Лея… Это вопрос не только политики, но и эмоций. Они, по крайней мере отчасти, предали друг друга. И от этого у Мон сжимается сердце.

– Вам нужно сосредоточиться на решении какой-то определенной проблемы, – говорит Окси. – И одна из таких проблем – преступность. Там, откуда уходит Империя, пышным цветом начинает цвести криминал. Преступные синдикаты борются за влияние. Можно сделать ставку на борьбу с преступностью, стать кандидатом, который выступает за закон и порядок, но не тяготеет к автократии. Или в очередной раз поднять вопрос о Кашиике, чтобы вновь привлечь на свою сторону Лею…

И тут, как по сигналу…

В дверь просовывается голова одного из протокольных дроидов Канцлера. Металлическое лицо покрывает белая матовая эмаль.

– Канцлер, – произносит дроид R-K77 с отчетливым чандрильским акцентом, – вас срочно просят о встрече.

«Ну конечно. Каждый хочет немедленного исполнения своих желаний».

– Кто?

– Принцесса Лея Органа из Алдераанского сектора.

«Наверное, у нее уши горят».

– Она сказала зачем? – спрашивает Мон.

– Нет, Канцлер, – отвечает дроид. – Сказала лишь, что это крайне важно. И просила назвать вам код К-один-ноль.

Это код Альянса повстанцев: «Выйти из боя и перегруппироваться». Последний раз они пользовались этим кодом, когда получили сигнал с Хота, после того как Империя атаковала их базу.

– Ответь ей, что я скоро буду.

Теммин сидит на мягкой кушетке. Синджир расхаживает перед ним.

– С ней все будет в порядке, – говорит Синджир Теммину. – Джес вместе с твоей матерью, а каждая из них покруче нас с тобой, вместе взятых, парень. Тебе совершенно не стоит беспокоиться. Они отлично справятся. Вот увидишь – они голыми руками сбросят Империю с небес на землю. Я за них вообще не волнуюсь и тебе не советую.

Синджир лжет, и мальчишка это понимает. Обычно бывший имперец прячет свои чувства за непроницаемой маской, полной высокомерного презрения. Но теперь в маске появилась трещина, сквозь которую просачивается тревога. В каждом его слове чувствуется дрожь от страха, каждый слог – словно прикосновение к оголенному нерву.

Только теперь Теммин начинает понимать, что представляет собой помещение, где они расположились. Это детская – или зачаток таковой. Парень уже минут десять неосознанно таращился на округлый яйцевидный предмет у дальней стены, но только теперь до него доходит, что перед ним колыбель, которой предстоит окружить заботой будущего ребенка. Над ней голографический проектор, готовый демонстрировать успокаивающие картинки и звуки – накатывающийся на берег океан или полог дождевого леса.

Теммин знает, что ребенка принцессы Леи ждет хорошая – нет, даже лучшая в мире – жизнь. Крепкая семья, любящие отец и мать…

Он не помнит своего младенчества, но помнит, как нашел в кладовой свою старую колыбель, после того как схватили отца, а мать улетела к повстанцам. Его колыбель была сделана в старинном акивском стиле – сетчатые бока, темное дерево, кривые перекладины снизу, чтобы можно было покачивать ее туда-сюда. Сверху тоже сетка, чтобы не подпускать полчища мух йа-йа, появлявшихся после каждой грозы.

Мух йа-йа здесь нет. Как и старой скрипучей колыбели.

И мамы Норры тоже нет.

– Мы должны за ней вернуться, – цедит он сквозь зубы. Прошло уже восемь часов. Целых восемь часов с тех пор, как мама, Джес и Костик отправились к Джакку. Восемь часов с тех пор, как «Мотылек» прыгнул в гиперпространство, едва разминувшись с торпедой. За восемь часов могло случиться что угодно. Империя могла их сбить или взять в плен. А может, они погибли при ударе. Теммин закусывает губу и чувствует вкус крови.

– Вернемся, – отвечает Синджир. – Что-нибудь придумаем.

Но вместе с тревогой Теммин слышит в голосе друга и сомнение. Он уже готов заявить об этом вслух, когда дверь открывается и появляется знакомое лицо – Хан Соло, муж Леи, капитан знаменитого «Сокола Тысячелетия». Не так давно Лея наняла их команду для поисков Соло. Они действительно его нашли и в итоге помогли контрабандисту отыскать на Кашиике его второго пилота Чубакку.

В каждой руке Соло держит по фрукту. Предложив один Синджиру, он бросает второй Теммину. Парень едва успевает его схватить.

– Это джоганы, – смущенно говорит Хан. – Я… э… купил целую кучу, так что все в порядке. Ешьте. По-моему, Лея их не слишком жалует. – Похоже, подобные мгновения, когда приходится проявлять реальные чувства, приводят контрабандиста в замешательство. В этом смысле он чем-то похож на Синджира – по большей части он прячется за стеной хвастливого самомнения и напыщенной гордости. – Что-то видок у вас неважный. Если чего нужно, могу попросить дроида…

– Мне нужно вернуть мою мать, – вскочив на ноги, бросает Теммин прямо в лицо Соло. – Мне нужно, чтобы ты отвез нас обратно на Джакку. Ну давай же, полетели. Возьмем «Сокол» и рванем туда, паля из всех стволов…

– Эй, парень, остынь чуток. Я, конечно, везучий, но не настолько. Если мы помчимся туда сломя голову – мы все трупы. Если «Сокол» станет нашим гробом, это не принесет твоей маме ничего хорошего.

– То есть лучше, если та планета станет ее могилой?

Хан шевелит губами, будто хочет что-то сказать, но его мозг не в силах подобрать нужные слова.

– У меня скоро прибавление в семействе. К тому же есть определенная процедура…

– Процедура? – невесело смеется Теммин. – Где была твоя любовь к процедурам, когда ты понесся спасать Кашиик? Когда Чубакка попал в плен? И если не ошибаюсь, мы с мамой и все остальные с радостью были готовы послать Новую Республику куда подальше, когда пришлось проворачивать то, что ты задумал.

Контрабандист кривится, словно собираясь разозлиться, но внезапно говорит:

– Что ж, если ты так хочешь – ладно. Хан Соло платит по долгам.

– Мы немало потрудились, помогая тебе, но сомневаюсь, что ты ценишь… погоди, что? – Парнишка удивленно моргает. – Что ты только что сказал?

– Я сказал, что ты прав, – понизив голос, отвечает Хан. – Я перед тобой в долгу. И… Лея меня убьет, но «Сокол» – самый быстрый корабль из всех, что я знаю, так что, может быть, если мы проскочим блокаду над той планетой, нас даже не заметят. Возможно, я сумею спуститься на Джакку – разве что наш хвост лишится пары перышек, но ничего такого, что нельзя было бы подлатать мотком изоленты. «Сокол» повидал и не такое. Если бы только со мной был Чуи…

– Ты серьезно?

– Парень, на такие темы я не шучу.

Сердце Теммина радостно подпрыгивает, но столь же быстро возвращается на место.

– Тебе нельзя.

– Никто не вправе указывать Хану Соло, что ему можно, а что нельзя.

– Ты скоро станешь отцом. Я не могу… Ты не можешь.

«Ребенку ведь нужен отец, разве не так?»

На лице Соло разыгрывается целая битва, настоящая война – как будто он понимает, что Теммин прав, но вместе с тем осознает, чего на самом деле хочет, и ему никуда от этого не деться.

– Лея поймет. Она такая же, как я, она следует зову…

Но что бы ни собирался пообещать или предложить Хан, он не успевает об этом сказать – в комнату в сопровождении Канцлера входит принцесса Лея. При виде их у всех перехватывает дыхание – даже бесшабашный контрабандист Соло кажется маленьким и смиренным в их тени.

Следом угрожают зайти сенатские гвардейцы, но Канцлер останавливает их, отрывисто покачав головой:

– Нет. Мы будем одни.

Хан первым проявляет инициативу и выходит из комнаты, отпихивая охранников в сторону. По пути он дотрагивается до руки Леи, слегка задержав на ней свои пальцы, и Теммин вспоминает, что точно так же вели себя его родители, – как же давно это было.

Мон Мотма закрывает дверь за контрабандистом и охранниками.

Лицо Канцлера производит странное впечатление. Теммин не может понять, что же означает это выражение. Страх в глазах? Но при этом – натянутая улыбка?

– Здравствуй, Теммин Уэксли, – говорит она. – Прости, что я сразу перейду к делу, но время не терпит. Мне нужно знать, что ты видел над Джакку. Расскажи мне то же, что говорил Лее.