> С точки зрения психолога, это поколение травматиков. Они обладают исключительными навыками выживания в экстремальных условиях, демонстрируют чудеса экономии, замечательно умеют работать, но совершенно не умеют отдыхать, заботиться о себе и – обращаться с деньгами. И детям они передавали соответственные навыки: как готовить оладьи из картофельных очистков (фирменное блюдо моей бабушки), как перешивать одно пальто тридцать лет подряд, а под конец сшить из него одеяло на дачу, как выращивать овощи на почвах, в принципе для этого не пригодных. И самое главное: никогда ничего не выбрасывать. Ни единой нитки, ни одного ржавого гвоздика, потому что никто не знает, что будет завтра.
> С другой стороны, опыт того поколения – это и самозабвенное служение Делу, верность друзьям, умение радоваться каждому дню, привычка к самообразованию, сознательное приобщение к культуре. Еще одна особенность – привычка во всем полагаться на государство, потому что, с одной стороны, от тебя ничего не зависит, а с другой… от тебя опять ничего не зависит. Сейчас многие из них живут на мизерную пенсию, но в больших дорогущих квартирах, да еще и «второй дом» – дача – имеется. Они могут бесконечно жаловаться на правительство, время, современную молодежь, даже не пытаясь что-то изменить в своей жизни. Как будто они не взрослые, умудренные опытом люди, а все те же дети.
Наши родители
> Их принято называть «шестидесятниками», их герой – недотепа Шурик или молодой красавец Михалков-Коля, весело и победительно шагавший по Москве. «Фантастика-романтика», диссидентство, КСП, потом застой, БАМ, дефицит всего, стабильность и предсказуемость, обернувшаяся колоссальными потрясениями. В их мире деньги были у барыг и фарцовщиков, приличные люди работали или «за интерес» – это если ученый и разрабатываешь свою тему, или потому, что не работать было нельзя. А на зарплате это никак не сказывалось: «мы делаем вид, что работаем, вы делаете вид, что платите». Будь ты семи пядей во лбу или точи день-деньской карандаши и вяжи на рабочем месте – на зарплате это никак не скажется. Сто двадцать рублей получал любой специалист с высшим образованием. Хотя, согласитесь, ведущий инженер на производстве и просиживающий штаны в конторе тоже инженер – это разные вещи.
> Вся их энергия, способности, таланты реализовывались совсем в других сферах: радиоинженеры сочиняли музыку (физики, химики, биологи – весь цвет нашей бардовской культуры), экономисты ходили в походы по горным рекам, врачи тренировали сборные КВН и писали сатирические монологи. Такое впечатление, что вся интеллигентная публика занималась не своим делом. Не случайно, я думаю, одним из главных романов того времени стало «Путешествие дилетантов» Булата Окуджавы. Они все были чудесными дилетантами в жизни.
> Перестройка пришлась на их зрелый возраст – и они в массе своей оказались совершенно не готовыми к новым экономическим отношениям, особенно мужчины с высшим образованием. Наши мамы как-то подхватились, стали искать пути и решения, открывать собственные крошечные бизнесы по пошиву штор, выпеканию «фирменных» пирожных, «челночить», в конце концов. А папы могли уйти в депрессию, гордо сказать: «Я выше всего этого» – и залечь на диван лет на пять, или до последнего не уходить с тонущего корабля НИИ-чего-то-там, хотя зарплату перестали платить полгода назад.
> А были и другие, те, кто в советское время балансировал на грани фола, подфарцовывая, организуя тайные цеха или, более законный вариант, устраиваясь на несколько работ сразу. Для них перестройка стала практически открывшимися вратами в рай. Миллионы наживались и терялись в течение месяца. Покупались и продавались квартиры, машины были исключительно бронированные джипы. Впервые стало можно выехать за границу, от возможностей кружилась голова.
У меня есть знакомый инженер, у которого в какой-то момент было восемнадцать предприятий в собственности. Самых разных направлений: от магазинов по продаже всего до небольшого пивного заводика, включая, кажется, станцию космической связи (зря, что ли, высшее радиофизическое образование получал?). Он потерял все после кризиса 98-го года и вернулся на родное предприятие. Зато инфаркт сорокалетних его миновал.
> Их детям сейчас от тридцати пяти до сорока пяти лет. Это мы и есть – те, к кому я обращаюсь в книге. Молодые и не очень родители современных детей, с очень разным жизненным опытом, с различными представлениями о том, «что такое хорошо и что такое плохо». Общее у нас то, что мы живем в это время, в этой стране и растим детей. И заботимся об их будущем.
> У нас тоже есть свой опыт, мы мирно прорастали мохом при советской власти (условно «безденежное время»), переплыли через голод и холод перестроечного хаоса, влетели в бандитские девяностые, закачались в спокойных волнах «стабильных нулевых». Сейчас мы оказались в довольно странном состоянии «почти-холодной-войны» со всеми, но, как и предыдущие исторические периоды, и это пройдет.
Резюме
В нашей стране отношение к деньгам, богатству, собственности всегда было неоднозначным. Общественное мнение по этому вопросу весьма противоречиво: «От трудов праведных не построишь палат каменных» – «Без труда не вытянешь и рыбку из пруда». Выбирайте, что вам больше по вкусу. То же и с национальным символом: Емеля, шантажист и бездельник, – или Василиса Прекрасная, работящая, мудрая и отважная. С мужскими персонажами, добивающимися всего собственными усилиями, вообще полный провал.
Глава вторая, в которой мы с удивлением обнаруживаем связь между приучением к опрятности и получением денег и с умилением смотрим на малышей двух-пяти лет
Несвоевременная высадка
на горшок не может служить
оправданием неудавшейся жизни.
И. Бродский
> Как ни удивительно, но тему взаимоотношений малышей двух-пяти лет и денег придется начать с приучения к горшку. В психоаналитической традиции этот возрастной период называется «анальным» и имеет метафорическую связь с такими идеями, как: накопление, имущество, жадность-щедрость, творчество, способность отдавать. Говорят об «анальном типе личности», когда хотят описать человека мелочного, скупого, болезненно аккуратного. Или наоборот: неряшливый, обжора, мот, транжира – это тот же тип, но с другим знаком.
> Для двухлетнего малыша акт дефекации – первое, что он может контролировать. И очень быстро обнаруживается, что такая в общем-то примитивная вещь имеет колоссальное значение для взрослых. В зависимости от семейных установок мама/бабушка/все могут:
a. бурно радоваться, когда малыш «сходил на горшок»;
b. так же бурно негодовать, если он сделал все то же самое, но не на горшок;
c. сообщать всем встречным-поперечным, что «деть» овладел этим сложным искусством: «Сам все делает в горшок»;
d. очень-очень тревожиться, если ожидаемое событие не случается уже несколько дней.
Я помню, как мой телефонный разговор с коллегой был прерван ликующим воплем трехлетней Насти: «Скажи, что я сегодня покакала!!!»
> (Кстати, обратите внимание, как много эвфемизмов существует для определения этой базовой физиологической функции.)
> Мой собственный опыт говорит, что меньше всего проблем с горшком бывает у молодых родителей, которые просто не знакомы с социальными нормами и ожиданиями на этот счет. Они делают так, как подсказывает им интуиция и элементарное чувство комфорта.
Моя старшая дочь родилась в июле, когда и у нас дома, и в роддоме горячая вода была отключена. Это обстоятельство, а также тот факт, что нам выдавали по пять (!) пеленок на день, вынудило меня «высаживать» новорожденного младенца над раковиной, когда мне казалось, что она беспокоится. Из роддома мы пришли с полностью сформированным навыком (моим). Одноразовых подгузников тогда не существовало. Когда родились младшие, я приучала их к горшку с рождения уже автоматически, как к должному. При этом необходимо помнить, что в норме ребенок в состоянии отслеживать позывы к мочеиспусканию где-то в промежутке от девяти до двенадцати месяцев, а сознательно «ходить по-большому» – ближе к двум с половиной годам. Так что можно никуда не торопиться, а сразу начинать в два с половиной года. Гарантирую: научится за два дня.
