– Ты готова? – спросила Фрэнки.

– Да.

Фрэнки нажала кнопку на пульте управления, и изображение на экране переключилось на другую череду образов. Она сама сняла этот видеоряд в Заливе, неподалеку от моста Сан-Матео, с приглашенными актерами в каяке. В кадрах были волны и вода. Обтянутые перчатками руки, сжимающие весло, и утлое суденышко, скользящее по бескрайней глади. Погода стояла великолепная, в голубом небе ярко светило солнце. Играла музыка – та же, что звучала из динамиков над головой. Та же, что Фрэнки включала на всех сеансах с Джиллиан. Эта музыка обладала властью над сознанием.

– Расскажи мне о том дне, – сказала она девочке.

Джиллиан приступила к рассказу. Точно так же, как десять раз до этого, она во всех подробностях описывала их с матерью поездку. В первый раз, несколько недель назад, эмоциональная травма стала проявляться у нее, когда Фрэнки сфокусировала внимание девочки исключительно на расслабляющих образах воды. В следующий раз, через неделю, она позволила Джиллиан вспомнить случившееся, но вынудила ее поверить в то, что мать оказалась рядом практически сразу и выровняла лодку. Никакой опасности не было.

Сейчас же ей хотелось полностью отделить Джиллиан от случившегося. Это был последний этап лечения, разработанного ею для девочки.

– Меня несет течением, – дрожащим голосом произнесла Джиллиан. – Откуда оно взялось? Я не могу управлять лодкой.

– Не беспокойся. Все ты можешь.

– Нет, она переворачивается… Мне страшно. Я не могу выбраться. Мама!

– Это не ты, Джиллиан, – сказала ей Фрэнки. – Это кто-то другой.

– Я ухожу под воду!

– Нет, это не ты. Присмотрись внимательнее. Рядом еще один каяк. Видишь его? Вот та девушка в беде, а ты в безопасности.

Фрэнки указала на экран, где девушка в каяке гребла веслом. Врач создала абсолютно другую версию случившегося, и Джиллиан предстояло увидеть ее и запомнить. Другой каяк – вымышленный – сильно раскачивался на волнах. Над ним нависал мост Сан-Матео, высокий и серебристый.

– Видишь? Это не ты, Джиллиан. Это кто-то другой. С тобой всё в порядке. Ты отлично удерживаешь лодку.

– Она перевернется!

– Да, но твоя мама успеет помочь ей.

– Я вижу ее!

– Да, она на месте. Помогает. Всё в порядке. Видишь, лодка выправилась, и девушка сидит спокойно.

– Да.

– Теперь все в безопасности.

– У всех всё в порядке, – сказала девочка.

– И у тебя всё в порядке, правда, Джиллиан?

– У меня всё в порядке.

– Отлично. Давай-ка ты расслабишься на несколько минут, а потом мы всё повторим.

– Конечно.

В течение следующего часа они повторили воспоминание четыре раза. На третий раз Фрэнки уже не было надобности делать подсказки. Джиллиан рассказала историю от начала до конца, и ее уже не мучил страх перед тем, что каяк перевернется. Она уверенно управляла лодкой. А вот у другого каякера лодка перевернулась, девушка на короткое мгновение оказалась в воде, но мама Джиллиан успела прийти на помощь.

Теперь все это стало ее реальностью. Ее воспоминанием.

Для Фрэнки ужасная ирония состояла в том, что ее пациенты забывали прошлое, а она хранила все их тайны в своей голове. Она все еще ощущала панику Джиллиан, когда девочка задыхалась под водой. Одной мысли об этом было достаточно, чтобы почувствовать тяжесть в груди и желание глотнуть воздуха. Так происходило с каждым пациентом, будь то солдат или ребенок. Она слышала вой каждой бомбы, видела вывалившиеся кишки каждой жертвы, сжималась от прикосновения каждого негодяя. Создавалось впечатление, будто все их воспоминания перешли к ней.

Когда сеанс закончился, Фрэнки оставила Джиллиан в лечебном кабинете, чтобы та поспала, прежде чем выводить ее из гипноза. Она оставила музыку, а на экране включила видеоряд с цветами. Снаружи ждала мать девочки. На ее лице отражалась тревога, в глазах застыл вопрос. Фрэнки улыбнулась.

– Кажется, получилось, – сказала она. – Скоро узнаем.

Десять минут спустя Фрэнки через громкоговоритель разбудила девочку. Полностью придя в себя, та вышла из кабинета, потянулась, зевнула и радостно посмотрела на мать.

– Привет, – сказала Джиллиан. – Давно ждешь?

– Нет, всего чуть-чуть, – ответила женщина и, встав, обняла дочь.

– Джиллиан, хочешь пить? – спросила Фрэнки. – Я тут налила тебе воды.

Она указала на стакан с водой, стоявший на стеллаже возле двери. Заметила, как мать девочки затаила дыхание и напряглась. Джиллиан перевела взгляд на стакан. И дернула головой. Потом сделала глубокий вздох – и замешательство исчезло, как легкое облачко.

Она расслабилась и улыбнулась, очаровательно сморщив веснушчатый носик.

– Ой, спасибо. Пить ужасно хочется.

Джиллиан взяла стакан и выпила его до дна.

– Просто не верится, что Бринн больше нет, – не в первый раз проговорил Габриэль Техада.

Фрост и юрист из Саусалито стояли в конце Джонсон-стрит, недалеко от причала, возле которого покачивались парусные суда. Вдали виднелись коричневые холмы Тибурона. В этом небольшом ответвлении рая, находившемся к северу от Золотых Ворот, жили только те, у кого денег было больше, чем у бога. Даже богу было не по средствам купить здесь жилье с этими великолепными видами.

– Сочувствую вашей утрате, – сказал Фрост. Он ненавидел эту фразу. Банальность, но сказать больше нечего.

– А родители Бринн знают?

– Да, я вчера говорил с ними.

Нет на свете худшей обязанности, чем среди ночи будить родителей и рассказывать им о смерти дочери. Фрост знал это лучше кого-либо. Мать и отец Бринн Лэнсинг обезумели от горя – так всегда бывает с родителями. Никаких объяснений для них у него не было. Ничего более-менее вразумительного. Еще вчера с твоей дочерью все было в порядке – и вот она камнем падает с Оклендского моста…

– Я любил ее, – сказал Техада. – Я ей еще не признался, но любил.

Приятель Бринн облокотился на деревянные перила и устремил взгляд в воду. Волны бились о пирс. Легкий бриз поигрывал такелажем, создавая постоянный мелодичный фон.

Техада был крупным мужчиной, широкоплечим, атлетического сложения. Фрост тоже был не маленький, ростом пять футов и одиннадцать дюймов, но Габриэль возвышался над ним на целых четыре дюйма. Его костюм-тройка был довольно необычной одеждой для Калифорнии, даже для юриста. Медного цвета кожа блестела на солнце. Облик дополнялся торчащим носом и черными, как вороново крыло, волосами, смазанными бриллиантином. Он не расплакался, когда узнал о смерти Бринн, но Фрост по его лицу видел, что им владеет глубокая печаль.

– Как давно вы знакомы с Бринн? – спросил он.

– Около четырех месяцев. Мы познакомились незадолго до Рождества. Между нами будто проскочила искра. Я прежде никогда не испытывал ничего подобного. Никто не знает, как сложатся отношения, но с ней я был уверен, что у нас есть будущее. Я просто не могу поверить в то, что Бринн покончила с собой. Кто угодно, только не она.

– Все это не выглядит обычным самоубийством, – сказал Фрост. – У нее случился психологический срыв.

Техада покачал головой.

– Все это какая-то бессмыслица. Бринн любила жизнь. Я никогда не видел, чтобы она впадала в скрытую, глубоко запрятанную депрессию. Едва ли на свете существовала более уравновешенная женщина.

– Когда вы в последний раз виделись с Бринн? – спросил Фрост.

Техада повернулся спиной к гавани и лицом к забитой толпами туристов главной улице приморского городка. Сунув руки в карманы, он задумчиво нахмурился.

– Четыре дня назад. Она осталась у меня.

– А после этого вы с ней разговаривали?

– Два дня она не отвечала на мои звонки и сообщения. Я уже было решил, что она отшила меня. Я подумывал о том, чтобы она переехала ко мне, и опасался, что она пока что не готова к этому шагу. А вчера Бринн вдруг написала мне сообщение и сказала, что все отлично. Мы планировали уехать на выходные.

– Она не говорила, что в ее жизни происходит нечто необычное? Не упоминала какую-нибудь проблему?