чефанэ бегал за машинкой, Галка достала из сумки водку – налила себе в пластмассовый раскладной стаканчик и быстро выпила, занюхивая рукавом и оглядываясь, не увидел ли кто.

Ванюшка прибежал с машинкой. Они сидели в саду под яблонями. Машинка зажужжала и покатилась вниз по дорожке. Ванюшка управлял ею с помощью пульта с антенной. Глаза светились счастьем. Машинка. Мама. Лето. Как хорошо жить на свете!

– Ванёк, а тебе не надоело у бабушки жить? Может, ко мне после каникул поедешь? Я соскучилась! И до школы тебе от дома пять шагов. Тяжело, поди, с дачи в школу и обратно все время мотаться?

– Хорошо, мамуль, я поеду к тебе. А ты будешь со мной жить?

– Куда я денусь – конечно, буду!

Под слёзы бабушки и молчаливое отсутствие старика-помощничка собирали его в посёлок к началу сентября. Сто раз во время этих сборов пожалела Галка о своих словах, но обещала ведь сыну. И надо было как-то исполнять родительский долг.

Вернулся Толян. Загудел на кухне запоями. Но не выгонишь же его? Раз пьёт, значит, есть деньги.

Пока дядя Толян бухал, Ванюшка делал уроки в подъезде за дверью на батарее. Старался не запачкать учебники и не помять школьную форму. И чтобы учителя, не дай бог, не заметили чего, всегда приходил в школу в числе первых. Но всё равно спалили парня педагоги.

– Иван, передай матери, пусть заглянет ко мне на досуге. Мне надо с ней переговорить, – сказала учительница Карине Ашотовна. И сделала соответствующую запись в его дневнике.

Мама шла к ней недели три.

– У вас ко мне вопросы? – Галка всё хорохорилась, хотя сидела за партой перед учительницей как взъерошенный воробей.

– Скажите, Галина Петровна, а где ваш сын делает домашние задания и есть ли у него другой школьный костюм?

– Все есть у него. Задание делает дома.